Неточные совпадения
«Сообразно инструкции. После пяти часов ходил по
улице. Дом с серой крышей, по два окна сбоку; при нем огород. Означенная особа приходила два раза: за водой раз, за щепками для плиты два. По наступлении
темноты проник взглядом в окно, но ничего не увидел по причине занавески».
Вдруг, далеко, шагов за двести от него, в конце
улицы, в сгущавшейся
темноте, различил он толпу, говор, крики…
На
улице я встретил множество народу; но никто в
темноте нас не заметил и не узнал во мне оренбургского офицера.
Самгин тоже простился и быстро вышел, в расчете, что с этим парнем безопаснее идти. На
улице в
темноте играл ветер, и, подгоняемый его толчками, Самгин быстро догнал Судакова, — тот шел не торопясь, спрятав одну руку за пазуху, а другую в карман брюк, шел быстро и пытался свистеть, но свистел плохо, — должно быть, мешала разбитая губа.
Самгин подошел к столбу фонаря, прислонился к нему и стал смотреть на работу. В
улице было темно, как в печной трубе, и казалось, что
темноту создает возня двух или трех десятков людей. Гулко крякая, кто-то бил по булыжнику мостовой ломом, и, должно быть, именно его уговаривал мягкий басок...
В магазинах вспыхивали огни, а на
улице сгущался мутный холод, сеялась какая-то сероватая пыль, пронзая кожу лица. Неприятно было видеть людей, которые шли встречу друг другу так, как будто ничего печального не случилось; неприятны голоса женщин и топот лошадиных копыт по торцам, — странный звук, точно десятки молотков забивали гвозди в небо и в землю, заключая и город и душу в холодную, скучную
темноту.
На нее обрушилась холодная
темнота и, затискав людей в домики, в дома, погасила все огни на
улицах, в окнах.
Ехали долго, по темным
улицам, где ветер был сильнее и мешал говорить, врываясь в рот. Черные трубы фабрик упирались в небо, оно имело вид застывшей тучи грязно-рыжего дыма, а дым этот рождался за дверями и окнами трактиров, наполненных желтым огнем. В холодной
темноте двигались человекоподобные фигуры, покрикивали пьяные, визгливо пела женщина, и чем дальше, тем более мрачными казались
улицы.
— В детстве я ничего не боялся — ни
темноты, ни грома, ни драк, ни огня ночных пожаров; мы жили в пьяной
улице, там часто горело.
Мне встретился маленький мальчик, такой маленький, что странно, как он мог в такой час очутиться один на
улице; он, кажется, потерял дорогу; одна баба остановилась было на минуту его выслушать, но ничего не поняла, развела руками и пошла дальше, оставив его одного в
темноте.
На
улице темнота, как сажа в трубе; я едва нашел ступени крыльца.
Подойдя к гостинице, я видел, что кто-то в
темноте по
улице преследует кого-то.
Мы шли, шли в
темноте, а проклятые
улицы не кончались: все заборы да сады. Ликейцы, как тени, неслышно скользили во мраке. Нас провожал тот же самый, который принес нам цветы. Где было грязно или острые кораллы мешали свободно ступать, он вел меня под руку, обводил мимо луж, которые, видно, знал наизусть. К несчастью, мы не туда попали, и, если б не провожатый, мы проблуждали бы целую ночь. Наконец добрались до речки, до вельбота, и вздохнули свободно, когда выехали в открытое море.
Он бежал сломя голову, и несколько редких прохожих, повстречавшихся ему в
темноте, на
улицах города, запомнили потом, как встретили они в ту ночь неистово бегущего человека.
Митя плюнул и быстрыми шагами вышел из комнаты, из дому, на
улицу, в
темноту!
Я встал — и, положив талер в руку бедной Ганхен (она даже не поблагодарила меня), направился к дому фрау Луизе. Вечерние тени уже разливались в воздухе, и узкая полоса неба, над темной
улицей, алела отблеском зари. Я слабо стукнул в дверь; она тотчас отворилась. Я переступил порог и очутился в совершенной
темноте.
