Неточные совпадения
— В стране быстро развивается промышленность. Крупная буржуазия организует свою прессу: «Слово» — здесь, «Утро России» — в Москве. Москвичи, во главе с министром финансов, требуют изменения
торговых договоров с иностранными государствами, прежде всего — с Германией, — жаловался испуганный
человек и покашливал все сильнее.
Японцы осматривали до сих пор каждое судно, записывали каждую вещь, не в видах
торгового соперничества, а чтоб не прокралась к ним христианская книга, крест — все, что относится до религии; замечали число
людей, чтоб не пробрался в Японию священник проповедовать религию, которой они так боятся.
Но португальский король Иоанн II, радуясь открытию нового, ближайшего пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После того посещали мыс, в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти в
торговые сношения с жителями. Но
люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70
человек португальцев.
С репутациею такого солидного и оборотливого
человека, с чином своим и своею известною в тех местах фамилиею, он мог теперь выбирать какую ему угодно невесту из купеческих дочерей в двух губерниях, в которых шли его
торговые дела, и выбрал очень основательно, — с полумиллионом (все на ассигнации) приданого.
Вместо шиллеровского периода это период поль-декоковский; в нем наскоро и довольно мизерно тратится сила, энергия, все молодое — и
человек готов в commis [приказчики (фр.).]
торговых домов.
Но, помимо свах и сватов, Стрелкову и некоторым из заболотских богатеев, имевшим в Москве
торговые дела, тоже приказано было высматривать, и если окажется подходящий
человек, то немедленно доложить.
Единственное место, которого ни один москвич не миновал, — это бани. И мастеровой
человек, и вельможа, и бедный, и богатый не могли жить без
торговых бань.
По шоссе проходили также арестанты, звеня кандалами, а один раз провезли какого-то мрачного
человека для «
торговой казни»…
Грабилин, воспитанный в модном пансионе, гнушался
торговыми занятиями и, гоняясь за репутацией современного молодого
человека, очень дорожил знакомством таких либералов, какие собирались у Райнера.
Вел себя Лука Никонович вообще не фертиком
торгового сословия, а
человеком солидным и деловым.
На двадцать втором году Вильгельм Райнер возвратился домой, погостил у отца и с его рекомендательными письмами поехал в Лондон. Отец рекомендовал сына Марису, Фрейлиграту и своему русскому знакомому, прося их помочь молодому
человеку пристроиться к хорошему
торговому дому и войти в общество.
Вот хоть бы у нас, — городок ведь небольшой, а таки
торговый, есть
люди зажиточные, и газеты, и журналы кое-кто почитывают из купечества, и умных
людей не обегают.
Рассказывает, что нынче на все дороговизна пошла, и пошла оттого, что"прежние деньги на сигнации были, а теперьче на серебро счет пошел"; рассказывает, что дело
торговое тоже трудное, что"рынок на рынок не потрафишь: иной раз дорого думаешь продать, ан ни за что спустишь, а другой раз и совсем, кажется, делов нет, ан вдруг бог подходящего
человека послал"; рассказывает, что в скором времени"объявления набору ждать надо"и что хотя набор — "оно конечно"…"одначе и без набору быть нельзя".
— Смеется — ему что! — Помилуйте! разве возможная вещь в
торговом деле ненависть питать! Тут, сударь, именно смеяться надо, чтобы завсегда в
человеке свободный дух был. Он генерала-то смешками кругом пальца обвел; сунул ему, этта, в руку пакет, с виду толстый-претолстый: как, мол? — ну, тот и смалодушествовал. А в пакете-то ассигнации всё трехрублевые. Таким манером он за каких-нибудь триста рублей сразу
человека за собой закрепил. Объясняться генерал-то потом приезжал.
Парижский рабочий охотно оказывает иностранцу услуги и, видя в нем денежного
человека и верного заказчика, смотрит на прилив чужеземного элемента, как на залог предстоящего
торгового и промышленного оживления, которое может не без выгоды отразиться и на нем.
Вы, как
человек коммерческий, понимаете, — отнесся князь к англичанину, — что такое в
торговом деле деньги.
Действительно, Н.И. Пастухов знал всю подноготную, особенно
торговой Москвы и московской администрации. Знал, кто что думает и кто чего хочет.
Людей малограмотных, никогда не державших в руках книгу и газету, он приучил читать свой «Листок».
— Купец русский, — заметила с презрением gnadige Frau: она давно и очень сильно не любила
торговых русских
людей за то, что они действительно многократно обманывали ее и особенно при продаже дамских материй, которые через неделю же у ней, при всей бережливости в носке, делались тряпки тряпками; тогда как — gnadige Frau без чувства не могла говорить об этом, — тогда как платье, которое она сшила себе в Ревеле из голубого камлота еще перед свадьбой, было до сих пор новешенько.
—
Люди сытые, всем довольны; ну, иной раз хочется пошутить, а не выходит у них шутка, не умеют будто.
Люди серьезные,
торговые, конешно. Торговля требует немалого ума; умом жить поди-ка скушно, вот и захочется побаловать.
