Неточные совпадения
Она недавно еще отослала в монастырь две
теплых бараньи
шубы и деньги с письмом к отцу Памфилию, прося его облегчить по возможности участь обоих слепцов.
Лекарь велел его при себе в
теплую ванну всадить, а аптекарь сейчас же скатал гуттаперчевую пилюлю и сам в рот ему всунул, а потом оба вместе взялись и положили на перину и сверху
шубой покрыли и оставили потеть, а чтобы ему никто не мешал, по всему посольству приказ дан, чтобы никто чихать не смел.
Где же взять и
шубу, и пимы, и зимнюю шапку, и
теплые варежки Тараску? Отнятый казенный хлеб привел Мавру в молчаливое отчаяние. Вот в такую минуту Наташка и обратилась за советом к Аннушке, как избыть беду. Аннушка всегда жалела Наташку и долго качала головой, а потом и придумала.
Предводитель отряда, напившись
теплого чаю с ромом, ушел в небольшой сенной сарайчик стражника и спал там, укрывшись
теплою медвежьей
шубой с длиннейшими рукавами.
Скоро в возке сделалось
тепло и надобно было развязать платок, которым я, сверх
шубы и шапочки, был окутан.
На эти веревки вывешивали для просушки и сбереженья от моли разные платья мужские и женские,
шубы, шерстяные платки,
теплые одеяла, сукна и проч.
Этот последний, самый удивительный крик был женский, неумышленный, невольный крик погоревшей Коробочки. Всё хлынуло к выходу. Не стану описывать давки в передней при разборе
шуб, платков и салопов, визга испуганных женщин, плача барышень. Вряд ли было какое воровство, но не удивительно, что при таком беспорядке некоторые так и уехали без
теплой одежды, не отыскав своего, о чем долго потом рассказывалось в городе с легендами и прикрасами. Лембке и Юлия Михайловна были почти сдавлены толпою в дверях.
На этот раз Порфирий Владимирыч серьезно обиделся и замолчал. Долго ходили они рядом взад и вперед по столовой. Аннинька зевала, Порфирий Владимирыч в каждом углу крестился. Наконец доложили, что поданы лошади, и началась обычная комедия родственных проводов. Головлев надел
шубу, вышел на крыльцо, расцеловался с Аннинькой, кричал на людей: ноги-то! ноги-то
теплее закутывайте! или кутййки-то! кутейки-то взяли ли? ах, не забыть бы! — и крестил при этом воздух.
Отъезжавшему казалось
тепло, жарко от
шубы. Он сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то невиданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний, любви, сожалений и приятных давивших слез…
Еще в Земле Войска Донского переменили сани на телегу; а за Ставрополем уже стало так
тепло, что Оленин ехал без
шубы.
Когда он надевал
шубу, то был будто ошеломлен, и лицо его выражало боль. Лаптев уже не чувствовал гнева; он испугался, и в то же время ему стало жаль Федора, и та
теплая, хорошая любовь к брату, которая, казалось, погасла в нем в эти три года, теперь проснулась в его груди, и он почувствовал сильное желание выразить эту любовь.
С замиранием сердца она въехала в свой двор и позвонила у двери. Ей отворила незнакомая горничная, полная, заспанная, в
теплой ватной кофте. Идя по лестнице, Юлия вспомнила, как здесь объяснялся ей в любви Лаптев, но теперь лестница была немытая, вся в следах. Наверху, в холодном коридоре, ожидали больные в
шубах. И почему-то сердце у нее сильно билось, и она едва шла от волнения.
Выпущенная по красному зверю Аксинья Тимофеевна шла верхним чутьем и работала как нельзя лучше; заложенная
шуба тоже служила Юлии не хуже, как Кречинскому его бычок, и
тепло прогревала бесхитростное сердце Долинского. Юлия Азовцова, обозрев поле сражения и сообразив силу своей тактики и орудий с шаткой позицией атакованного неприятеля, совершенно успокоились. Теперь она не сомневалась, что, как по нотам, разыграет всю свою хитро скомпонованную пьесу.
