Неточные совпадения
Пьес этих
было две: „Раззорю!“ и „Не потерплю!“.
Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось, и Левин встретил и Свияжского, звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства, где
будет читаться знаменитый доклад, и Степана Аркадьича, который только что приехал с бегов, и еще много других знакомых, и Левин еще поговорил и послушал разные суждения о заседании, о новой
пьесе и о процессе.
Maman играла второй концерт Фильда — своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие, светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто играла эти две
пьесы; поэтому я очень хорошо помню чувство, которое они во мне возбуждали. Чувство это
было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не
было.
Еще прежние туда-сюда; тогда у них
были — ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) — великий немецкий поэт, автор
пьес «Коварство и любовь», «Разбойники» и др.] что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение имени Вольфганга Гёте (1749–1832) — великого немецкого поэта и философа; друг Шиллера.
Ночью он прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл
пьесы Клим не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве людей
быть жестокими в любви, он спросил себя...
— Комиссаржевская — актриса для романтической драмы и погибла, не досказав себя, оттого что принуждена
была тратить свой талант на реалистические
пьесы. Наше искусство губит реализм.
И не спеша, люди, окружавшие Самгина, снова пошли в Леонтьевский, оглядываясь, как бы ожидая, что их позовут назад; Самгин шел, чувствуя себя так же тепло и безопасно, как чувствовал на Выборгской стороне Петербурга. В общем он испытывал удовлетворение человека, который, посмотрев репетицию, получил уверенность, что в
пьесе нет моментов, терзающих нервы, и она может
быть сыграна очень неплохо.
Климу показалось, что мать ухаживает за Варавкой с демонстративной покорностью, с обидой, которую она не может или не хочет скрыть. Пошумев полчаса,
выпив три стакана чая, Варавка исчез, как исчезает со сцены театра, оживив
пьесу, эпизодическое лицо.
Она ехала и во французский спектакль, но содержание
пьесы получало какую-то связь с ее жизнью; читала книгу, и в книге непременно
были строки с искрами ее ума, кое-где мелькал огонь ее чувств, записаны
были сказанные вчера слова, как будто автор подслушивал, как теперь бьется у ней сердце.
— Ну, она рассказала — вот что про себя. Подходил ее бенефис, а
пьесы не
было: драматургов у нас немного: что у кого
было, те обещали другим, а переводную ей давать не хотелось. Она и вздумала сочинить сама…
Нехлюдов сидел, ожидая, что Mariette скажет ему то что-то, чтò она имела сказать ему, но она ничего не сказала ему и даже не искала сказать, а шутила и говорила о
пьесе, которая, она думала, должна
была особенно тронуть Нехлюдова.
— Сейчас
будет Катя
петь… — предупредил Nicolas Привалова, указывая на афише на фамилию m-lle Колпаковой, которая в антракте между
пьесой и водевилем обещала исполнить какую-то шансонетку.
Нужно заметить, что
пьеса не
была каким-нибудь грубым заговором, а просто после известной уже читателям утренней сцены между супругами последовало молчаливое соглашение.
Ему
было немножко стыдно, и самолюбие его
было оскорблено, — он не ожидал отказа, — и не верилось, что все его мечты, томления и надежды привели его к такому глупенькому концу, точно в маленькой
пьесе на любительском спектакле.
У нас все в голове времена вечеров барона Гольбаха и первого представления «Фигаро», когда вся аристократия Парижа стояла дни целые, делая хвост, и модные дамы без обеда
ели сухие бриошки, чтоб добиться места и увидать революционную
пьесу, которую через месяц
будут давать в Версале (граф Прованский, то
есть будущий Людовик XVIII, в роли Фигаро, Мария-Антуанетта — в роли Сусанны!).
— Я должен вам покаяться, что я поторопился к вам приехать не без цели, — сказал я, наконец, ему, — я боялся, что атмосфера, которой вы окружены, слишком английская, то
есть туманная, для того, чтоб ясно видеть закулисную механику одной
пьесы, которая с успехом разыгрывается теперь в парламенте… чем вы дальше поедете, тем гуще
будет туман. Хотите вы меня выслушать?
