Неточные совпадения
Ему протянули несколько шапок, он взял две из них, положил их
на голову себе близко ко лбу и, придерживая рукой, припал
на колено. Пятеро мужиков, подняв
с земли небольшой колокол, накрыли им голову кузнеца так, что края легли ему
на шапки и
на плечи, куда баба положила свернутый передник. Кузнец закачался, отрывая колено от
земли, встал и тихо, широкими шагами пошел ко входу
на колокольню, пятеро мужиков провожали его, идя попарно.
— Среди своих друзей, — продолжала она неторопливыми словами, — он поставил меня так, что один из них, нефтяник, богач, предложил мне ехать
с ним в Париж. Я тогда еще дурой ходила и не сразу обиделась
на него, но потом жалуюсь Игорю. Пожал
плечами. «Ну, что ж, — говорит. — Хам. Они тут все хамье». И — утешил: «В Париж, говорит, ты со мной поедешь, когда я остаток
земли продам». Я еще поплакала. А потом — глаза стало жалко. Нет, думаю, лучше уж пускай другие плачут!
Город уже проснулся, трещит,
с недостроенного дома снимают леса, возвращается
с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят
на людей, которых учат ходить по
земле плечо в
плечо друг
с другом, из-за угла выехал верхом
на пестром коне офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом
с ним подросток тащил
на плече, как ружье, палку
с национальным флагом.
По указанию календаря наступит в марте весна, побегут грязные ручьи
с холмов, оттает
земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет в одной рубашке
на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем,
с удовольствием пожимая
плечами; потом он потянет опрокинутую вверх дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к обычным трудам.
Действительно, шагах в 50 от речки мы увидели китайца. Он сидел
на земле, прислонившись к дереву, локоть правой руки его покоился
на камне, а голова склонилась
на левую сторону.
На правом
плече сидела ворона. При нашем появлении она испуганно снялась
с покойника.
При подъеме
на крутые горы, в особенности
с ношей за
плечами, следует быть всегда осторожным. Надо внимательно осматривать деревья, за которые приходится хвататься. Уже не говоря о том, что при падении такого рухляка сразу теряешь равновесие, но, кроме того, обломки сухостоя могут еще разбить голову. У берез древесина разрушается всегда скорее, чем кора. Труха из них высыпается, и
на земле остаются лежать одни берестяные футляры.
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются
с зеленой головы
на плечи, вода, звучно журча, бежит
с длинных волос
на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Кузнец остановился
с своими мешками. Ему почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули; бросивши
на землю мешки так, что находившийся
на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он
с маленьким мешком
на плечах вместе
с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны.
А когда Славка, подняв вместе
с гробом
на плечи, понесли из комнаты
на двор, то мать его громко кричала и билась
на руках у людей, прося, чтобы и ее зарыли в
землю вместе
с сыном, и что она сама виновата в его смерти.
Дядья, в одинаковых черных полушубках, приподняли крест
с земли и встали под крылья; Григорий и какой-то чужой человек,
с трудом подняв тяжелый комель, положили его
на широкое
плечо Цыганка; он пошатнулся, расставил ноги.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли
на своих
плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России
с деньгами и семьями, такие живут не бедно; 220 десятин
земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим жить.
К старикам протолкался приземистый хохол Терешка, старший сын Дороха. Он был в кумачной красной рубахе; новенький чекмень, накинутый
на одно
плечо, тащился полой по
земле. Смуглое лицо
с русою бородкой и карими глазами было бы красиво, если бы его не портил открытый пьяный рот.
Передо мной стоял великан необыкновенной толщины; в нем было двенадцать вершков роста и двенадцать пуд веса, как я после узнал; он был одет в казакин и в широчайшие плисовые шальвары;
на макушке толстой головы чуть держалась вышитая золотом запачканная тюбетейка; шеи у него не было; голова
с подзобком плотно лежала
на широких
плечах; огромная саблища тащилась по
земле — и я почувствовал невольный страх: мне сейчас представилось, что таков должен быть коварный Тиссаферн, предводитель персидских войск, сражавшихся против младшего Кира.
