Неточные совпадения
— Павел ничего! Здоров. Он вроде старосты у нас там. С
начальством разговаривает и вообще — командует. Его
уважают…
Он был прям в отношениях с
начальством, но
начальство уважало его.
Он пользовался общей любовью всего Дона, ученики чуть не молились на него,
начальство уважало его за знания и за исключительную честность, но невзлюбил его наказной атаман Святополк-Мирский, присланный на эту должность из Петербурга.
Этих как-то невольно
уважали; они же, с своей стороны, хотя часто и очень ревнивы были к своей славе, но вообще старались не быть другим в тягость, в пустые ругательства не вступали, вели себя с необыкновенным достоинством, были рассудительны и почти всегда послушны
начальству — не из принципа послушания, не из сознания обязанностей, а так, как будто по какому-то контракту, сознав взаимные выгоды.
— И прекрасно, что он
начальство уважает, и прекрасно! Ну, мы господ министров всех рядом под низок. Давай? Это кто такой? Горчаков. Канцлер, чудесно! Он нам Россию отстоял! Ну, молодец, что отстоял, — давай мы его за то первого и повесим. А это кто? ба! ба! ба!
А мужики больше вздыхают: очень-де трудно жить на земле этой; бог — не любит,
начальство — не
уважает, попы — ничему не учат, самим учиться — охоты нет, и никак невозможно понять, на что мы родились и какое удовольствие в Тупом Углу жить?
— Образ мыслей здесь самый, вашество, благонамеренный, — отвечал полковник, — и если б только
начальство уважило мое ходатайство о высылке отставного поручика Шишкина, то смело могу сказать…
С дворниками не ссорьтесь, ибо
начальство уважать надо.
— Покойный отец князя был человек почтенный; сколько тоже ни было здесь высшего
начальства, все его
уважали.
— Убили… Иваныча убили… сорок восемь серебром… убили… приказываю… спасибо, Иваныч,
начальство уважаете! Иваныч, убили…
— Ишь, анафема! перед
начальством выслужиться захотел, а мы через это пропадать должны! А ну-тко-то, братцы,
уважим его!
Квач (добродушно). Ничего, я привык! Я уже двадцать три года служу… И совсем не как собака!
Начальство меня
уважает. Орден обещали! Теперь дадут!
И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни copy; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его
начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не веди, все в околотке [В околотке — в окружности, в окрестности.] очень стали
уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.
Да что об этом толковать — теперь у нас своя земелька, миру кланяться нé пошто, горлодеров да коштанов ни вином, ни чем иным
уважать не станем, круговая порука до нас не касается, и во всем нашем добре мы сами себе хозяева; никакое мирское
начальство с нас теперь шиша не возьмет.
— Что за
начальство такое у нас проявилось? — заговорили было самые задорные из пильщиков. — Генерал, что ли, он какой, аль архиерей? Всяких видали… Ежели артель положит не
уважать его, в жизнь никто не
уважит.
Проезжий. Сажают в арестантские — сидят там, сердешные, по три, по четыре года. А сказывают, там хорошо им, потому
начальство тоже люди,
уважают их. А других и вовсе отпускают — говорят: не годится, слаб здоровьем. А он косая сажень в плечах, а не годится, потому — боятся принять такого, он другим расскажет, что солдатство против закона божеского. И отпускают.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre, [дурного тона.] но который был любим и
уважаем товарищами, подчиненными и
начальством и который был доволен своею жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков-родителей.
— Позвольте, позвольте, — отвечаю, — я
начальство уважаю не меньше от вас, а я потому говорю, что я потрясователей не видал.