Я прочел томов пятьдесят французского «Репертуара» и русского «Феатра», в каждой части
было по три, по четыре
пьесы.
Раз в
пьесе, полученной от него, письмо попалось: писал он сам автору, что
пьеса поставлена
быть не может по независящим обстоятельствам. Конечно, зачем чужую ставить, когда своя
есть! Через два дня я эту
пьесу перелицевал, через месяц играли ее, а фарс с найденным письмом отослали автору обратно в тот же день, когда я возвратил его.
— Так, говорите, без персидской ромашки и
пьес не
было бы?
— Обворовываю талантливых авторов! Ведь на это я пошел, когда меня с квартиры гнали… А потом привык. Я из-за куска хлеба, а тот имя свое на
пьесах выставляет, слава и богатство у него. Гонорары авторские лопатой гребет, на рысаках ездит… А я? Расходы все мои, получаю за
пьесу двадцать рублей, из них пять рублей переписчикам… Опохмеляю их, оголтелых, чаем
пою… Пока не опохмелишь, руки-то у них ходуном ходят…
— Не
было бы. Ведь их в квартиру пускать нельзя без нее… А народ они грамотный и сцену знают. Некоторые — бывшие артисты… В два дня
пьесу стряпаем: я — явление, другой — явление, третий — явление, и кипит дело… Эллен, ты угощай завтраком гостя, а я займусь
пьесой… Уж извините меня… Завтра утром сдавать надо… Посидите с женой.
— И талант у вас
есть, и сцену знаете, только мне свое имя вместе с другим ставить неудобно. К нашему театру
пьеса тоже не подходит.
А чтобы
пьесу совсем нельзя
было узнать, вставишь автомата или попугая.
Первая театральная
пьеса, которую я увидел в своей жизни,
была польская и притом насквозь проникнутая национально — историческим романтизмом.
Вскоре после этого
пьесы, требовавшие польских костюмов,
были воспрещены, а еще через некоторое время польский театр вообще надолго смолк в нашем крае. Но романтическое чувство прошлого уже загнездилось в моей душе, нарядившись в костюмы старой Польши.
И я, действительно, не заснул. В городе
был каменный театр, и на этот раз его снимала польская труппа. Давали историческую
пьесу неизвестного мне автора, озаглавленную «Урсула или Сигизмунд III»…
Хороша ли, или плоха
была эта
пьеса — я теперь судить не могу.
Лопахин(прислушивается). Не слыхать… (Тихо
напевает.) «И за деньги русака немцы офранцузят». (Смеется.) Какую я вчера
пьесу смотрел в театре, очень смешно.
Это
было что-то особенно шумное, но довольно хитрое, требовавшее значительной гибкости пальцев; на публичном экзамене Анна Михайловна стяжала этой
пьесой обильные похвалы и себе, и особенно своей учительнице.
Не бойся! всё
будет во вкусе твоем,
Друзья у меня не повесы,
Любимые песни твои мы
споем,
Сыграем любимые
пьесы…»
И вечером весть, что приехала я,
В Москве уже многие знали.
Во-первых, о ней до сих пор не
было говорено ничего серьезного; во-вторых, краткие заметки, какие делались о ней мимоходом, постоянно обнаруживали какое-то странное понимание смысла
пьесы; в-третьих, сама по себе комедия эта принадлежит к наиболее ярким и выдержанным произведениям Островского; в-четвертых, не
будучи играна на сцене, она менее популярна в публике, нежели другие его
пьесы…
С половины
пьесы он начинает спускать своего героя с того пьедестала, на котором он является в первых сценах, а в последнем акте показывает его решительно неспособным к той борьбе, какую он принял
было на себя.
Мы не
будем долго на ней останавливаться — не потому, чтоб она того не стоила, а потому, что, во-первых, наши статьи и без того очень растянулись, а во-вторых, сама
пьеса очень проста — и по интриге, и по очеркам, характеров, так что для объяснения их не нужно много слов, особенно после того, что говорено
было выше.
