Неточные совпадения
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал
по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в воду.
Работы было немного: утопленницу несло водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который протянул ему
товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
— Значит, рабочие наши задачи такие: уничтожить самодержавие — раз! Немедленно освободить всех
товарищей из тюрем, из ссылки — два! Организовать свое рабочее правительство — три! — Считая, он шлепал ладонью
по ящику и притопывал ногою в валенке
по снегу; эти звуки напоминали
работу весла — стук его об уключину и мягкий плеск. Слушало Якова человек семь, среди них — двое студентов, Лаврушка и толстолицый Вася, — он слушал нахмуря брови, прищурив глаза и опустив нижнюю губу, так что видны были сжатые зубы.
— Дмитрий, ты стал плохим
товарищем мне в
работе. Пропадаешь каждый день на целое утро, и на половину дней пропадаешь
по вечерам. Нахватался уроков, что ли? Так время ли теперь набирать их? Я хочу бросить и те, которые у меня есть. У меня есть рублей 40 — достанет на три месяца до окончания курса. А у тебя было больше денег в запасе, кажется, рублей до сотни?
Я вышел на улицу и только хотел сесть на извозчика, как увидел моего
товарища по журнальной
работе — иллюстратора Н. А. Богатова.
Измученные непосильной
работой и побоями, не видя вблизи себя
товарищей по возрасту, не слыша ласкового слова, они бежали в свои деревни, где иногда оставались, а если родители возвращали их хозяину, то они зачастую бежали на Хитров, попадали в воровские шайки сверстников и через трущобы и тюрьмы нередко кончали каторгой.
Обыкновенно его ловят, судят, отправляют назад на каторгу, но это не так страшно; в медленном, пешеэтапном хождении
по Сибири, в частой перемене тюрем,
товарищей и конвойных и в дорожных приключениях есть своя особенная поэзия и все-таки больше похожего на свободу, чем в Воеводской тюрьме или на дорожных
работах.
—
Работа по изменению существующего строя — великая
работа,
товарищи, но для того, чтобы она шла успешнее, я должен купить себе новые сапоги! — говорил он, указывая на свои рваные и мокрые ботинки.
Косоглазый столяр Панфил, злой и ехидный, приносит выстроганные им и склеенные кипарисовые и липовые доски разных размеров; чахоточный парень Давидов грунтует их; его
товарищ Сорокин кладет «левкас»; Миляшин сводит карандашом рисунок с подлинника; старик Гоголев золотит и чеканит
по золоту узор; доличники пишут пейзаж и одеяние иконы, затем она, без лица и ручек, стоит у стены, ожидая
работы личников.
— Имею большую причину от игумена Моисея, — жаловался дьячок Арефа
товарищам по несчастью. — Нещадно он бил меня шелепами [Шелепы — мешки с песком. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)]… А еще измором морил на всякой своей монастырской
работе. Яко лев рыкающий, забрался в нашу святую обитель… Новшества везде завел, с огнепальною яростию
работы египетские вменил… Лютует над своею монастырскою братией и над крестьянами.
Иногда Петр дозволял себе п первое, отлучаясь с
работ и разъезжая водою
по окрестностям, но чаще прибегал к второму средству, веселясь с своими
товарищами.
Из сотни
товарищей Иосафа, некогда благородных и умных малых, садившихся до и после его на подобный ему стул, очень немногие прошли благополучно этот житейский искус: скольких из них мы видали от беспрерывно раздражаемой печени и от надсаженной груди пустою, бесполезной
работой умирающими в своих скудных квартирах или даже,
по бедности, в городских больницах.
Наступало деловое летнее время,
товарищи мои целыми днями живут в
работе, собираемся мы редко, читать им некогда, мне приходится выслеживать каждый свободный их час. Хожу с ними в ночное и там ведём устные беседы,
по праздникам устраиваем чтения в лесу — готовимся к осени.
Став на средине реки, один ловец захватил конец хребтины, и, меж тем как
товарищ его, спускаясь вниз
по реке возле опущенной снасти, веслом
работáл потихоньку, он вытягивал ее понемногу в ботник, а третий ловец снимал с крюков стерлядей, когда они попадались.
