Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот,
Кто три тому недели, на коленях,
Труп матери, рыдая, обнимал
И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет,
Не плачет горько в самых небесах,
Взирая на пирующего сына,
В пиру разврата, слыша голос твой,
Поющий бешеные песни, между
Мольбы святой и тяжких воздыханий?
Ступай за мной!
Неточные совпадения
Соня упала на ее
труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам
матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
Я убедил ее (и вменяю себе это в честь), что
мать оставить нельзя так, одну с
трупом дочери, и что хоть до завтра пусть бы она ее перевела в свою комнату.
Та тотчас согласилась, и как ни билась и ни плакала
мать, отказываясь оставить
труп, однако все-таки наконец перешла к хозяйке, которая тотчас же велела поставить самоварчик.
И он бежит с
трупом — только не дочери, а
матери, которую считает живой!
На коленях перед
трупом, прижавшись головой к остывшему маленькому телу, неутешно рыдала
мать маленького Васи.
Но делать уже было нечего. Нагрянувшие власти нашли у
трупа уже громадную толпу поселян с
матерью убитого мальчика во главе.
Она видела там, в темных домах, где боялись зажечь огонь, дабы не привлечь внимания врагов, на улицах, полных тьмы, запаха
трупов, подавленного шёпота людей, ожидающих смерти, — она видела всё и всех; знакомое и родное стояло близко пред нею, молча ожидая ее решения, и она чувствовала себя
матерью всем людям своего города.
Они открыли ворота пред нею, выпустили ее из города и долго смотрели со стены, как она шла по родной земле, густо насыщенной кровью, пролитой ее сыном: шла она медленно, с великим трудом отрывая ноги от этой земли, кланяясь
трупам защитников города, брезгливо отталкивая ногою поломанное оружие, —
матери ненавидят оружие нападения, признавая только то, которым защищается жизнь.
Труп отца не нашли, а
мать была убита раньше, чем упала в воду, — ее вытащили, и она лежала в гробу такая же сухая и ломкая, как мертвая ветвь старого дерева, какою была и при жизни.
Старуха
мать, увидя наконец перед собою
труп своего ненаглядного Васи, всплеснула руками, вскрикнула и бросилась на грудь мертвецу.
Мать убитого, высокая, тощая, с лошадиным лицом, молча, без слёз, торопилась схоронить сына, — так казалось Артамонову; она всё оправляла кисейный рюш в изголовье гроба, передвигала венчик на синем лбу
трупа, осторожно вдавливала пальцами новенькие, рыжие копейки, прикрывавшие глаза его, и как-то нелепо быстро крестилась.
— Скотов лечил — скотом и подох! — проводил
труп ветеринара его квартирохозяин, портной Медников, тощенький, благочестивый человечек, знавший на память все акафисты божией
матери.
Прежде ж
Чем Дмитриева
мать, царица Марфа,
Свидетельствовать будет на Москве,
Что сын ее до смерти закололся
И погребен, ты выедешь на площадь
И с Лобного объявишь места: сам-де,
Своими-де очами видел ты
Труп Дмитрия, — и крестным целованьем
То утвердишь. Меж тем я со владыкой
Велел везде Отрепьеву гласить
Анафему: в церквах, в монастырях,
На перекрестках всех, его с амвонов
Велел клясти! Быть может, вразумится
Чрез то народ.
В голове князя неслись те же образы, но иначе оттененные:
труп Костогорова и новорожденный младенец, похищенный им у
матери и умерший на чужих руках, вызывали в сердце князя не жалость, а чувство оскорбленного самолюбия и затихшей, но неугасшей совершенно злобы.
— Однако ошиблись… Не могла же ошибиться
мать, приехавшая прямо от
трупа своего единственного сына…
На груди несчастной
матери лежал бездыханный
труп не менее несчастной дочери.
— Отступника от обязательства, на себя добровольно принятого, — продолжал Жвирждовский, — да покарают люди и Бог. Пускай от него отступятся, как от прокаженного, отец,
мать, братья, сестры, все кровное, церковь и отчизна проклянут его, живой не найдет крова на земле, мертвый лишится честного погребения и дикие звери разнесут по трущобам его поганый
труп.
Он осторожно высвободил
труп сестры из рук своей
матери и понес его на руках к стоявшей кушетке.
Через неделю Альбина подала прошение об отъезде на родину. Горе, выражаемое Мигурской, поражало всех, видевших ее. Все жалели несчастную
мать и жену. Когда отъезд ее был разрешен, она подала другое прошение — о позволении откопать
трупы детей и взять их с собою. Начальство подивилось на эту сентиментальность, но разрешило и это.