Неточные совпадения
Уже сукна купил он себе такого, какого не носила вся губерния, и
с этих пор стал держаться более коричневых и красноватых
цветов с искрою; уже приобрел он отличную пару и сам держал одну вожжу, заставляя пристяжную виться кольцом; уже завел он обычай вытираться губкой, намоченной в воде, смешанной
с одеколоном; уже покупал он весьма недешево какое-то мыло для сообщения гладкости
коже, уже…
С плеч ее по руке до кисти струилась легкая ткань жемчужного
цвета,
кожа рук, просвечивая сквозь нее, казалась масляной. Она была несравнимо красивее Лидии, и это раздражало Клима. Раздражал докторальный и деловой тон ее, книжная речь и то, что она, будучи моложе Веры Петровны лет на пятнадцать, говорила
с нею, как старшая.
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного
цвета; семеро из них
с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша,
с невероятно широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок
с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому
кожей осла.
За стеклами ее очков он не видел глаз, но нашел, что лицо ее стало более резко цыганским,
кожа —
цвета бумаги, выгоревшей на солнце; тонкие, точно рисунок пером, морщинки около глаз придавали ее лицу выражение улыбчивое и хитроватое; это не совпадало
с ее жалобными словами.
Недалеко взвилась, шипя, ракета и
с треском лопнула, заглушив восторженное ура детей. Затем вспыхнул бенгальский огонь, отсветы его растеклись, лицо Маракуева окрасилось в неестественно белый, ртутный
цвет, стало мертвенно зеленым и наконец багровым, точно
с него содрали
кожу.
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил
с постели и несколько секунд стоял, закрыв глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и
цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала
кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
Угловатые движенья девушки заставляли рукава халата развеваться, точно крылья, в ее блуждающих руках Клим нашел что-то напомнившее слепые руки Томилина, а говорила Нехаева капризным тоном Лидии, когда та была подростком тринадцати — четырнадцати лет. Климу казалось, что девушка чем-то смущена и держится, как человек, захваченный врасплох. Она забыла переодеться, халат сползал
с плеч ее, обнажая кости ключиц и
кожу груди, окрашенную огнем лампы в неестественный
цвет.
Молодой человек говорил что-то о Стендале, Овидии, голос у него был звонкий, но звучал обиженно, плоское лицо украшали жиденькие усы и такие же брови, но они, одного
цвета с кожей, были почти невидимы, и это делало молодого человека похожим на скопца.
Цвет глаз и волос до бесконечности разнообразен: есть совершенные брюнетки, то есть
с черными как смоль волосами и глазами, и в то же время
с необыкновенною белизной и ярким румянцем; потом следуют каштановые волосы, и все-таки белое лицо, и, наконец, те нежные лица — фарфоровой белизны,
с тонкою прозрачною
кожею,
с легким розовым румянцем, окаймленные льняными кудрями, нежные и хрупкие создания
с лебединою шеей,
с неуловимою грацией в позе и движениях,
с горделивою стыдливостью в прозрачных и чистых, как стекло, и лучистых глазах.
Черный
цвет, от самого черно-бархатного
с глянцем, как лакированная
кожа, переходил, постепенными оттенками, до смугло-желтого.
В самом деле, тонкий, нежный, матовый
цвет кожи, голубые глаза,
с трепещущей влагой задумчивости, кудри мягкие, как лен, легкие, грациозно вьющиеся и осеняющие нежное лицо; голос тихий.
Многие предпочитали ананасам мангу: он фигурой похож на крупную желтую сливу, только
с толстой
кожей и
с большой косточкой внутри; мясо состоит из волокон оранжевого
цвета, напитанных вкусным соком.
Тагалы нехороши собой: лица большею частью плоские, овальные, нос довольно широкий, глаза небольшие,
цвет кожи не чисто смуглый. Они стригутся по-европейски, одеваются в бумажные панталоны, сверху выпущена бумажная же рубашка; у франтов кисейная
с вышитою на европейский фасон манишкой. В шляпах большое разнообразие: много соломенных, но еще больше европейских, шелковых, особенно серых. Метисы ходят в таком же или уже совершенно в европейском платье.
Действительно, лицо Веревкина поражало
с первого раза: эти вытаращенные серые глаза, которые смотрели, как у амфибии, немигающим застывшим взглядом, эти толстые мясистые губы, выдававшиеся скулы, узкий лоб
с густыми, почти сросшимися бровями, наконец, этот совершенно особенный
цвет кожи — медно-красный, отливавший жирным блеском, — все достаточно говорило за себя.