— Тогда бы ты уж должен больше о нас заботиться… На черный день у нас ничего нету. Вон, когда ты у Гебгарда разбил хозяйской кошке голову, сколько ты? — всего два месяца пробыл без
работы, и то чуть мы с голоду не перемерли. Заболеешь ты, помрешь — что мы станем делать? Мне что, мне-то все равно, а за что Зине пропадать? Ты только о своем удовольствии думаешь, а до нас тебе дела нет.
Товарищу ты последний двугривенный отдашь, а мы хоть
по миру иди; тебе все равно!
Совсем схожая история произошла и с одним из моих
товарищей, Скрутковским. Он также усердно посещал лекции Васильевского, также объявил себя специалистом
по средней истории, также сморозил что-то совсем несуразное на экзамене и, несмотря на это, также получил пятерку. Но поступил он красивее и изящнее, чем я. Из тем, объявленных на медали, выбрал одну из предложенных Васильевским, написал блестящую
работу и,
по отзыву Васильевского, получил за нее золотую медаль.
Земский врач Григорий Иванович Овчинников, человек лет тридцати пяти, худосочный и нервный, известный своим
товарищам небольшими
работами по медицинской статистике и горячею привязанностью к так называемым бытовым вопросам, как-то утром делал у себя в больнице обход палат. За ним,
по обыкновению, следовал его фельдшер Михаил Захарович, пожилой человек, с жирным лицом, плоскими сальными волосами и с серьгой в ухе.
— Зина! Тебе ударная
работа не
по силам. Совсем испортишь здоровье. Нам поручили
товарищи сказать: уходи из ударниц, мы тебя не осудим.
Павел,
по отчеству Иванов, был тоже любимый ученик «лекаря-туземца», неотлучно находившийся при нем и помогавший ему и в
работе, и в придворных интригах, служа своему учителю исполнением всевозможных его поручений, доносами и наушничеством. Яков Потапович инстинктивно не любил этого
товарища по учению, хотя Павел, по-видимому, относился к нему более дружелюбно, но молодой человек позабыл в настоящую минуту о своей антипатии и не на шутку обрадовался неожиданному гостю.
—
Товарищ Кочерыгин, мы к тебе не чаи пришли распивать, а
по приказу штаба легкой кавалерии, — проверить,
по уважительной ли причине ты сегодня не вышел на
работу. Ты комсомолец, значит, парень сознательный, понимаешь, что прогулы — это не пустяки для производства, что производство на этом ежегодно теряет сотни тысяч рублей. Подумал ты об этом?
На хороших лошадях, в щегольских санках, приехал Оська Головастов с
товарищем Бутыркиным, местным активистом в районном масштабе. Пили чай, обменивались впечатлениями от
работы в своих районах. У Оськи
по губам бегала хитрая, скрытно торжествующая улыбка. Он спросил...
— Я, конечно, написала. Почему бы нет?.. Кричал, что это контрреволюция, что я вообще веду подрывную
работу в крестьянстве, что еще сегодня утром об этом получено заявление в ГПУ от
товарища Бутыркина. Грозился отправить меня отсюда
по этапу. Я ему: «Вы говорите со мною, как с классовым врагом!» — «Вы, говорит, и есть классовый враг. Только помните, мы и не с такими, как вы, справлялись».
Начальство добыло веские данные, из которых можно было заключить, что в ближайшей тайге образовалась шайка злоумышленников, коноводом которой был Иван Орлов, но последний оставался неуловим, а
по показаниям нескольких оплошавших его сотоварищей, попавшихся в руки властей, живет отдельно от
товарищей и является лишь для того, чтобы идти на «
работу», но где имеет он пристанище — они отозвались незнанием.
Петр Валерианович уже не раз после этого слышал от графа Аракчеева слова одобрения: «Хорошо, молодец», — и было за что.
Работа под наблюдением Хвостова, действительно, кипела, и он далеко опередил своих
товарищей по той же профессии.