…Раз, два, три, четыре… — гулко раздавался по временам сильный стук. Это Яшка тревожил чуткую
тишину коридора. Среди этой тишины, на фоне бесшумной, подавленной жизни, его удары, резкие, бешено-отчетливые, непокорные, составляли какой-то странный, режущий, неприятный контраст. Я вспомнил, как маленький «старший» съежился, заслышав эти удары. Нарушение обычного безмолвия этой скорбной обители, казавшееся даже мне, постороннему, диссонансом, должно было особенно резать ухо «начальства».
Неточные совпадения
— Эй, барин, ходи веселей! — крикнули за его спиной. Не оглядываясь, Самгин почти побежал. На разъезде было очень шумно, однако казалось, что железный шум торопится исчезнуть в холодной, всепоглощающей
тишине. В
коридоре вагона стояли обер-кондуктор и жандарм, дверь в купе заткнул собою поручик Трифонов.
В
тишине прошли через три комнаты, одна — большая и пустая, как зал для танцев, две другие — поменьше, тесно заставлены мебелью и комнатными растениями, вышли в
коридор, он переломился под прямым углом и уперся в дверь, Бердников открыл ее пинком ноги.
В
коридоре и камерах весь вечер была мертвая
тишина.
Днем у всех было своего дела по горло, и потому наверх редко кто ходил, так что к темноте, наполнявшей
коридор, присоединялась еще удручающая
тишина.
Наконец в
коридоре слышатся тяжелые шаги. «Егоров, Егоров…» В классе водворяется
тишина, и мы с недоумением смотрим друг на друга… Что же теперь будет?.. Толстая фигура с журналом подмышкой появляется на пороге и в изумлении отшатывается… Через минуту является встревоженный надзиратель, окидывает взглядом стены и стремглав убегает… В класс вдвигается огромная фигура инспектора… А в перемену эпидемия перекидывается в младшие классы…
Тишина в
коридоре стала еще жутче.
Но его не видят.
Тишина кажется еще безжизненнее и мертвее от ровного, неуловимого жужжания и вскрикиваний. Становится жутко, томительно, почти страшно. Хочется как будто проснуться, громко вскрикнуть, застучать, опрокинуть что-нибудь, вообще сделать что-нибудь такое, что промчалось бы по
коридорам, ринулось в классные двери, наполнило бы все это здание грохотом, шумом, тревогой…
Людмила взяла мать под руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив голову, протирал платком пенсне. В
тишине за окном устало вздыхал вечерний шум города, холод веял в лица, шевелил волосы на головах. Людмила вздрагивала, по щеке ее текла слеза. В
коридоре больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот. Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
Коридор. Тысячепудовая
тишина. На круглых сводах — лампочки, бесконечный, мерцающий, дрожащий пунктир. Походило немного на «трубы» наших подземных дорог, но только гораздо уже и не из нашего стекла, а из какого-то другого старинного материала. Мелькнуло — о подземельях, где будто бы спасались во время Двухсотлетней Войны… Все равно: надо идти.
Тишина, в которую погрузился головлевский дом, нарушалась только шуршаньем, возвещавшим, что Иудушка, крадучись и подобравши полы халата, бродит по
коридору и подслушивает у дверей.
Помню, эти слова меня точно пронзили… И для чего он их проговорил и как пришли они ему в голову? Но вот труп стали поднимать, подняли вместе с койкой; солома захрустела, кандалы звонко, среди всеобщей
тишины, брякнули об пол… Их подобрали. Тело понесли. Вдруг все громко заговорили. Слышно было, как унтер-офицер, уже в
коридоре, посылал кого-то за кузнецом. Следовало расковать мертвеца…
В одну темную осеннюю ночь, когда в
коридоре была совершенная
тишина, в дверь у перчаточниц кто-то тихонько постучался. Marie, ночевавшая одна на двуспальной постели, которою они владели исполу со своей подругой, приподнялась на локоть и тихонько спросила...
Во всем доме была полнейшая
тишина; камердинер князя сидел в соседней с кабинетом комнате и дремал. Вдруг раздался выстрел; камердинер вскочил на ноги, вместе с тем в залу вбежала проходившая по
коридору горничная. Камердинер бросился в кабинет к князю.
Наконец, набив ноги так, что пятки горели, я сел в густой тени короткого бокового углубления, не имевшего выхода, и уставился в противоположную стену
коридора, где светло и пусто пережидала эту безумную ночь яркая
тишина.
Уже давно, с первых дней заключения, начал фантазировать ее слух. Очень музыкальный, он обострялся
тишиною и на фоне ее из скудных крупиц действительности, с ее шагами часовых в
коридоре, звоном часов, шелестом ветра на железной крыше, скрипом фонаря, творил целые музыкальные картины. Сперва Муся боялась их, отгоняла от себя, как болезненные галлюцинации, потом поняла, что сама она здорова и никакой болезни тут нет, — и стала отдаваться им спокойно.
В полутемном
коридоре царила беспокойная
тишина.
В отделении подследственных водворилась
тишина, Яшку связанного пронесли по
коридорам, уложили в телегу и увезли вон из тюрьмы.
Спустя две недели после нашего прибытия в острог, перед вечером, — но еще задолго до поверки, — арестантов стали загонять в камеры.
Коридоры опустели, и в подследственном отделении воцарилась тяжелая, будто выжидающая
тишина, по которой мы привыкли уже угадывать приближение высшего тюремного начальства. Вскоре громыхнула дверь дальнего
коридора, послышалось звяканье оружия, шаги многочисленной толпы.
Когда он смолкал, а в
коридоре наступала
тишина, тогда можно было различить монотонное чтение какой-то молитвы, произносимой в первой камере однозвучным голосом.
Тишина царила кругом. Газовые рожки слабо освещали длинные
коридоры, церковная площадка была погружена в жуткую, беспросветную тьму. Я не пошла, однако, по церковной или так называемой «парадной» лестнице, а бегом спустилась по черной, которая находилась возле нашего дортуара, и вошла в средний, классный
коридор, примыкавший к залу.
Стихло в гостинице, лишь изредка слышится где-то в дальних
коридорах глухой топот по чугунному полу запоздавшего постояльца да либо зазвенит замок отпираемой двери… Прошумело на улице и тотчас стихло, — то перед разводкой моста через Оку возвращались с ярманки последние горожане…
Тишина ничем не нарушается, разве где в соседних квартирах чуть слышно раздается храп, либо кто-нибудь впросонках промычит, пробормочет что-то и затем тотчас же стихнет.
В длинном
коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце
коридора, как тотчас же воцарилась мертвая
тишина.
Длинный полуосвещенный
коридор, тянувшийся вплоть до церковной паперти, невольно пугал одним своим безмолвием. Только неопределенный, едва уловимый шум газа нарушал его могильную
тишину. Робко скользила я вдоль стены по направлению к церкви.
На минуту настала
тишина. В одном конце
коридора стояла онемевшая толпа парней и девчат, на другом — широкоплечая фигура Спирьки с растрепанной головой. Он держал на изготовке кирпич и глядел на одну Лельку.