Неточные совпадения
Это было ему теперь так же ясно, как ясно было то, что
лошади, запертые в ограде, в которой они
съели всю траву под ногами, будут худы и будут мереть от голода, пока им не дадут возможности пользоваться той землей, на которой они могут найти себе корм…
— Я не знаю, как у других едят и чье едят мужики — свое или наше, — возразил Павел, — но знаю только, что все эти люди работают на пользу вашу и мою, а потому вот в чем дело: вы были так милостивы ко мне, что подарили мне пятьсот рублей; я желаю, чтобы двести пятьдесят рублей были употреблены на улучшение пищи в нынешнем году, а остальные двести пятьдесят — в следующем, а потом уж я из своих трудов буду высылать каждый год по двести пятидесяти рублей, — иначе я с ума сойду от мысли, что человек, работавший на меня — как
лошадь, — целый день, не имеет возможности
съесть куска говядины, и потому прошу вас завтрашний же день велеть купить говядины для всех.
— Вы, барин, курите побольше, а то ведь эти пискуны-то совсем
съедят! — сказал, обертываясь к нему, исправнический кучер, уже весь искусанный комарами и беспрестанно смахивавший кнутом целые стаи их, облипавшие бедных
лошадей, которые только вздрагивали от этого в разных местах телом и все порывались скорей бежать.
Тогда в Москву англичанин Рарей приезжал, — «бешеный усмиритель» он назывался, — так она, эта подлая
лошадь, даже и его чуть не
съела, а в позор она его все-таки привела; но он тем от нее только и уцелел, что, говорят, стальной наколенник имел, так что она его хотя и ела за ногу, но не могла прокусить и сбросила; а то бы ему смерть; а я ее направил как должно.
Эти степи принадлежали войску Донскому и сдавались, для порядка, арендаторам по три копейки за десятину с обязательством доставить известное количество
лошадей. Разводить скот и, главное, овец было запрещено, чтобы не портить степи — овца
лошадь съест, говорили калмыки. Овца более даже, чем рогатый скот, выбивает степь и разносит заразные болезни.
Путники расположились у ручья отдыхать и кормить
лошадей. Кузьмичов, о. Христофор и Егорушка сели в жидкой тени, бросаемой бричкою и распряженными
лошадьми, на разостланном войлоке и стали закусывать. Хорошая, веселая мысль, застывшая от жары в мозгу о. Христофора, после того как он напился воды и
съел одно печеное яйцо, запросилась наружу. Он ласково взглянул на Егорушку, пожевал и начал...
— Эх, братцы, какого человека этот свинец
съел: ведь три года тому назад он не человек — сила был:
лошадь одной рукой садиться заставлял, по три свинки [Свинка — четыре пуда свинца.] в третий этаж носил!.. А все свинец копейкинский. Много он нашего брата заел, проклятый, да и еще заест!..
«Трутень» изображает мота, который «то в день
съедает, что бы в год ему
съесть надлежало, держит шесть карет и шесть цугов
лошадей, опричь верховых и санных, и сносит в год до двадцати пар платья» («Трутень», стр. 219).
Тогда Яков рассказал ему, что
лошадь у них пала, хлеб весь они
съели еще в начале февраля; заработков не было. Сена тоже не хватило, корова чуть с голоду не сдохла. Пробились кое-как до апреля, а потом решили так: ехать Якову после пахоты к отцу, на заработки, месяца на три. Об этом они написали ему, а потом продали трех овец, купили хлеба да сена, и вот Яков приехал.
— Не все такие, — хоть бы и из нашего брата, Егор Парменыч, — возразил рыжий мужик, — може, во всей вотчине один такой и выискался. Вот горбун такой же мужик, а по-другому живет: сам куска не
съест, а
лошадь накормит; и мы тоже понимаем, у скота языка нет: не пожалуется — что хошь с ней, то и делай.
Мужик (выхлестывает гужи). Господи, благослови! (Выводит
лошадь, пускает, идет к кафтану.) Страсть проголодался! Краюшку большую баба отрезала, а гляди, всю
съем. (Подходит к кафтану.) Нету! Должно, я ее кафтаном накрыл. (Поднимает кафтан.) И тут нет. Вот что-то! (Трясет кафтан.)
Лошадь была, зарезали,
съели кобылятину и чаяли потонуть, либо голодную смерть принять…
И из ихних слов она узнала, что батенька померли и лежат поперек дороги, и мерещится ей, глупенькой, будто бедного батеньку едят волки и собаки, будто
лошадь наша ушла далеко в лес и ее тоже волки
съели, и будто саму Анютку за то, что денег не уберегла, в острог посадят, бить будут.
— Не думай… Отдай грамотку, а коли нет, как ни люб мне стал с сегодняшнего дня — порадовал вестью радостной, — прирежу и грамотку возьму, а тебя, молодец, вместе с казной твоей в лесу закопаю, и след твой простынет, только тебя и видели…
Лошадь прирежу и тоже в лес сволоку, а сбрую в одну яму с тобою свалю… Никто никогда не догадается, где лежат твои косточки,
лошадью же звери накормятся и
съедят ее за мое здоровье…
Въехав в деревню, он слез с
лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту,
съесть что-нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.