Счастлив хоть одним был он, что его Лиске живется хорошо, только никак не мог в толк взять, кто такой добрый человек нашелся, что устроил собачью богадельню, и почему на эти деньги (а стоит, чай, немало содержать псов-то) не сделали хоть ночлежного угла для голодных и холодных людей, еще более бесприютных и несчастных, чем собаки (потому собака в
шубе, — ей и на снегу
тепло). Немало он подивился этому.
Чуждые люди, чуждая природа, жалкая культура — все это, брат, не так легко, как гулять по Невскому в
шубе, под ручку с Надеждой Федоровной и мечтать о
теплых краях.
По-прежнему капельдинеры штрафуют меня за мою
шубу на двугривенный, хотя в ношении
теплого платья зимою нет ничего предосудительного.
Со свечой в руке взошла Наталья Сергевна в маленькую комнату, где лежала Ольга; стены озарились, увешанные платьями и
шубами, и тень от толстой госпожи упала на столик, покрытый пестрым платком; в этой комнате протекала половина жизни молодой девушки, прекрасной, пылкой… здесь ей снились часто молодые мужчины, стройные, ласковые, снились большие города с каменными домами и златоглавыми церквями; — здесь, когда зимой шумела мятелица и снег белыми клоками упадал на тусклое окно и собирался перед ним в высокий сугроб, она любила смотреть, завернутая в
теплую шубейку, на белые степи, серое небо и ветлы, обвешанные инеем и колеблемые взад и вперед; и тайные, неизъяснимые желания, какие бывают у девушки в семнадцать лет, волновали кровь ее; и досада заставляла плакать; вырывала иголку из рук.
Марфа Андревна велела показать себе недоношенного внука, взглянула на него, покачала сомнительно головой и потребовала себе из своей большой кладовой давно не употребляющуюся кармазинную бархатную шубку на заячьем меху. Ребенка смазали
теплым лампадным маслом и всунули в нагретый рукав этой шубки, а самую
шубу положили в угол
теплой лежанки, у которой стояла кровать Марфы Андревны. Здесь младенец должен был дозреть.
Я лежал в
теплой комнате под
шубами, ничего не ел явно, а всеми возможными явствами, при секретном содействии бабуси, маменька меня упитывали.
Высоко вскидывая передние ноги, круто согнув шею, мимо меня плывет лошадь — большая, серая в темных пятнах; сверкает злой, налитый кровью глаз. На козлах, туго натянув вожжи, сидит Егор, прямой, точно вырезанный из дерева; в пролетке развалился хозяин, одетый в тяжелую лисью
шубу, хотя и
тепло.
Принужденность положения в дороге,
шубы, платки и
теплая обувь наводили на них тоску, так что им делалось и тошно и дурно.
Курицын. Эх, брат! Бей
шубу, будет
теплее, а жену — будет умнее.
— Пожалуй, что того и жди, — подтверждает он. — Покойный ваш папенька тоже говаривал, как этак с весны
теплая погода начнет: «Ну, говорит, будет вычет; как подует от Николы любезный, так и ходи недели две в
шубах».
Василию Андреичу в своих двух
шубах было совсем
тепло, особенно после того, как он повозился в сугробе; но мороз пробежал у него по спине, когда он понял, что действительно надо ночевать здесь. Чтобы успокоиться, он сел в сани и стал доставать папиросы и спички.
Ему было
тепло снизу от Никиты,
тепло и сверху от
шубы; только руки, которыми он придерживал полы
шубы по бокам Никиты, и ноги, с которых ветер беспрестанно сворачивал
шубу, начинали зябнуть. Особенно зябла правая рука без перчатки. Но он не думал ни о своих ногах, ни о руках, а думал только о том, как бы отогреть лежащего под собой мужика.
Выгребши снег, Василий Андреич поспешно распоясался, расправил
шубу и, толкнув Никиту, лег на него, покрывая его не только своей
шубой, но и всем своим
теплым, разгоряченным телом.
Гуров был москвич, вернулся он в Москву в хороший, морозный день, и когда надел
шубу и
теплые перчатки и прошелся по Петровке, и когда в субботу вечером услышал звон колоколов, то недавняя поездка и места, в которых он был, утеряли для него все очарование.
