Неточные совпадения
К дьячку с семинаристами
Пристали: «
Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню — не народную —
Впервые
спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, —
Вахлак ее не
пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не в
шутку называл...
— Коли всем миром велено:
«Бей!» — стало,
есть за что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно ли там десятого
Пороли?.. Не до
шуток им.
Гнусь-человек! — Не бить его,
Так уж кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали, как сквозь строй...
Много
было наезжих людей, которые разоряли Глупов: одни — ради
шутки, другие — в минуту грусти, запальчивости или увлечения; но Угрюм-Бурчеев
был первый, который задумал разорить город серьезно.
К сожалению, летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы можете
быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер не на
шутку встревожился и поскорей дал мне принять успокоительных капель". И только.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его
шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо
было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла
шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на него, пока он не встал прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда
был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила хотя и не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной
шутки. Княгиня Мягкая не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
Катавасов сначала смешил дам своими оригинальными
шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их жизни. Сергей Иванович тоже
был весел и за чаем, вызванный братом, изложил свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо, что все заслушались его.
Вместе с этим Степану Аркадьичу, любившему веселую
шутку,
было приятно иногда озадачить мирного человека тем, что если уже гордиться породой, то не следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника — обезьяны.
Была пятница, и в столовой часовщик Немец заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою
шутку об этом аккуратном плешивом часовщике, что Немец «сам
был заведен на всю жизнь, чтобы заводить часы», — и улыбнулся. Степан Аркадьич любил хорошую
шутку. «А может
быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, подумал он. Это надо рассказать».
— О, я не стану разлучать неразлучных, — сказал он своим обычным тоном
шутки. — Мы поедем с Михайлом Васильевичем. Мне и доктора велят ходить. Я пройдусь дорогой и
буду воображать, что я на водах.
Кроме того, он
был уверен, что Яшвин уже наверное не находит удовольствия в сплетне и скандале, а понимает это чувство как должно, то
есть знает и верит, что любовь эта — не
шутка, не забава, а что-то серьезнее и важнее.
— Нет, без
шуток, что ты выберешь, то и хорошо. Я побегал на коньках, и
есть хочется. И не думай, — прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, — чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием
поем хорошо.
Чарская отвечала ему только улыбкой. Она смотрела на Кити, думая о том, как и когда она
будет стоять с графом Синявиным в положении Кити и как она тогда напомнит ему его теперешнюю
шутку.
— Что он вам рассказывал? — спросила она у одного из молодых людей, возвратившихся к ней из вежливости, — верно, очень занимательную историю — свои подвиги в сражениях?.. — Она сказала это довольно громко и, вероятно, с намерением кольнуть меня. «А-га! — подумал я, — вы не на
шутку сердитесь, милая княжна; погодите, то ли еще
будет!»
Но так как все же он
был человек военный, стало
быть, не знал всех тонкостей гражданских проделок, то чрез несколько времени, посредством правдивой наружности и уменья подделаться ко всему, втерлись к нему в милость другие чиновники, и генерал скоро очутился в руках еще больших мошенников, которых он вовсе не почитал такими; даже
был доволен, что выбрал наконец людей как следует, и хвастался не в
шутку тонким уменьем различать способности.
Это заключение, точно,
было никак неожиданно и во всех отношениях необыкновенно. Приятная дама, услышав это, так и окаменела на месте, побледнела, побледнела как смерть и, точно, перетревожилась не на
шутку.
— Как же так вдруг решился?.. — начал
было говорить Василий, озадаченный не на
шутку таким решеньем, и чуть
было не прибавил: «И еще замыслил ехать с человеком, которого видишь в первый раз, который, может
быть, и дрянь, и черт знает что!» И, полный недоверия, стал он рассматривать искоса Чичикова и увидел, что он держался необыкновенно прилично, сохраняя все то же приятное наклоненье головы несколько набок и почтительно-приветное выражение в лице, так что никак нельзя
было узнать, какого роду
был Чичиков.
