Неточные совпадения
— Сегодня отличное представление! — сказал он, развертывая и подавая заскорузлой рукой афишу. — Днепровская русалка [«Днепровская русалка» —
пьеса была переделана Н.С.Краснопольским из либретто Фердинанда Кауера (1751—1831). Впервые поставлена на петербургской сцене в 1803 году.], — прибавил он, тыкая пальцем на заглавие.
Как учредители, так и другие актеры, репетициями много не занимались, потому что, откровенно говоря, главным делом
было не исполнение
пьесы, а декорации, их перемены, освещение сзади их свечами, поднятие и опускание занавеса.
— Играю, — отвечал Павел и начал наигрывать знакомые ему
пьесы с чувством, какое только
было у него в душе.
Больше всего мысль его останавливалась на «Юлии и Ромео» Шекспира — на
пьесе, в которой бы непременно стал играть и Неведомов, потому что ее можно
было бы поставить в его щегольском переводе, и, кроме того, он отлично бы сыграл Лоренцо, монаха; а потом — взять какую-нибудь народную вещь, хоть «Филатку и Мирошку» [«Филатка и Морошка» — водевиль в одном действии П.Г.Григорьева, впервые поставлен в 1831 году.], дать эти роля Петину и Замину и посмотреть, что они из них сделают.
В
пьесе своей он представлял купеческого сынка, которого один шулер учит светским манерам, а потом приходит к нему сваха, несколько напоминающая гоголевскую сваху. Все это
было недурно скомбинировано. Вихров, продолжавший ходить по комнате, первый воскликнул...
Покуда он потом сел на извозчика и ехал к m-me Пиколовой, мысль об театре все больше и больше в нем росла. «Играть
будут, вероятно, в настоящем театре, — думал он, — и, следовательно, можно
будет сыграть большую
пьесу. Предложу им «Гамлета»!» — Возраст Ромео для него уже прошел, настала более рефлексивная пора — пора Гамлетов.
M-me Пиколову, очень миленькую и грациозную даму, в щегольском домашнем костюме, он застал сидящею около стола, на котором разложены
были разные
пьесы, и она решительно, кажется, недоумевала, что с ними ей делать: она
была весьма недальнего ума.
— Я
буду играть Гамлета, — сказал Вихров, — и вы
будете в меня влюблены, — прибавил он, видя, что его собеседнице надобно
было растолковать самое содержание
пьесы.
На сцене между тем, по случаю приезда петербургского артиста, давали
пьесу «Свои люди сочтемся!» [«Свои люди — сочтемся!» — комедия А.Н.Островского;
была запрещена цензурой; впервые поставлена на сцене Александринского театра в Петербурге в 1861 году.].
Там им указаны
были пьесы: «На лире скромной, благородной», «Когда средь оргий жизни шумной», «И некий дух повеял невидимо» (отрывок), несколько строф из «Евгения Онегина» и других стихотворений, несколько эпиграмм и пр.
В какой форме? Почему первая серьезная вещь, написанная мною, четверокурсником,
была пьеса, а не рассказ, не повесть, не поэма, не ряд лирических стихотворений?
Неточные совпадения
Пьес этих
было две: „Раззорю!“ и „Не потерплю!“.
Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось, и Левин встретил и Свияжского, звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства, где
будет читаться знаменитый доклад, и Степана Аркадьича, который только что приехал с бегов, и еще много других знакомых, и Левин еще поговорил и послушал разные суждения о заседании, о новой
пьесе и о процессе.
Maman играла второй концерт Фильда — своего учителя. Я дремал, и в моем воображении возникали какие-то легкие, светлые и прозрачные воспоминания. Она заиграла патетическую сонату Бетховена, и я вспоминал что-то грустное, тяжелое и мрачное. Maman часто играла эти две
пьесы; поэтому я очень хорошо помню чувство, которое они во мне возбуждали. Чувство это
было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не
было.
Еще прежние туда-сюда; тогда у них
были — ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) — великий немецкий поэт, автор
пьес «Коварство и любовь», «Разбойники» и др.] что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение имени Вольфганга Гёте (1749–1832) — великого немецкого поэта и философа; друг Шиллера.
Ночью он прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл
пьесы Клим не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве людей
быть жестокими в любви, он спросил себя: