Неточные совпадения
Стародум. В
тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то
время к научению мало было способов, да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову.
Кроме того, во
время родов жены с ним случилось необыкновенное для него событие. Он, неверующий, стал молиться и в ту минуту, как молился, верил. Но прошла эта минута, и он не мог дать этому
тогдашнему настроению никакого места в своей жизни.
Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни: эти схоластические, грамматические, риторические и логические тонкости решительно не прикасались к
времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни.
Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто,другие — эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же
время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному… bien public…
А Райский, молча, сосредоточенно, бледный от артистического раздражения, работал над ее глазами, по
временам взглядывая на Веру, или глядел мысленно в воспоминание о первой встрече своей с нею и о
тогдашнем страстном впечатлении. В комнате была могильная тишина.
Вот что он сказал мне; и если это действительно было так, то я принужден почесть его вовсе не таким
тогдашним глупым щенком, каким он сам себя для того
времени аттестует.
Уцелеют по крайней мере хотя некоторые верные черты, чтоб угадать по ним, что могло таиться в душе иного подростка
тогдашнего смутного
времени, — дознание, не совсем ничтожное, ибо из подростков созидаются поколения…»
Когда они приехали домой, к ним через несколько
времени собрались гости, которых они ждали, — обыкновенные
тогдашние гости: Алексей Петрович с Натальей Андреевной, Кирсанов, — и вечер прошел, как обыкновенно проходил с ними.
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на свете: от
тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до
тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во
время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Отца моего повезли на фельдъегерских по
тогдашнему фашиннику. Нам Иловайский достал какую-то старую колымагу и отправил до ближнего города с партией французских пленников, под прикрытием казаков; он снабдил деньгами на прогоны до Ярославля и вообще сделал все, что мог, в суете и тревоге военного
времени.
Общие вопросы, гражданская экзальтация — спасали нас; и не только они, но сильно развитой научный и художественный интерес. Они, как зажженная бумага, выжигали сальные пятна. У меня сохранилось несколько писем Огарева того
времени; о
тогдашнем грундтоне [основном тоне (от нем. Grundton).] нашей жизни можно легко по ним судить. В 1833 году, июня 7, Огарев, например, мне пишет...
После смерти Е. И. Козицкой дом перешел к ее дочери, княгине А. Г. Белосельской-Белозерской. В этом-то самом доме находился исторический московский салон дочери Белосельского-Белозерского — Зинаиды Волконской. Здесь в двадцатых годах прошлого столетия собирались
тогдашние представители искусства и литературы. Пушкин во
время своих приездов в Москву бывал у Зинаиды Волконской, которой посвятил известное стихотворение...
Я и теперь храню благодарное воспоминание и об этой книге, и о польской литературе того
времени. В ней уже билась тогда струя раннего, пожалуй, слишком наивного народничества, которое, еще не затрагивая прямо острых вопросов
тогдашнего строя, настойчиво проводило идею равенства людей…
С этих пор эта фраза на некоторое
время становится фоном моих
тогдашних впечатлений, отчасти, может быть, потому, что за гибелью «фигуры» последовало и другое однородное происшествие.
Теперь заключение, финал, господа, финал, в котором заключается разгадка одного из величайших вопросов
тогдашнего и нашего
времени!
Впрочем, Иван Петрович недолго предавался сладостному волнению родительских чувств: он ухаживал за одной из знаменитых
тогдашних Фрин или Лаис (классические названия еще процветали в то
время...
Но во
время его отсутствия всезнающий Симеон с таинственным и даже несколько гордым видом успел сообщить своей
тогдашней любовнице Нюре, а она шепотом, с ужасом в округлившихся глазах, рассказала подругам по секрету о том, что фамилия мещанина — Дядченко и что он прошлой осенью вызвался, за отсутствием палача, совершить казнь над одиннадцатью бунтовщиками и собственноручно повесил их в два утра.
Я не жил в то
время, а реял и трепетал при звуках: «гласность»,"устность","свобода слова","вольный труд","независимость суда"и т. д., которыми был полон
тогдашний воздух.
О высокой смертности среди этих детей писали
тогдашние газеты.] от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей (во
время самарского голода […во
время самарского голода…
Но самым невероятным мне всегда казалось именно это: как
тогдашняя — пусть даже зачаточная — государственная власть могла допустить, что люди жили без всякого подобия нашей Скрижали, без обязательных прогулок, без точного урегулирования сроков еды, вставали и ложились спать когда им взбредет в голову; некоторые историки говорят даже, будто в те
времена на улицах всю ночь горели огни, всю ночь по улицам ходили и ездили.
Он любил быть «счастливым» — вот и все. Однажды прошел было слух, что он безнадежно влюбился в известную в то
время лоретку (так назывались
тогдашние кокотки), обладание которой оказалось ему не по средствам, но на мой вопрос об этом он очень резонно ответил...
По
тогдашнему простому
времени, и этого было довольно.
Мальчик в штанах. Отец мой сказывал, что он от своего дедушки слышал, будто в его
время здешнее начальство ужасно скверно ругалось. И все
тогдашние немцы до того от этого загрубели, что и между собой стали скверными словами ругаться. Но это было уж так давно, что и старики теперь ничего подобного не запомнят.
— Где все теперь
тогдашние Ивины, Корнаковы? Помните? — продолжала она, с некоторым любопытством вглядываясь в мое раскрасневшееся, испуганное лицо, — славное было
время!
Я пробыл не более пяти минут в бабушкиной комнате, но вышел оттуда счастливым и, по моему
тогдашнему убеждению, совершенно чистым, нравственно переродившимся и новым человеком. Несмотря на то, что меня неприятно поражала вся старая обстановка жизни, те же комнаты, те же мебели, та же моя фигура (мне бы хотелось, чтоб все внешнее изменилось так же, как, мне казалось, я сам изменился внутренно), — несмотря на это, я пробыл в этом отрадном настроении духа до самого того
времени, как лег в постель.
Хотя Варвара Петровна и роскошно наделила своего друга средствами, отправляя его в Берлин, но на эти четыреста рублей Степан Трофимович, пред поездкой, особо рассчитывал, вероятно на секретные свои расходы, и чуть не заплакал, когда Andrejeff попросил
повременить один месяц, имея, впрочем, и право на такую отсрочку, ибо первые взносы денег произвел все вперед чуть не за полгода, по особенной
тогдашней нужде Степана Трофимовича.
Бесспорно, что и он некоторое
время принадлежал к знаменитой плеяде иных прославленных деятелей нашего прошедшего поколения, и одно
время, — впрочем, всего только одну самую маленькую минуточку, — его имя многими
тогдашними торопившимися людьми произносилось чуть не наряду с именами Чаадаева, Белинского, Грановского и только что начинавшего тогда за границей Герцена.
Всех этих подробностей косая дама почти не слушала, и в ее воображении носился образ Валерьяна, и особенно ей в настоящие минуты живо представлялось, как она, дошедшая до физиологического отвращения к своему постоянно пьяному мужу, обманув его всевозможными способами, ускакала в Москву к Ченцову, бывшему тогда еще студентом, приехала к нему в номер и поселилась с ним в самом верхнем этаже
тогдашнего дома Глазунова, где целые вечера, опершись грудью на горячую руку Валерьяна, она глядела в окна, причем он, взглядывая по
временам то на нее, то на небо, произносил...
В настоящее
время он был хоть еще и слаб, но сидел на диване, одетый по
тогдашней домашней офицерской моде, занесенной с Кавказа, в демикотонный простеганный архалук, в широкие, тонкого верблюжьего сукна, шальвары и туфли.
Оттого-то и видели вы мое
тогдашнее желание удалить ее из этого дома: я хотел спасти ее; оттого-то и видели вы меня во все последнее
время раздражительным и злобствующим на весь род человеческий.
Она не встречала подобного человека: ее отец был старик умный, нежный, страстный и бескорыстный, но в то же
время слабый, подчиненный
тогдашним формам приличия, носивший на себе печать уклончивого, искательного чиновника, который, начав с канцелярского писца, дослужился до звания товарища наместника; здесь же стоял перед ней старец необразованный, грубый по наружности, по слухам даже жестокий в гневе, но разумный, добрый, правдивый, непреклонный в своем светлом взгляде и честном суде — человек, который не только поступал всегда прямо, но и говорил всегда правду.
Софья Николавна, богато одетая, отлично по-тогдашнему танцующая, уступая усильным просьбам старика, приезжала на бал на самое короткое
время.
Все шло чин чином, и крестьяне, несмотря на тесноту, наблюдали почтительное молчание; но в ту самую минуту, как молодой, по
тогдашнему обычаю, бросил наземь и начал топтать ногами стклянку с вином, из которой во
время венчанья пил попеременно со своей невестою, народ зашумел, и глухой шепот раздался на церковной паперти.
Юрий, оставшись один, подошел к окну, из которого виден был сад, или, по-тогдашнему, огород, который и в наше
время не заслужил бы другого названия.
Доводилась она как-то сродни князю Потемкину-Таврическому; куртизанила в свое
время на стоящих выше всякого описания его вельможеских пирах; имела какой-то роман, из рода романов, отличавших
тогдашнюю распудренную эпоху северной Пальмиры, и, наконец, вышла замуж за князя Аггея Лукича Сурского, человека старого, не безобразного, но страшного с виду и еще более страшного по характеру.
Такие речи княгини, разумеется, не нравились
тогдашним либералам; но не более имела она согласия и с
тогдашними консерваторами: в этих кружках тогда было большое кичение дворянскими заслугами отечеству во
время Наполеонова нашествия. Бабушка же находила, что дворянам этим никак не пристало кичиться.
В старинном доме, полном богатой утвари екатерининского
времени, несколько комнат было отделано заново: покои, назначенные для княжны, были убраны скромно, как княгиня находила приличным для молодой девушки, но все это было сделано изящно и в
тогдашнем новом вкусе: светлый девственный, собранный в буфы, ситец заменил здесь прежний тяжелый штоф, который сняли и снесли в кладовые; масляные картины известных старинных мастеров, на несколько пластических сюжетов, тоже были убраны и заменены дорогими гравюрами и акватинтами в легких рамах черного дерева с французскою бронзой; старинные тяжелые золоченые кронштейны уступили свое место другим, легким и веселым, из севрского фарфора; вместо золоченого обруча с купидонами, который спускался с потолка и в который вставлялись свечи, повесили дорогую саксонскую люстру с прекрасно выполненными из фарфора гирляндами пестрых цветов.
Как он проводил свое
время в Петербурге, это мне не совсем известно, но судя по тому, что он был знаком почти со всеми современными ему знаменитостями, надо полагать, что он жил не исключительно в свете и среди своих военных товарищей, а держался умных кружков: он лично знал Жуковского, Пушкина, Дельвига, Гоголя, Каратыгина и Брюллова, ходил в дом к Толстым, где перезнакомился со всем
тогдашним художественным миром и сам с успехом занимался как дилетант и живописью и ваянием, что необыкновенно шло его изящной натуре.
— Мне бы очень желалось спросить вас, — заговорил барон, — что,
тогдашнее ваше чувство к жениху в настоящее
время уменьшилось или возросло?
Я даже написал одну повесть (я помню, она называлась «Маланьей»), в которой самыми негодующими красками изобразил безвыходное положение русского крепостного человека, и хотя, по
тогдашнему строгому
времени, цензура не пропустила этой повести, но я до сих пор не могу позабыть (многие даже называют меня за это злопамятным), что я автор ненапечатанной повести «Маланья».
А мы не только ничего этого не сделали, но бессмысленно простирали Дракину объятия и в то же
время еще бессмысленнее подшучивали над его
тогдашним бессилием.
Устрялов, говоря об этом указе (том III, стр. 260), — удостоверял царя, что в благосостоянии промышленного сословия заключался один из главных источников государственного богатства и что промыслы могут процветать только при свободном, самостоятельном развитии их, без вмешательства сторонних властей, тягостного во всякое
время, тем более при
тогдашнем порядке дел в России».
Но при общем взгляде на состояние России того
времени необходимо обратить внимание и на
тогдашнее положение раскольников, ярко обрисовывающее степень образованности и гуманности
тогдашней администрации.
Дело не обошлось без формального разбирательства, но по
тогдашнему либеральному
времени кончилось тем, что возмутившимся «хамам» выданы были увольнительные свидетельства.
В это
время «Пчела» эту мысль поддерживала, а другие
тогдашние петербургские газеты (впрочем, не все) вдруг ополчились против хлопот Бенни и нашли в них нечто столь смешное и вредоносное, что не давали ему прохода.
При трудности
тогдашних путей сообщения, прошло некоторое
время до распространения между нами роковой вести о трагической смерти Лермонтова.
Как это сделалось, трудно рассказать по порядку; но дело в том, что со
временем, по крайней мере через воскресенье, на наших мирных антресолях собирались наилучшие представители
тогдашнего студенчества.
Так это и случилось в плодомасовском доме, который стал богатым и который, по
тогдашним смутным
временам, может быть следовало оберегать гораздо потщательнее, чем он оберегался.
Дом в ночное
время содержался не опасливо, и хотя
время тогдашнее было не беспечное, но в доме Плодомасовой почти никакой осторожности против внешних напастей не наблюдалось.
Резкость и бесцеремонность выражений, в которых описывается в «Собеседнике»
тогдашний разврат, может показаться странною и неприятною для утонченных нравов нашего
времени, которые позволяют делать некоторые вещи, но не позволяют говорить о них.