«Вырастет, забудет, — подумал он, — а пока… не стоит отнимать у тебя такую игрушку. Много ведь придется в будущем увидеть тебе не алых, а грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых. Проезжий человек пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая
шутка! Ничего —
шутка! Смотри, как сморило тебя, — полдня в лесу, в чаще. А насчет алых парусов думай, как я:
будут тебе алые паруса».
Это
была какая-то безобразная
шутка, нелепость!
Раскольников протеснился, по возможности, и увидал, наконец, предмет всей этой суеты и любопытства. На земле лежал только что раздавленный лошадьми человек, без чувств, по-видимому, очень худо одетый, но в «благородном» платье, весь в крови. С лица, с головы текла кровь; лицо
было все избито, ободрано, исковеркано. Видно
было, что раздавили не на
шутку.
— Бог тебя знает; но кто бы ты ни
был, ты шутишь опасную
шутку.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит, что нечего
было думать о будущем. Старая
шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну, что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше, что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Отличаясь малой воспитанностью и резкостью характера, допустил он единожды такую
шутку, не выгодную для себя. Пригласил владыку Макария на обед и, предлагая ему кабанью голову, сказал: «Примите, ядите, ваше преосвященство!» А владыка, не
будь плох, и говорит: «Продолжайте, ваше превосходительство!»
— Н-да…
Есть у нас такие умы: трудолюбив, но бесплоден, — сказал Макаров и обратился к Самгину: — Помнишь, как сома ловили? Недавно, в Париже, Лютов вдруг сказал мне, что никакого сома не
было и что он договорился с мельником пошутить над нами. И, представь, эту
шутку он считает почему-то очень дурной. Аллегория какая-то, что ли? Объяснить — не мог.
— Третьим в раю
был дьявол, — тотчас сказала Лидия и немножко отодвинулась от дивана вместе со стулом, а Макаров, пожимая руку Клима, подхватил ее
шутку...
— Благодару вам! — откликнулся Депсамес, и
было уже совершенно ясно, что он нарочито исказил слова, — еще раз это не согласовалось с его изуродованным лицом, седыми волосами. — Господин Брагин знает сионизм как милую
шутку: сионизм — это когда один еврей посылает другого еврея в Палестину на деньги третьего еврея. Многие любят шутить больше, чем думать…
Бальзаминов. Сколько бы я ни прослужил: ведь у меня так же время-то идет, зато офицер. А теперь что я? Чин у меня маленький, притом же я человек робкий, живем мы в стороне необразованной,
шутки здесь всё такие неприличные, да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг я офицер, иду по улице смело; уж тогда смело
буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна, я поправляю усы…
— Не жалуйся, кум, не греши: капитал
есть, и хороший… — говорил опьяневший Тарантьев с красными, как в крови, глазами. — Тридцать пять тысяч серебром — не
шутка!
—
Шутка не оправдание такой «ошибки»! — возразила она строго, обиженная его равнодушием и небрежным тоном. — Мне легче
было бы, если б вы наказали меня каким-нибудь жестким словом, назвали бы мой проступок его настоящим именем.
К тому времени я уже два года жег зеленую лампу, а однажды, возвращаясь вечером (я не считал нужным, как сначала, безвыходно сидеть дома 7 часов), увидел человека в цилиндре, который смотрел на мое зеленое окно не то с досадой, не то с презрением. «Ив — классический дурак! — пробормотал тот человек, не замечая меня. — Он ждет обещанных чудесных вещей… да, он хоть имеет надежды, а я… я почти разорен!» Это
были вы. Вы прибавили: «Глупая
шутка. Не стоило бросать денег».
Сознание новой жизни, даль будущего, строгость долга, момент торжества и счастья — все придавало лицу и красоте ее нежную, трогательную тень. Жених
был скромен, почти робок; пропала его резвость, умолкли
шутки, он
был растроган. Бабушка задумчиво счастлива, Вера непроницаема и бледна.