И вдруг почувствовала, что ноги у нее дрогнули, отяжелели, точно примерзли к
земле, — из-за угла тюрьмы спешно, как всегда ходят фонарщики, вышел сутулый человек
с лестницей
на плече.
Санин соскочил
с коня и подбежал к ней. Она оперлась об его
плечи, мгновенно спрыгнула
на землю и села
на одном из моховых бугров. Он стоял перед нею, держа в руках поводья обеих лошадей.
И батальон, как один человек, останавливался в два темпа, а в три других темпа, сняв ружье
с плеча, ставил его прикладом
на землю. И тотчас уже опять...
— А помнишь ли, Никитушка, — продолжал он, обняв князя одною рукой за
плеча, — помнишь ли, как ты ни в какой игре обмана не терпел? Бороться ли
с кем начнешь али
на кулачках биться, скорей дашь себя
на землю свалить, чем подножку подставишь или что против уговора сделаешь. Все, бывало, снесешь, а уж лукавства ни себе, ни другим не позволишь!
Мальчик тихонько подошёл к окну и осторожно выглянул из-за косяка;
на скамье под черёмухой сидела Власьевна, растрёпанная,
с голыми
плечами, и было видно, как они трясутся. Рядом
с нею, согнувшись, глядя в
землю, сидел
с трубкою в зубах Созонт, оба они были покрыты густой сетью теней, и тени шевелились, точно стараясь как можно туже опутать людей.
Со всем тем Захар все-таки глядел
с прежнею наглостью и самоуверенностью, не думал унывать или падать духом. В ястребиных глазах его было даже что-то презрительно-насмешливое, когда случайно обращались они
на прорехи рубашки. Казалось, жалкие остатки «форсистой» одежды были не
на плечах его, а лежали скомканные
на земле и он попирал их ногами, как предметы, недостойные внимания.
— Зачем ты в
землю кланяешься? — говорил Нехлюдов,
с досадой поднимая ее за
плечи. — Разве нельзя так сказать? Ты знаешь, что я этого не люблю. Жени сына, пожалуйста; я очень рад, коли у тебя есть невеста
на примете.
Началась борьба, возня, но — вдруг вся серая, пыльная толпа зрителей покачнулась, взревела, взвыла, хлынула
на рельсы, — человек в панаме сорвал
с головы свою шляпу, подбросил ее в воздух и первый лег
на землю рядом
с забастовщиком, хлопнув его по
плечу и крича в лицо его ободряющим голосом.
Вслед за тем голова Игната откачнулась
на плечо, а его грузное тело медленно поползло
с кресла
на землю, точно
земля властно потянула его к себе.
Ежов, сидя рядом
с ним, возился
на земле, толкал его
плечом и, потряхивая головой, невнятно бормотал что-то под нос себе…
Телятев. Да мог ли я ждать! Вы любезны со мной, вы для меня сходите
на землю с вашей неприступной высоты. Вы были Дианой, презирающей мужской род,
с луной в прическе,
с колчаном за
плечами; а теперь вы преобразились в простую, сердечную, даже наивную пейзанку, из тех, которые в балетах пляшут, перебирая свой передник. Вот так. (Делает обыкновенные пейзанские жесты.)
— Женских рук и
плеч мы
с вами, кузен, много видели; но, сколько помнится, все это были живые и
на земле существующие! — заметил Бегушев.
Легко идется по
земле тому, кто полной мерой платит за содеянное. Вот уже и шоссе, по которому когда-то так легко шагал какой-то Саша Погодин, — чуть ли не
с улыбкой попирает его незримые отроческие следы крепко шагающий Сашка Жегулев, и в темной дали упоенно и радостно прозревает светящийся знак смерти. Идет в темноту, легкий и быстрый: лица его лучше не видеть и сердца его лучше не касаться, но тверда молодая поступь, и гордо держится
на плечах полумертвая голова.
