Андрей Титыч. Такую нашли — с ума сойдешь! Тысяч триста серебра денег, рожа, как тарелка, — на огород поставить, ворон пугать. Я у них был как-то раз с тятенькой, еще не знамши ничего этого; вышла девка пудов в пятнадцать весу, вся в веснушках; я сейчас с политичным разговором к ней: «Чем, говорю, вы занимаетесь?» Я, говорит, люблю жестокие романсы петь. Да как запела, глаза это раскосила, так-то
убедила народ, хоть взвой, на нее глядя. Унеси ты мое горе на гороховое поле!
Неточные совпадения
Общение с Акимушкой
убедило меня в неверности народнической точки зрения на существование пропасти между культурным слоем и
народом.
— Возьмите вы, — продолжал редактор, одушевляясь и, видимо, желая
убедить, — больше полустолетия этот
народ проводит перед вами не историю, а разыгрывает какие-то исторические представления.
Почти каждый день на окраинах фабричные открыто устраивали собрания, являлись революционеры, известные и полиции и охране в лицо; они резко порицали порядки жизни, доказывали, что манифест министра о созыве Государственной думы — попытка правительства успокоить взволнованный несчастиями
народ и потом обмануть его, как всегда;
убеждали не верить никому, кроме своего разума.
Все эти факты
убеждают нас, что тогдашним административным и правительственным деятелям действительно чуждо было, по выражению г. Устрялова («Введение», стр. XXVIII), «то, чем европейские
народы справедливо гордятся пред обитателями других частей света, — внутреннее стремление к лучшему, совершеннейшему, самобытное развитие своих сил умственных и промышленных, ясное сознание необходимости образования народного».
Но собрание Депутатов было полезно: ибо мысли их открыли Монархине источник разных злоупотреблений в государстве. Прославив благую волю Свою, почтив
народ доверенностию,
убедив его таким опытом в Ее благотворных намерениях, Она решилась Сама быть Законодательницею России.
Простодушный рассказ Нестора
убеждает нас неопровержимо, что
народ во времена Владимира еще не созрел для той высшей цивилизации, которая при нем принесена была на Русь вместе с божественным учением христианства.
Делинский и Марфа
убедили Феодосия торжественно явиться в великом граде; они думали, что сия нечаянность сильно подействует на воображение
народа, и не обманулись.
Сколько ни
убеждали Чубаловы, мир-народ их слушать не хотел.
Они
убедят вас, что причины, вызвавшие нас к действию, вполне законны и совершенно достаточны для того, чтобы возбудить русских к исполнению их долга перед отечеством и перед самими собой: их святой долг — поддержать права законной наследницы русского престола, которая стремится к нему с единственною целию сделать счастливым страдающий
народ свой.
— Трудового
народа мы не трогаем, его мы
убеждаем, и знаем, что он постепенно весь перейдет к нам. А буржуазия, — да, с нею церемониться мы не станем, она с нами никогда не пойдет, и разговаривать мы с нею не будем, а будем уничтожать.
— Нет, Егор Иваныч, —
убеждал его губернатор, — не грешите, русский мороз имеет свои прелести. Я недавно читал, что многие хорошие качества русского
народа обусловливаются громадным пространством земли и климатом, жестокой борьбой за существование… Это совершенно справедливо!
С силою
убеждал я государя сжалиться над Россиею, возвеличенной его победами и мудрыми уставами, славною мужеством ее многочисленного
народа, богатою сокровищами природы и еще славнейшею благовением.
Мать, духовенство, большинство бояр, голос божий — голос
народа убеждали его сразиться с неприятелем.
Григорий Лукьянович, стоявший во главе новгородских розысков, только что оправившийся и хотя все еще сильно страдавший от ран, полученных им от крымцев при Торжке, проявил в этом деле всю свою адскую энергию и, нахватав тысячи
народа, что называется «с бору и с сосенки», захотел окончательно
убедить и без того мнительного и больного царя, раздув из пустяков «страшное изменное дело» о существовавшем будто бы заговоре на преступление, скопом, целого города.
— Да что же можно сделать, когда их со всех сторон спаивают. Папа хотел закрыть кабак, — оказывается, что нельзя по закону. Но мало того, когда я
убеждала Василья Ермилина, что стыдно держать кабак, спаивать
народ, он мне отвечал, и, очевидно, с гордостью, что срезал меня при
народе: «А как же патент дается с орлом от государя императора. Коли бы плохое дело было, не было бы на то царского указа».
Скоро от этого сделалось всеобщее волнение, о котором тотчас же узнал правитель, и оно его очень обеспокоило, так как он не знал, чем его утишить. Баба же Бубаста побежала к Нефоре и, распалив в ней хитрыми словами оскорбление и ревность,
убедила ее идти к правителю и просить его, чтобы он снизошел к горю
народа и к его надежде получить облегчение через молитву христиан, которая может двинуть гору и запрудить ею Нил, чтобы вода поднялась и оросила пажити.