Бедный! Ответа не
было. Он начал понемногу посещать гимназию, но на уроках впадал в уныние,
был рассеян, не замечал
шуток, шалостей своих учеников, не знавших жалости и пощады к его горю и видевших в нем только «смешного».
— Как прощальный! — с испугом перебила она, — я слушать не хочу! Вы едете теперь, когда мы… Не может
быть! Вы пошутили: жестокая
шутка! Нет, нет, скорей засмейтесь, возьмите назад ужасные слова!..
Бабушка болезненно вздохнула в ответ. Ей
было не до
шуток. Она взяла у него книгу и велела Пашутке отдать в людскую.
«Если неправда, зачем она сказала это? для
шутки — жестокая
шутка! Женщина не станет шутить над любовью к себе, хотя бы и не разделяла ее. Стало
быть — не верит мне… и тому, что я чувствую к ней, как я терзаюсь!»
«Я кругом виновата, милая Наташа, что не писала к тебе по возвращении домой: по обыкновению, ленилась, а кроме того,
были другие причины, о которых ты сейчас узнаешь. Главную из них ты знаешь — это (тут три слова
были зачеркнуты)… и что иногда не на
шутку тревожит меня. Но об этом наговоримся при свидании.
— Нет, ты строг к себе. Другой счел бы себя вправе, после всех этих глупых
шуток над тобой… Ты их знаешь, эти записки… Пусть с доброй целью — отрезвить тебя, пошутить — в ответ на твои
шутки. — Все же — злость, смех! А ты и не шутил… Стало
быть, мы, без нужды,
были только злы и ничего не поняли… Глупо! глупо! Тебе
было больнее, нежели мне вчера…
Точно до сих пор все мои намерения и приготовления
были в
шутку, а только «теперь вдруг и, главное, внезапно, все началось уже в самом деле».
Он
был со мною даже мил и шутил, но я скорее хотел ссоры, чем таких
шуток.
— Я так же озадачен, как и вы. Любопытство какое-нибудь, может
быть,
шутка?
— Оставь
шутки, Лиза. Один умный человек выразился на днях, что во всем этом прогрессивном движении нашем за последние двадцать лет мы прежде всего доказали, что грязно необразованны. Тут, конечно, и про наших университетских
было сказано.
— Смотри ты! — погрозила она мне пальцем, но так серьезно, что это вовсе не могло уже относиться к моей глупой
шутке, а
было предостережением в чем-то другом: «Не вздумал ли уж начинать?»
Она сделала очень серьезную мину, так как очень может
быть, что
шутка моя
была тривиальна.
Но я знаю из первых рук, что все это не так, а
была лишь
шутка.
Он
пел долго: «Сени новые, кленовые», а потом мало-помалу прималчивал, задирая то меня, то барона
шуткой.
Части света быстро сближаются между собою: из Европы в Америку — рукой подать; поговаривают, что
будут ездить туда в сорок восемь часов, — пуф,
шутка конечно, но современный пуф, намекающий на будущие гигантские успехи мореплавания.
Бен высокого роста, сложен плотно и сильно; ходит много, шагает крупно и твердо, как слон, в гору ли, под гору ли — все равно.
Ест много, как рабочий,
пьет еще больше; с лица красноват и лыс. Он от ученых разговоров легко переходит к
шутке,
поет так, что мы хором не могли перекричать его.
Теперь на мысе Доброй Надежды, по берегам, европейцы пустили глубоко корни; но кто хочет видеть страну и жителей в первобытной форме, тот должен проникнуть далеко внутрь края, то
есть почти выехать из колонии, а это не
шутка: граница отодвинулась далеко на север и продолжает отодвигаться все далее и далее.
— Нет, без
шуток, покажите мне, что вы
будете кушать нынче.
Нехлюдову приятно
было теперь вспомнить всё это; приятно
было вспомнить, как он чуть не поссорился с офицером, который хотел сделать из этого дурную
шутку, как другой товарищ поддержал его и как вследствие этого ближе сошелся с ним, как и вся охота
была счастливая и веселая, и как ему
было хорошо, когда они возвращались ночью назад к станции железной дороги.