В-третьих, по согласию всех критиков, почти все характеры в
пьесах Островского совершенно обыденны и не выдаются ничем особенным, не возвышаются над пошлой средою, в которой они поставлены. Это ставится многими в вину автору на том основании, что такие лица, дескать, необходимо должны
быть бесцветными. Но другие справедливо находят и в этих будничных лицах очень яркие типические черты.
В одной
пьесе Островского
есть точно такая сцена в купеческой семье; та гораздо грубее, но все-таки не так возмутительна.
Будучи положены в основу названных
пьес, эти случайности доказывают, что автор придавал им более значения, нежели они имеют в самом деле, и эта неверность взгляда повредила цельности и яркости самих произведений.
Но
есть у Островского
пьеса, где подслушан лепет чистого сердца в ту самую минуту, когда оно только что еще чувствует приближение нечистой мысли, —
пьеса, которая объясняет нам весь процесс душевной борьбы, предшествующей неразумному увлечению девушки, убиваемой самодурною силою…
Поверьте, что если б Островский принялся выдумывать таких людей и такие действия, то как бы ни драматична
была завязка, как бы ни рельефно
были выставлены все характеры
пьесы, произведение все-таки в целом осталось бы мертвым и фальшивым.
Но, по одной из тех странных, для обыкновенного читателя, и очень досадных для автора, случайностей, которые так часто повторяются в нашей бедной литературе, —
пьеса Островского не только не
была играна на театре, но даже не могла встретить подробной и серьезной оценки ни в одном журнале.
Но и тут критика должна
быть очень осторожна в своих заключениях: если, например, автор награждает, в конце
пьесы, негодяя или изображает благородного, но глупого человека, — от этого еще очень далеко до заключения, что он хочет оправдывать негодяев или считает всех благородных людей дураками.
Но, упомянувши об этой
пьесе, мы считаем нужным напомнить читателям то, что сказано
было нами в первой статье — о значении вообще художнической деятельности.
Здесь мы можем
быть совершенно спокойны, обращая внимание единственно на воззрение автора, какое желал он выразить в
пьесе.
Все это читателям уже очень хорошо известно: содержание
пьес все знают, о частных промахах
было говорено много раз, удачные, меткие выражения давно уже подхвачены публикой и употребляются в разговорной речи вроде поговорок.
В
пьесе своей он представлял купеческого сынка, которого один шулер учит светским манерам, а потом приходит к нему сваха, несколько напоминающая гоголевскую сваху. Все это
было недурно скомбинировано. Вихров, продолжавший ходить по комнате, первый воскликнул...
Покуда он потом сел на извозчика и ехал к m-me Пиколовой, мысль об театре все больше и больше в нем росла. «Играть
будут, вероятно, в настоящем театре, — думал он, — и, следовательно, можно
будет сыграть большую
пьесу. Предложу им «Гамлета»!» — Возраст Ромео для него уже прошел, настала более рефлексивная пора — пора Гамлетов.
— Играю, — отвечал Павел и начал наигрывать знакомые ему
пьесы с чувством, какое только
было у него в душе.
— Я
буду играть Гамлета, — сказал Вихров, — и вы
будете в меня влюблены, — прибавил он, видя, что его собеседнице надобно
было растолковать самое содержание
пьесы.
M-me Пиколову, очень миленькую и грациозную даму, в щегольском домашнем костюме, он застал сидящею около стола, на котором разложены
были разные
пьесы, и она решительно, кажется, недоумевала, что с ними ей делать: она
была весьма недальнего ума.
Как учредители, так и другие актеры, репетициями много не занимались, потому что, откровенно говоря, главным делом
было не исполнение
пьесы, а декорации, их перемены, освещение сзади их свечами, поднятие и опускание занавеса.
На сцене между тем, по случаю приезда петербургского артиста, давали
пьесу «Свои люди сочтемся!» [«Свои люди — сочтемся!» — комедия А.Н.Островского;
была запрещена цензурой; впервые поставлена на сцене Александринского театра в Петербурге в 1861 году.].