Когда я прошел всю главную
улицу почти до моря, пароходы еще стояли на рейде, и когда я повернул направо, послышались голоса и громкий смех, и в
темноте показались ярко освещенные окна, и стало похоже, будто я в захолустном городке осеннею ночью пробираюсь к клубу.
И потому в два часа ночи, едва только закрылся уютный студенческий ресторан «Воробьи» и все восьмеро, возбужденные алкоголем и обильной пищей, вышли из прокуренного, чадного подземелья наверх, на
улицу, в сладостную, тревожную
темноту ночи, с ее манящими огнями на небе и на земле, с ее теплым, хмельным воздухом, от которого жадно расширяются ноздри, с ее ароматами, скользившими из невидимых садов и цветников, то у каждого из них пылала голова и сердце тихо и томно таяло от неясных желаний.
Послышалось беганье и шушуканье нескольких голосов. Вихров сам чувствовал в
темноте, что мимо его пробежали два — три человека. Стоявшие на
улице солдаты только глазами похлопывали, когда мимо их мелькали человеческие фигуры.
Нужно сказать, что все время, как приехал барин, от господского дома не отходила густая толпа, запрудившая всю
улицу. Одни уходили и сейчас же заменялись другими. К вечеру эта толпа увеличивалась и начинала походить на громадное шевелившееся животное. Вместе с
темнотой увеличивалась и смелость.
Однажды Николаев был приглашен к командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью, идя по
улице, он услышал за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул через забор и в
темноте нарвал с грядки, перепачкав руки в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых цветов.
Матвей Лозинский долго лежал в
темноте с открытыми глазами и забылся сном уже перед утром, в тот серый час, когда заснули совсем даже
улицы огромного города.
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца не было никаких намерений. Он просто вышел на платформу, без всякого багажа, только с корзиной в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий и тупо смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел по
улице, мелькнул в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул в
темноте, и только еще красный фонарик сзади несколько времени посылал прощальный привет из глубины ночи…
Послышались легкие шаги, стук отворенной двери, — Юлия выглянула на
улицу, сверкая в
темноте черными, страстными глазами.
Передонову стало досадно. По его мнению, сестры должны бы плакать от печали, что он их отверг. «Притворяются!» — подумал он, молча уходя со двора. Девицы перебежали к окнам на
улицу и кричали вслед Передонову насмешливые слова пока он не скрылся в
темноте.
Уж было темно, когда Лукашка вышел на
улицу. Осенняя ночь была свежа и безветрена. Полный золотой месяц выплывал из-за черных раин, поднимавшихся на одной стороне площади. Из труб избушек шел дым и, сливаясь с туманом, стлался над станицею. В окнах кое-где светились огни. Запах кизяка, чапры и тумана был разлит в воздухе. Говор, смех, песни и щелканье семечек звучали так же смешанно, но отчетливее, чем днем. Белые платки и папахи кучками виднелись в
темноте около заборов и домов.
Он был рад предложению; он не мог бы теперь идти к себе один, по
улицам, в
темноте. Ему было тесно, тягостно жало кости, точно не по
улице он шёл, а полз под землёй и она давила ему спину, грудь, бока, обещая впереди неизбежную, глубокую яму, куда он должен скоро сорваться и бесконечно лететь в бездонную, немую глубину…
Уже с противоположной стороны оглядывается на лавку Саша и прощается с Самсонычем; потом снова в
темноте перебирается на эту сторону
улицы: всю жизнь ходил по ней и другую сторону с детства считает чужой, неведомой, чем-то вроде иностранного государства.
И круто, на полшага повернув, проплыл как бы по воздуху пустынную площадь и окунулся в
темноту тихой, немощеной
улицы, еле намечаемой в перспективе несколькими тусклыми фонарями.
Войдя с
улицы, Арбузов с трудом различал стулья первого ряда, бархат на барьерах и на канатах, отделяющих проходы, позолоту на боках лож и белые столбы с прибитыми к ним щитами, изображающими лошадиные морды, клоунские маски и какие-то вензеля. Амфитеатр и галерея тонули в
темноте. Вверху, под куполом, подтянутые на блоках, холодно поблескивали сталью и никелем гимнастические машины: лестницы, кольца, турники и трапеции.