Сказав так, он соединился
с Эстампом, и они, сойдя
на землю, исчезли влево, а я поднял глаза
на Тома и увидел косматое лицо
с огромной звериной пастью, смотревшее
на меня
с двойной высоты моего роста, склонив огромную голову. Он подбоченился. Его
плечи закрыли горизонт. Казалось, он рухнет и раздавит меня.
Не посрамила и Берта Ивановна
земли русской,
на которой родилась и выросла, — вынула из кармана белый платок, взяла его в руку, повела
плечом, грудью тронула, соболиной бровью мигнула и в тупик поставила всю публику своей разудалою пляскою. Поляк
с своей залихватской мазуркой и его миньонная дамочка были в карман спрятаны этой парой.
Пришел Грузов, малый лет пятнадцати,
с желтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, — один из первых силачей возраста. Он, собственно, не шел, а влачился, не поднимая ног от
земли и при каждом шаге падая туловищем то в одну, то в другую сторону, точно плыл или катился
на коньках. При этом он поминутно сплевывал сквозь зубы
с какой-то особенной кучерской лихостью. Расталкивая кучку
плечом, он спросил сиплым басом...
Чорта ударило в пот, и из-под свитки хвост у него так и забегал по
земле, даже пыль поднялась
на плотине. А солдат уже вскинул палку
с сапогами
на плечи, чтоб идти далее, да в это время чертяка догадался, чем его взять. Отошел себе шага
на три и говорит...
Вот она идёт по саду — розовато-белый бархат лепестков осыпает её крутые
плечи; вот он вместе
с нею
на башне — сидят они обнявшись и смотрят
на свои поля,
на свою
землю.
На нем была рубаха, расстегнутая
на груди, и высокие сапоги со шпорами, и
с плеч спускался черный плащ, тащившийся по
земле, как шлейф.
Осип. Чтоб ни отцу моему, ни матери не увидать царства небесного, коли вру! К генеральше! От жены ушел! Догоните его, Александра Ивановна! Нет, нет… Всё пропало! И вы несчастная теперь! (Снимает
с плеч ружье.) Она приказала мне в последний раз, а я исполняю в последний раз! (Стреляет в воздух.) Пусть встречает! (Бросает ружье
на землю.) Зарежу его, Александра Ивановна! (Перепрыгивает через насыпь и садится
на пень.) Не беспокойтесь, Александра Ивановна… не беспокойтесь… Я его зарежу… Не сомневайтесь…
Я желал бы быть лучше поглощенным
землею, как вдруг, приклонясь к руке одной молодой бледной блондинки
с добрыми голубыми глазами, я почувствовал, что рука ее, ускользнув от моих губ, легла
на мое
плечо, и сама она добрым, дружеским шепотом проговорила мне...
И вот в одно из таких мгновений она ясно почувствовала, что отделяется от
земли. Чьи-то сильные руки поднимают ее
с сена… Ее отяжелевшая голова опускается
на чье-то
плечо… Сквозь полусознание мелькают лица спящих австрийцев перед глазами… Бледный свет фонаря слабо мигает, борясь
с серым рассветом раннего утра… Вдруг, свежая, холодная струя воздуха врывается ей в легкие, приятно холодит голову, будит сознание, бодрит тело, и Милица приподнимает
с трудом веки, сделав невероятное усилие над собой.
И опять ахнула тяжелая пушка… Теперь снаряд упал почти рядом
с крайним орудием сербской батареи и один из находившихся около зарядного ящика артиллеристов, их числа орудийной прислуги, тяжело охнув, стал медленно опускаться
на землю. Несчастному снесло половину
плеча и руку осколком снаряда. Иоле вздрогнул всем телом и метнулся, было, вперед...