И дом у него старинной постройки; в передней, как следует, пахнет квасом, сальными свечами и
кожей; тут же направо буфет
с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы,
с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками; в кабинете стол
с бумагами, ширмы синеватого
цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы
с вонючими книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная дверь в сад…
От Сидатуна долина Имана носит резко выраженный денудационный характер. Из мелких притоков ее в этом месте замечательны:
с правой стороны Дандагоу [Дунь-да-гоу — большая восточная долина.] (
с перевалом на Арму), потом — Хуангзегоу [Хуа-цзянь-гоу — долина, в которой много
цветов.] и Юпигоу [Ю-пи-гоу — долина рыбьей
кожи.], далее — Могеудзгоу [Мо-чу-цзы-гоу — долина, где растет много грибов.] и Туфангоу [Ту-фан-гоу — долина
с домами из земли.].
Незрелый
цвет девичьей нежной
кожиРавнять
с мужским румянцем загрубелым?
Наконец цирюльник приходил, зажигал свой факел. Под банкой — шишка кровавого
цвета. «Хирург» берет грязный и заржавленный штуцер, плотно прижимает к возвышению, просекает
кожу, вновь проделывает манипуляцию
с факелом, опять ставит банку, и через три — пять минут она полна крови.
Журавль весь светло-пепельного сизого
цвета; передняя часть его головы покрыта черными перышками, а задняя, совершенно голая, поросла темно-красными бородавочками и кажется пятном малинового
цвета; от глаз идут беловатые полоски, исчезающие в темно-серых перьях позади затылка, глаза небольшие, серо-каштановые и светлые, хвост короткий: из него, начиная
с половины спины, торчат вверх пушистые, мягкие, довольно длинные, красиво загибающиеся перья; ноги и три передние пальца покрыты жесткою, как будто истрескавшеюся, черною
кожею.
Хвостовые перья сверху пестрые, а снизу почти белые; над хвостом, под коричневыми длинными перьями, уже
с половины спины лежат ярко-белые перья
с небольшими копьеобразными крапинками; на шее, под горлышком, перышки светлы, даже белесоваты; глаза небольшие, темные, шея длиною в три вершка; нос темно-рогового
цвета, довольно толстый, загнутый книзу, в два вершка
с половиною; крылья очень большие, каждое длиною в две четверти
с вершком, если мерить от плечевого сустава до конца последнего пера; хвост коротенький; ноги в четверть длиною, пальцы соразмерные;
цвет кожи на ногах темный, пальцы еще темнее, ногти совсем черные, небольшие и крепкие.
Тамара
с голыми белыми руками и обнаженной шеей, обвитой ниткой искусственного жемчуга, толстая Катька
с мясистым четырехугольным лицом и низким лбом — она тоже декольтирована, но
кожа у нее красная и в пупырышках; новенькая Нина, курносая и неуклюжая, в платье
цвета зеленого попугая; другая Манька — Манька Большая или Манька Крокодил, как ее называют, и — последней — Сонька Руль, еврейка,
с некрасивым темным лицом и чрезвычайно большим носом, за который она и получила свою кличку, но
с такими прекрасными большими глазами, одновременно кроткими и печальными, горящими и влажными, какие среди женщин всего земного шара бывают только у евреек.
Изредка появлялся в заведении цирковый атлет, производивший в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной в комнату, китаец в синей кофте, белых чулках и
с косой, негр из кафешантана в смокинге и клетчатых панталонах,
с цветком в петлице и в крахмальном белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной
кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим.
По прошествии известного, но весьма неравного времени сваливалась, как сухая шелуха, наружная
кожа с гладкого или мохнатого червя — и висела или лежала куколка: висела угловатая,
с рожками, узорчато-серая, бланжевая, даже золотистая хризалида, а лежала всегда темного
цвета, настоящая крошечная, точно спеленанная куколка.
Бритую хохлацкую голову и чуб он устроил: чуб — из конских волос, а бритую голову — из бычачьего пузыря, который без всякой церемонии натягивал на голову Павла и смазывал белилами
с кармином, под
цвет человечьей
кожи, так что пузырь этот от лица не было никакой возможности отличить; усы, чтобы они были как можно длиннее, он тоже сделал из конских волос.
«И в самом деле, — думал иногда Александров, глядя на случайно проходившего Калагеоргия. — Почему этому человеку, худому и длинному, со впадинами на щеках и на висках,
с пергаментным
цветом кожи и
с навсегда унылым видом, не пристало бы так клейко никакое другое прозвище? Или это свойство народного языка, мгновенно изобретать ладные словечки?»
Да, это было чудное лицо, серьезное и наивное,
с большими серыми глазами, удивительным
цветом кожи,
с строгими линиями,
с выражением какой-то детской доверчивости.
Имя его происходит от свойства
кожи: она гола, на ней нет никакой чешуи; она очень тонка и скользка, какого-то неопределенного
цвета: серовато-желтоватого или бланжевого
с неправильными, неясными пятнами, более или менее темными.
С утра Даше было и так и сяк, только землистый
цвет, проступавший по тонкой
коже около уст и носа, придавал лицу Даши какое-то особенное неприятное и даже страшное выражение. Это была та непостижимая печать, которою смерть заживо отмечает обреченные ей жертвы. Даша была очень серьезна, смотрела в одну точку, и бледными пальцами все обирала что-то Со своего перстью земною покрывавшегося лица. К ночи ей стало хуже, только она, однако, уснула.
За кедровые бревна
с Ливана, за кипарисные и оливковые доски, за дерево певговое, ситтим и фарсис, за обтесанные и отполированные громадные дорогие камни, за пурпур, багряницу и виссон, шитый золотом, за голубые шерстяные материи, за слоновую кость и красные бараньи
кожи, за железо, оникс и множество мрамора, за драгоценные камни, за золотые цепи, венцы, шнурки, щипцы, сетки, лотки, лампады,
цветы и светильники, золотые петли к дверям и золотые гвозди, весом в шестьдесят сиклей каждый, за златокованые чаши и блюда, за резные и мозаичные орнаменты, залитые и иссеченные в камне изображения львов, херувимов, волов, пальм и ананасов — подарил Соломон Тирскому царю Хираму, соименнику зодчего, двадцать городов и селений в земле Галилейской, и Хирам нашел этот подарок ничтожным, —
с такой неслыханной роскошью были выстроены храм Господень и дворец Соломонов и малый дворец в Милло для жены царя, красавицы Астис, дочери египетского фараона Суссакима.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как
цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок
с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный
цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок
с огненными волосами и
с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин
с льняными волосами и нежным запахом
кожи, которых привозили
с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине.
Она рослая и широкоплечая,
с крутыми плечами; шея и грудь у нее роскошны;
цвет кожи смугло-желтый,
цвет волос черный, как тушь, и волос ужасно много, достало бы на две куафюры.
Зеленые замшевые рукавицы, отороченные красной
кожей, высокая шляпа, утыканная алыми
цветами с кулича, и клетчатый бумажный платок, который тащил он по земле, довершали его наряд.
Старушке
с первого взгляда можно было дать лет 60, хотя она в самом деле была моложе, но ранние печали сгорбили ее стан, иссушили
кожу, которая сделалась похожа
цветом на старый пергамент.
«Плохие игрушки!» — сказал бы он сам себе, если бы имел время размыслить над этим. В его голове толпились еще некоторое время леса мачт, фантастические узоры, отдельные, мертвые, как он сам, слова, но скоро все кончилось. Пэд сочно хрипел, и это были последние пары. Матросы, подбежав к капитану,
с содроганием увидели негра: лицо Пэда было черно, как чугун, даже шея приняла синевато-черный
цвет крови, выступившей под
кожей.
— Может быть, — отвечал доктор, садясь на стул в углу комнаты так, чтобы видеть больного, который быстро ходил из угла в угол, шлепая огромными туфлями конской
кожи и размахивая полами халата из бумажной материи
с широкими красными полосами и крупными
цветами. Сопровождавшие доктора фельдшер и надзиратель продолжали стоять навытяжку у дверей.
Те червяки, которые попадались мне в периоде близкого превращения в куколок, почти никогда у меня не умирали; принадлежавшие к породам бабочек денных, всегда имевшие гладкую
кожу, приклепляли свой зад выпускаемою изо рта клейкой материей к стене или крышке ящика и казались умершими, что сначала меня очень огорчало; но по большей части в продолжение суток спадала
с них сухая, съежившаяся кожица гусеницы, и висела уже хризалида
с рожками,
с очертанием будущих крылушек и
с шипообразною грудкою и брюшком; многие из них были золотистого
цвета.
