Неточные совпадения
— Ну, полно вам, — проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно
было, что он составляет предмет
шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он
был в самом деле.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него
шутки; но, заметив, что то, что́ он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что́ говорил Жерков,
была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку-полковнику.
Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление — очевидно поддельно.
Сказать им, как ей совестно
было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжания, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным
шуткам и настаиваниям.
— Non, ce n’est rien, je voulais dire seulement… [ — Нет ничего, я хотел только сказать…] (Он намерен
был повторить
шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre pour le roi de Prusse. [ — Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем за прусского короля.]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла
быть отнесена к насмешке или к одобрению
шутки, смотря по тому, как она
будет принята. Все засмеялись.
Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том,
было ли обязательство к Борису
шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
В это время
была распространена известная
шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости — производства его в немцы.
Марья Генриховна
была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодою женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом
шуток между гусарскими офицерами.
Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места и тут же прибавляли
шутку Шиншина, что за это одно Москва должна
быть благодарна Наполеону.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия
были разбиты, и чаще и чаще на батарею попадали снаряды, и залетали жужжа и свистя дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и
шутки.
Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шопотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни
шуток, ни смеха, ни улыбок даже, не
было заметно между всеми этими людьми.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренно и наружно,
была предметом самых веселых
шуток во всем отряде, и
шуток, которым охотно поддавался Тихон.
Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прически, ее невпопад сказанные слова, ее ревность — она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине —
были обычным предметом
шуток всех ее близких.
Неточные совпадения
К дьячку с семинаристами // Пристали: «
Пой „Веселую“!» // Запели молодцы. // (Ту песню — не народную — // Впервые
спел сын Трифона, // Григорий, вахлакам, // И с «Положенья» царского, // С народа крепи снявшего, // Она по пьяным праздникам // Как плясовая пелася // Попами и дворовыми, — // Вахлак ее не
пел, // А, слушая, притопывал, // Присвистывал; «Веселою» // Не в
шутку называл.)
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало,
есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли там десятого // Пороли?.. Не до
шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то // Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Много
было наезжих людей, которые разоряли Глупов: одни — ради
шутки, другие — в минуту грусти, запальчивости или увлечения; но Угрюм-Бурчеев
был первый, который задумал разорить город серьезно.
К сожалению, летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы можете
быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер не на
шутку встревожился и поскорей дал мне принять успокоительных капель". И только.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его
шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо
было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла
шутку.) Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне и ни разу не взглянула на него, пока он не встал прощаясь; тут она посмотрела на него, но, очевидно, только потому, что неучтиво не смотреть на человека, когда он кланяется.