В огромных волчьих
шубах и прямых
теплых картузах, седобородые, тучные и важные, сидят лавочники, все эти жестокие Модесты Никанорычи и Доремидонты Никифорычи, снаружи своих лавок, на крылечках, тянут из блюдечка жидкий чай и играют в шашки, в поддавки.
Дав слово вскорости повторить свое посещение, гости наконец удалились; приветливые взоры Эмеренции сопровождали их до самой столовой, а Калимон Иваныч вышел даже в переднюю и, посмотрев, как проворный слуга Бориса Андреича закутал господ в
шубы, навязал им шарфы и натянул на их ноги
теплые сапоги, вернулся в свой кабинет и немедленно заснул, между тем как Поленька, пристыженная своею матерью, ушла к себе наверх, а две безмолвные женские личности, одна в чепце, другая в темном платочке, поздравляли Эмеренцию с новой победой.
«Ах, говорит, душечка, Оленька, как это вы без
теплого платья!» Сейчас долой с своих плеч свою медвежью
шубу, завернул в нее свою миленькую с ручками и с ножками, поднял, как малого ребенка на руки — и в пошевни.
Для того, что
шуба не пропустит
тепла и хлебы (квашни) не остынут, а заслонка пропустит
тепло наружу и хлебы остынут.
Оттого, что рукавицы не позволяют
теплу из руки перейти в воду, а жесть пропускает
тепло из рук в воду. Железо и жесть пропускают
тепло и холод, а
шуба и дерево не пропускают. От этого железо, жесть, медь и всякий металл [Металлы: золото, серебро, медь, железо, олово, ртуть и другие. (Примеч. Л. Н. Толстого.)] разогреваются на солнце сильнее дерева, шерсти, бумаги и скорее остывают. От этого-то в холода одеваются в меха, шерсть и во все, что не пропускает
тепла.
— Как ваша деревня прозывается, стари́нушка? — спросил Никифор Захарыч, войдя в избу и снимая с себя промерзшую дубленку. Он позамешкался немного, убирая лошадей. Василий Борисыч в это время успел уж скинуть
шубу и залез в
теплое местечко, на полати.
— Две
шубы —
тепло, две хозяйки — добро, — прижимаясь к Лизавете, молвил Василий Борисыч.
Одна нога начала у меня зябнуть, и, когда я поворачивался, чтобы лучше закрыться, снег, насыпавшийся на воротник и шапку, проскакивал за шею и заставлял меня вздрагивать; но мне было вообще еще
тепло в обогретой
шубе, и дремота клонила меня.
В седьмом часу вечера я, напившись чаю, выехал со станции, которой названия уже не помню, но помню, где-то в Земле Войска Донского, около Новочеркасска. Было уже темно, когда я, закутавшись в
шубу и полость, рядом с Алешкой уселся в сани. За станционным домом казалось
тепло и тихо. Хотя снегу не было сверху, над головой не виднелось ни одной звездочки, и небо казалось чрезвычайно низким и черным сравнительно с чистой снежной равниной, расстилавшейся впереди нас.
— Та-ак… — Мужчина усмехнулся. — Берите, товарищ! Ему в тюрьме и без
шубы будет
тепло.
— Ну, товарищ, чего ж вы? Берите, нечего думать.
Шуба теплая, буржуйская. Великолепно будет греть и пролетарское тело!
Пока внизу в передней снимали
шубы и валенки, наверху играли на рояле «Un petit verre de Cliquot» и было слышно, как дети топали ногами. На приезжих сразу пахнуло
теплом, запахом старых барских покоев, где, какая бы ни была погода снаружи, живется так
тепло, чисто, удобно.
Дело стояло еще за тем, что у Керасивны не было такой
теплой и просторной
шубы, чтобы везти дитя до Перегуд, а день был очень студеный — настоящее «варварское время», но зато у Дукачихи была чудная
шуба, крытая синею нанкою. Дукач ее достал и отдал без спроса жены Керасивне.
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с
теплым, светлым домом, пушистою
шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.