Я уже три дня в Чемеровке. Вот оно, это грозное Заречье!.. Через горки и овраги бегут улицы, заросшие веселой муравкой. Сады без конца. В тени кленов и лозин ютятся вросшие в
землю трехоконные домики, крытые почернелым тесом. Днем
на улицах тишина мертвая, солнце жжет; из раскрытых окон доносится стук токарных станков и лязг стали; под заборами босые ребята играют в лодыжки. Изредка пробредет к реке,
с простынею
на плече, отставной чиновник или семинарист.
Катя быстро переглянулась
с Леонидом. И дальше все замелькало, сливаясь, как спицы в закрутившемся колесе. Леонид охватил сзади махновца, властно крикнул: «Товарищи, вяжите его!» — и бросил
на землю. Катя соскочила
с линейки, а мужик, втянув голову в
плечи, изо всей силы хлестнул кнутом по лошадям. Горелов
на ходу спрыгнул, неловко взмахнул руками и кувыркнулся в канаву. Греки вскочили в мажару и погнали по дороге в другую сторону.
Теркин быстро оглядел, что делалось
на дворе. В эту минуту из избы в сарайчик через мостки, положенные поперек, переходил голый работник в одном длинном холщовом фартуке и нес
на плече большую деревянную форму. Внизу
на самой
земле лежали рядами такие же формы
с пряничным тестом, выставленным проветриться после печенья в большой избе и лежанья в сарайчике.
Писарь конфузливо пожимает
плечами и отходит в сторону. Качающие кладут рогожу
на землю и удивленно глядят то
на барыню, то
на Этьена. Утопленник уже
с закрытыми глазами лежит
на спине и тяжело дышит.
Валялась опрокинутая двуколка, нагруженная винтовками. Валялись мешки
с овсом и рисом. Издыхающие лошади широко вздували огромные животы, ерзая по
земле вытянутыми мордами. Брели беспорядочные толпы пехотинцев
с вяло болтающимися
на плечах винтовками, ехали казаки. В сверкавшей под солнцем дали, как глухие раскаты грома, непрерывно гремели пушки.
— Так слушай же, — Екатерина Петровна склонила свою голову
на плечо Талечки, — полюбила я его
с первого раза, как увидела, точно сердце оборвалось тогда у меня, и
с тех пор вот уже три месяца покоя ни днем, ни ночью не имею, без него
с тоски умираю, увижу его, глаза отвести не могу, а взглянет он — рада сквозь
землю провалиться, да не часто он
на меня и взглядывает…
Перед ним, как из
земли, выросла стройная, высокая девушка; богатый сарафан стягивал ее роскошные формы, черная как смоль коса толстым жгутом падала через левое
плечо на высокую, колыхавшуюся от волнения грудь, большие темные глаза смотрели
на него из-под длинных густых ресниц
с мольбой, доверием и каким-то необычайным, в душу проникающим блеском.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали
на его коленях; через
плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
— Вот мы ее поставили караульщицею
на балконе, а она, когда б ты видел, сидит, повеся голову
на грудь, как убитая птичка. Ну право, я распрощаюсь скоро
с добрым господином Блументростом, возьму котомку за
плеча и утащу Розку в свою Вельтлинскую долину, в Божию
землю, где нет ни войны, ни печали, ни угнетения: может быть, она расцветет опять
на свободных горах ее, под солнцем полудня.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруею;
с левой — воткнуто было копье,
на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали
на его коленях; через
плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Отпраздновав победу, государь немедленно принялся за созидание Санкт-Петербурга в виду неприятеля,
на земле, которую, может быть, завтра надлежало отстаивать. Не устрашила его и грозная схватка со стихиями, ему предстоявшая в этом деле. Воля Петра не подчинялась ничему земному, кроме его собственной творческой мысли; воле же этой покорялось все. Мудрено ли, что он
с таким даром неба не загадывал ни одного исполинского подвига, который не был бы ему по
плечу, которого не мог бы он одолеть?