Неточные совпадения
Дьякон все делал медленно,
с тяжелой осторожностью. Обильно посыпав кусочек хлеба солью, он положил на хлеб колечко
лука и поднял бутылку водки
с таким усилием, как двухпудовую гирю. Наливая в рюмку, он прищурил один огромный глаз, а другой выкатился и стал похож на голубиное
яйцо. Выпив водку, открыл рот и гулко сказал...
Блины, блины и блины! Блины гречневые, пшеничные (красные), блины
с яйцами,
с снетками,
с луком…
По праздникам, сверх всего, пекли пироги
с капустой, морковью,
с луком и
яйцами,
с кашей и рыбьими жирами, а в постные дни ели окрошку из сушёного судака и сазана, толокно, грибные похлёбки, горох, пареную брюкву, свёклу и репу
с патокой.
Ужинали в кухне, вместе со всеми рабочими, и пища была обильна: сначала подавали окрошку из мяса,
яиц, огурцов и
луку с квасом, забелённую сметаной; два горячих — лапшу да щи
с мясом или похлёбку
с бараниной и борщ; потом ели гречушную или просяную кашу, жирно политую коровьим маслом, а заедали всё это иногда простоквашей, иногда сычёными киселями.
Каратаев вел жизнь самобытную: большую часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал
с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него были колесом, как у башкирца; стрелял из
лука, разбивая стрелой
яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане
с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
А тебе, мать Виринея, кормы изготовить большие: две бы яствы рыбных горячих было поставлено да две перемены холодных, пироги пеки пресные
с яйцами да
с зеленым
луком, да лещиков зажарь, да оладьи были бы
с медом, левашники
с изюмом…
Ждали их по-пустому до самого праздника, но зато как только отпели святую заутреню и попы стали в ряд посреди церкви
с лукошками, чтобы все люди подходили к ним христосоваться и класть
яйца, то вдруг подошел
с желтым, в
луке крашенным
яйцом и Кромсай.
Отрезала по его спросу добрый кусок соленой рыбы, дала пучок зеленого
луку, хлеба каравай, два десятка печеных
яиц, два пирога
с молитвой.
— Ну-с, перед кулебякой выпить, — продолжал секретарь вполголоса; он уже так увлекся, что, как поющий соловей, не слышал ничего, кроме собственного голоса. — Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а
с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная,
с яйцами,
с потрохами,
с луком…
Его кое-как общими силами успокоили и усадили за стол. Он долго выбирал, чего бы выпить, и, сделав кислое лицо, выпил полрюмки какой-то зеленой настойки, затем потянул к себе кусок пирога и кропотливо выбрал из начинки
яйца и
лук.
С первого же глотка пирог показался ему пресным. Он посолил его и тотчас же сердито отодвинул, так как пирог был пересолен.