«Государство, — говорят нам, — необходимо нужно, во-первых, потому, что без государства я и все мы не были бы ограждены от насилия и нападения злых
людей; во-вторых, без государства мы бы были дикими и не имели бы ни религиозных, ни образовательных, ни воспитательных, ни
торговых, ни путесообщительных, ни других общественных учреждений; и, в-третьих, потому, что без государства мы бы были подвержены порабощению нас соседними народами».
Если было время, когда
люди были так разобщены между собою, так мало были выработаны средства сближения и передачи мыслей, что они не могли сговориться и согласиться ни в каком общем ни
торговом, ни экономическом, ни образовательном деле без государственного центра, то теперь уже нет этой разобщенности.
«У
людей этих сначала крадут их время (забирая их в солдаты) для того, чтобы потом вернее украсть их жизнь. Чтобы приготовить их к резне, разжигают их ненависть, уверяя их, что они ненавидимы. И кроткие, добрые
люди попадаются на эту удочку, и вот-вот бросятся с жестокостью диких зверей друг на друга толпы мирных граждан, повинуясь нелепому приказанию. И всё бог знает из-за какого-нибудь смешного столкновения на границе или из-за
торговых колониальных расчетов.
Кожемякин видит, как всё, что было цветисто и красиво, — ловкость, сила, удаль, пренебрежение к боли, меткие удары, острые слова, жаркое, ярое веселье — всё это слиняло, погасло, исчезло, и отовсюду, злою струёй, пробивается тёмная вражда чужих друг другу
людей, — та же непонятная вражда, которая в базарные дни разгоралась на
Торговой площади между мужиками и мещанами.
Люди с
Торговой площади солидно говорили...
— Вот, Савелий Иванов, решили мы, околоток здешний, оказать тебе честьдоверие — выбрать по надзору за кладкой собора нашего. Хотя ты в обиходе твоём и дикой
человек, но как в делах
торговых не знатно худого за тобой — за то мы тебя и чествуем…
— Что мне беспокоиться? — воскликнул Кожемякин, чувствуя себя задетым этим неодобрительным шёпотом. — Неправда всё! Что мне моё сословие? Я живу один, на всеобщем подозрении и на смеху, это — всем известно. Я про то говорил, что коли принимать — все
люди равны, стало быть все равно виноваты и суд должен быть равный всем, — вот что я говорю! И ежели утверждают, что даже вор крадёт по нужде, так
торговое сословие — того больше…
У меня (так я объяснил) было желание познакомиться с
торговой практикой парусного судна, а также разузнать требования и условия рынка в живом коммерческом действии. Выдумка имела успех. Проктор, длинный, полуседой
человек, с спокойным мускулисто-гладким лицом, тотчас сказал...
Отец терпеливо и осторожно вводил его в круг
торговых дел, брал с собой на биржу, рассказывал о взятых поставках и подрядах, о своих сотоварищах, oписывал ему, как они «вышли в
люди», какие имеют состояния теперь, каковы их характеры. Фома быстро усвоил дело, относясь ко всему серьезно и вдумчиво.
— И мне не все нравится, — фальши много! Но напрямки ходить в
торговом деле совсем нельзя, тут нужна политика! Тут, брат, подходя к
человеку, держи в левой руке мед, а в правой — нож.
И никто не относился ко мне так немилостиво, как именно те, которые еще так недавно сами были простыми
людьми и добывали себе кусок хлеба черным трудом. В
торговых рядах, когда я проходил мимо железной лавки, меня, как бы нечаянно, обливали водой и раз даже швырнули в меня палкой. А один купец-рыбник, седой старик, загородил мне дорогу и сказал, глядя на меня со злобой...
Яков Львович молчал и только с состраданием смотрел на мать: он знал, что
торговая совесть этих белых, мягкотелых сыновей ее не запнется и под перевод колоколов, повторит то же самое, что говорят они теперь, и тогда дело только будет хуже в том отношении, что они явятся чистыми перед всеми
людьми своего круга, которые так или иначе нынче в чистоте их сомневаются.
Созидание Москвы и патриархальная неурядица московского уклада отзывались на худом народе крайне тяжело; под гнетом этой неурядицы создался неистощимый запас голутвенных, обнищалых и до конца оскуделых худых людишек, которые с замечательной энергией тянули к излюбленным русским
человеком украйнам, а в том числе и на восток, на Камень, как называли тогда Урал, где сибирская украйна представлялась еще со времен новгородских ушкуйников [Ушкуйники (от «ушкуй» — плоскодонная ладья с парусами и веслами) — дружины новгородцев в XI–XV вв., отправлявшиеся по речным и североморским путям с
торговыми и военными целями.
— Знаю, брат, что не в том; а впрочем, в чем оно состоит-то?.. Но если б ты видел Курбеева! Ты, пожалуйста, не воображай его себе каким-нибудь пустым болтуном. Говорят, я был красноречив когда-то. Я перед ним просто ничего не значу. Это был
человек удивительно ученый, знающий, голова, творческая, брат, голова в деле промышленности и предприятий
торговых. Проекты самые смелые, самые неожиданные так и кипели у него на уме. Мы соединились с ним и решились употребить свои силы на общеполезное дело…
Лупачев. Предостерегать не значит пугать. Пора вам, Зоя Васильевна, приходить в совершеннолетие. Браки между
людьми неравного состояния по большей части
торговые сделки. Богатый мужчина если женится на бедной, то говорят, что он берет ее за красоту; то есть, проще сказать, платит деньги за ее красоту.