Матросы относились к пассажирам-французам
с необыкновенным добродушием, вообще присущим русским матросам в сношениях
с чужеземцами, кто бы они ни были, без разбора рас и
цвета кожи. Они
с трогательной заботливостью ухаживали за оправлявшимися моряками и угощали их
с истинно братским радушием.
Королева — стройная молодая женщина маленького роста,
с выразительным, приятным лицом,
цвет кожи которого был несколько светлее, чем у супруга (говорили, что она была не чистокровная каначка), и
с большими черными глазами, в которых светилась скорбь, — была положительно недурна и вызывала невольную симпатию.
Прошло еще трое суток. На людей было страшно смотреть. Они сильно исхудали и походили на тяжелых тифознобольных. Лица стали землистого
цвета, сквозь
кожу явственно выступали очертания черепа. Мошка тучами вилась над не встававшими
с земли людьми. Я и Дзюль старались поддерживать огонь, раскладывая дымокуры
с наветренной стороны. Наконец свалился
с ног Чжан-Бао. Я тоже чувствовал упадок сил; ноги так дрожали в коленях, что я не мог перешагнуть через валежину и должен был обходить стороною.
Тут далее мой приятель не слышал ничего, кроме слитного гула, потому что внимание его отвлек очень странный предмет: сначала в отпертой передней послышался легкий шорох и мягкая неровная поступь, а затем в темной двери передней заколебалась и стала фигура ясная, определенная во всех чертах; лицо веселое и доброе
с оттенком легкой грусти, в плаще из бархата, забывшего свой
цвет, в широких шелковых панталонах, в огромных сапогах
с раструбами из полинявшей желтой
кожи и
с широчайшею шляпою
с пером, которое было изломано в стебле и, шевелясь, как будто перемигивало
с бедностью, глядевшей из всех прорех одежды и из самых глаз незнакомца.
Спутники Кати вполголоса разговаривали между собой, обрывая фразы, чтоб она не поняла, о чем они говорят. Фамилия товарища была Израэльсон, а псевдоним — Горелов. Его горбоносый профиль в пенсне качался
с колыханием машины. Иногда он улыбался милою, застенчивою улыбкою, короткая верхняя губа открывала длинные четырехугольные зубы,
цвета старой слоновой кости. Катя чувствовала, что он обречен смерти, и ясно видела весь его череп под
кожей, такой же гладкий, желтовато-блестящий, как зубы.
— Это красный смех. Когда земля сходит
с ума, она начинает так смеяться. Ты ведь знаешь, земля сошла
с ума. На ней нет ни
цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова,
с которой содрали
кожу. Ты видишь ее?
Он сидел понурившись, исхудалый,
с ровно-смуглым, молодым
цветом кожи на красивом лице. Фельдшер дал ему кусок черного хлеба. Китаец жадно закусил хлеб своими кривыми зубами.
Среднего роста,
с маленькой головкой, покрытой роскошными черными волосами,
с классически правильными чертами лица, Анжелика производила чарующее впечатление. Все переменилось в ней: желтый
цвет кожи исчез, хотя лицо было матовое, смуглое,
с нежным, то вспыхивающим, то пропадающим румянцем; даже выражение чудных глаз стало другое: неуверенность и упрямство заменились твердым взглядом, в котором светились энергия и уверенность в себе.
Представители человеческого рода, сравнительно
с другими представителями одного вида животного царства, однообразны: они отличаются
цветом волос, оттенками
кожи, чертами лица, но для поверхностного наблюдателя это слишком незначительные отличия, а потому на первый взгляд кажется, что все люди одинаковы, по крайней мере по строению их тела, независимо от деталей.
На нем был мундир синего
цвета [Синий мундир — форма шведских войск.]; треугольная шляпа, у которой одна задняя пола была отстегнута, кидала большую тень на лицо, и без того смуглое; перчатки желтой
кожи раструбами своими едва не доставали до локтя; к широкой портупее из буйволовой
кожи, обхватывавшей стан его и застегнутой напереди четвероугольной огромной медной пряжкой, привешена была шпага
с вальяжным эфесом, на котором изображены были пушка дулом вверх и гранаты; кожаные штиблеты
с привязными раструбами довершали эту фигуру.