Неточные совпадения
— Ваша жена… черт… Если я сидел и говорил теперь
с вами, то единственно
с целью разъяснить это
гнусное дело, —
с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты меры и вас позовут в одно такое место, где вам сумеют возвратить рассудок… и вывезут из города!
— Совсем
с ума сошел старец. Сидит по
целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а сидит. Глазеют друг на друга, так глупо… Даже противно смотреть. Вот поди ты! Каким семейством Бог благословил этого человека: нет, подай ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю
гнуснее ее утиной физиономии! На днях я вылепил ее карикатуру, в дантовском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу.
И сонмище убийц друзьями почитаешь,
Какие ж то друзья, в которых чести нет?
Толпа разбойников тебя не сбережет.
Когда б ты, Рим любя, служил ему, гонитель,
Тогда бы
целый Рим был страж твой и хранитель;
А ты, в нем
с вольностью законы истребя,
Насильством, яростью мнишь сохранить себя,
Но
гнусным средством сим ты бед не отвращаешь,
Сам больше на себя врагов вооружаешь.
— А это будет зависеть от вас, милая княжна: если вы будете повиноваться мне и моей матери, если будете любезны
с нами, — даю вам честное слово, вашего разбойника не тронут и пальцем и доставят тифлисским властям
целым и невредимым. Если же… — и его глаза договорили то, о чем так красноречиво промолчал этот
гнусный человек.
Не понимая
цели этой
гнусной интриги против родной сестры, Иван Павлович инстинктивно чувствовал, что тайным, но главным руководителем ее является Гиршфельд и не знал, какими средствами бороться
с этим человеком, не пренебрегающим никакими средствами для достижения своих
целей.
Николай Павлович побледнел: назначенное через два часа свидание, в связи
с приездом отца Натальи Федоровны и его сватовством, хотя и стороной, снова подняло в душе идеалиста Зарудина
целую бурю вчерашних сомнений. Как человек крайностей, он не сомневался долее, что отец и дочь, быть может, по предварительному уговору — и непременно так, старался уверить он сам себя — решились расставить ему ловушку,
гнусную ловушку, — пронеслось в его голове.
Несмотря на то, что он
с Петром Волынским вернулся, как мы видели, к дому Бомелия
с целью наказать разрушителей их
гнусного плана, оба они,
с одной стороны отдавая дань общему суеверию того времени, а
с другой — лично усугубляя это суеверие сознанием своих, достойных неземной кары, преступлений, — сознанием, присущим, волею неба, даже самым закоренелым злодеям, — были почти уверены, что помешавший им совершить насилие над непорочной княжной был действительно мертвец — выходец
с того света.
Венерка не только пренебрегала всеми, хотя, впрочем, довольно слабыми и редкими искательствами этого заслуженного пса, но даже в его же собственных глазах, не уважая ни его гражданских заслуг, ни его всегдашней скромности, до непозволительности интимно сближалась
с Крокодилом, куцым и корноухим бульдогом инвалидного начальника, тогда как этот Крокодил, на взгляд Пизонского, был собака самого
гнусного вида и столь презренного характера, что в
целом городе об ней никто не мог сказать ни одного доброго слова.