Вскоре потом построил он немецкую обмундировку для вновь заведенного регулярного войска; а затем издал строгий указ, чтобы к празднику богоявления, и уже не позже, как к масленице 1700 года, все бояре, царедворцы,
люди служилые, приказные и
торговые нарядились в венгерское и немецкое платье.
Несмотря на это возвышение подати, новый порядок был всеми принят с радостью, потому что, как свидетельствует об этом указ самого Петра (30 января 1699 года), промышленное сословие до тех пор было «безответною жертвою наглого самоуправства и бессовестного лихоимства, так что от приказных волокит, от воеводских налогов и взяток
люди торговые пришли в крайнее разорение, многие торгов и промыслов отбыли, податей платить были не в силах, и государственная казна терпела ущерб немалый, вследствие недоимки окладных доходов и недобора
торговых пошлин».
В ноябре 1696 года Петр приказал, чтобы владельцы и вотчинники, духовные с 8000 крестьянских дворов, а светские — с 10 000, выстроили по кораблю к апрелю 1698 года, а
люди торговые, все вместе, к тому же сроку, чтобы изготовили 12 бомбардирских судов.
Затем предстали пред царем три
человека. Ведя общее
торговое дело, нажили они много денег. И вот, когда пришла им пора ехать в Иерусалим, то зашили они золото в кожаный пояс и пустились в путь. Дорогою заночевали они в лесу, а пояс для сохранности зарыли в землю. Когда же они проснулись наутро, то не нашли пояса в том месте, куда его положили.
Глава о государственной Экономии служит наставлением для всех Монархов, утешением для всех граждан, доказывая первым, что о свободе
торговой можно сказать то же, что о свободе политической: она состоит не в воле делать все полезное одному
человеку, а в воле делать все не вредное обществу.
«Торговля бежит от притеснений и царствует там, где она свободна; но свобода не есть самовластие торгующих в странах вольных: например, в Англии они всего более ограничены законами [О свободе
торговой можно сказать то же, что о свободе политической: она состоит не в воле делать все полезное одному
человеку, а воле делать все не вредное обществу.]; но законы сии имеют единственною целию общее благо торговли, и купечество в Англии процветает (317–322)».
— Кто про это говорит! Мастер отличнейший, в лучшем виде значит. Ежели теперича, ваше привосходительство, с позволения так сказать, по нашим делам он
человек, значит, больной, а мы держим его без пролежек; ваше привосходительство, жалование, значит, кладем ему сполна, — проговорил Пузич, но таким голосом, по тону которого ясно было видно, что похвала Петрухе была ему нож острый, и он ее поддерживал только по своим
торговым расчетам.
— Позвольте, — как же это, братцы? Вдруг является неизвестного звания всем чужой
человек и — рассуждает, а? А у нас дела
торговые и другие разные, и мы — в стороне, а? Кем, однако, держится город, а?
Дядя Никон. Ты не можешь знать, что такое машина, потому самому — ты
человек торговый, а
человек мастеровой, значит, знает это. Ты теперича знаешь Николу Морского?
Выходят Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и разные
торговые и посадские
люди.
Переярков. Вот тебе пример: положим, у тебя на опеке племянник; ты —
человек хороший, состоятельный,
торговые дела делаешь, а они вышли ребята так себе, ни то ни се, к торговле склонности не имеют, а готовое проживать охота большая; ну, ты и попользовался от них сколько мог, видимо попользовался; а отчеты представлял безобразные и все такое; то есть не то что ограбил, а себя не забыл. Виноват ты или нет? Вот тебе и задача. По закону ты виноват!
Прошло с этой встречи два или три дня, я было уже про этого господина и позабыл, но мне довелось опять его встретить и ближе с ним ознакомиться. Дело было в одной из лучших гостиниц за обедом; сел я обедать и вижу, неподалеку сидит мой образцовый хозяин с каким-то солидным
человеком, несомненно русского и даже несомненно
торгового телосложения. Оба едят хорошо, а еще лучше того запивают.
Люди вспомнили дедовскую поговорку, что «земляной рубль тонок да долог, а
торговый широк да короток».
Удивительно вспомнить, как
люди, бывало, с особенною серьезностью внушали, что «Россия государство не
торговое и не земледельческое, а военное и призвание его быть грозою света»…
— Остался после дочери моей родной, — продолжала старушка, — словно ненаглядный брильянт для нас; думали, утехой да радостью будет в нашем одиночестве да старости; обучали как дворянского сына; отпустили в Москву по
торговой части к
людям, кажется, хорошим.
Ко мне было, знаете, адресовался с той же просьбой, однако я говорю, что
человек я мнительный,
торговых дел не понимаю, да и именья свободного нет.