Непрерывно, один за другим, подъезжали извозчики и по мановению руки величественного, как статуя, городового, описав полукруг, отъезжали дальше, в
темноту, где длинной вереницей стояли вдоль
улицы сани и кареты.
И наконец, настала ночь, в комнату принесли огонь, и Елена снова подошла к окну. Густая
темнота окутывала
улицу. Бедные и грубые предметы скучной обычности скрывались в черном покрове ночи, — и было что-то торжественное в этой печальной черноте. Против окна, у которого стояла Елена, слабо виднелся, на другой стороне
улицы, при свете редких фонарей, маленький, кирпично-красный дом кузнеца. Фонари стояли далеко от него, — он казался черным.
С
улицы все еще слышались крики и песни неугомонных комковцев там и сям за заборами, сквозь
темноту мерцали огоньки, показывавшие, что пирушка и не думала умолкать.
Так как подобное явление природы не только не предосудительно, но даже поучительно в том рассуждении, что даже и планеты законам природы часто повинуются, то в видах поощрения предлагаю вам, ваше благородие, сделать распоряжение о зажжении в этот вечер в вашем участке всех уличных фонарей, дабы вечерняя
темнота не мешала начальствующим лицам и жителям обозревать оное затмение, а также прошу вас, милостивый государь, строго следить, чтобы на
улицах не было по сему поводу сборищ, радостных криков и прочее.
Гаснет заря, яркие звезды зажигаются в небе; темно на
улицах, но в
темноте чувствуется жизнь, слышен говор, сдержанный женский смех…
Мы вышли на
улицу. Передо мною, отлого спускаясь к реке, широко раскинулось Заречье; в двух-трех местах мерцали огоньки, вдали лаяли собаки. Все спало тихо и безмятежно, а в
темноте вставал над городом призрак грозной гостьи…
И были превосходнейшие места для всяких игр; под папиным балконом, например: темное, низкое помещение, где нужно было ходить нагнувшись, где сложены были садовые лопаты, грабли, носилки, цветочные горшки и где в щели меж досок ярко светило с
улицы солнце, прорезывая
темноту пыльно-золотыми пластинами.
В белой
темноте зимней ночи навстречу мне шел высокий черный человек. Я сошел с тротуара на
улицу, как будто мне нужно было на другую сторону. Человек круто повернул и пошел ко мне. Я отбежал.
Вечером, воротившись от Маши, я сидел в
темноте у окна. Тихо было на
улице и душно. Над забором сада, как окаменевшие черные змеи, темнели средь дымки молодой листвы извилистые суки ветел. По небу шли черные облака странных очертаний, а над ними светились от невидимого месяца другие облака, бледные и легкие. Облака все время шевелились, ворочались, куда-то двигались, а на земле было мертво и тихо, как в глубокой могиле. И тишина особенно чувствовалась оттого, что облака наверху непрерывно двигались.
Этот старик сидит теперь в своей пустой избе. В ней пахнет холодною сажею. За нетопленою печкою ежится в
темноте затравленный, одичавший дух дома. А с
улицы на развалюшку-избу холодно и враждебно смотрят избы, крепкие сознанием своего права на жизнь.
Маленький человечек в
темноте среди
улицы заливался, как соловей, куплет за куплетом и песня за песней.
Антон идет за своим вожатым в
темноте, не зная, куда его ведут; он знает только, что они не вышли из города и что они идут по тесным, кривым
улицам, потому что беспрестанно готовы наткнуться на угол дома.
Гуляли по бульвару Большой Черкизовской
улицы с недавно посаженными липками. Хулиганили. Опять сшибали в
темноте плечами встречных. Не всем прохожим это нравилось. Два раза немножко подрались.
Быстро шла по пустынной
улице, опустив голову. Навстречу шагал Юрка. Узнал в
темноте.
Очутившись в
темноте на
улице, Тения все это вспомнила и содрогнулась.