Неточные совпадения
Самгин встал и пошел прочь, думая, что вот, рядом с
верой в бога, все еще не изжита языческая
вера в
судьбу.
Она искала, отчего происходит эта неполнота, неудовлетворенность счастья? Чего недостает ей? Что еще нужно? Ведь это
судьба — назначение любить Обломова? Любовь эта оправдывается его кротостью, чистой
верой в добро, а пуще всего нежностью, нежностью, какой она не видала никогда в глазах мужчины.
Он правильно заключил, что тесная сфера, куда его занесла
судьба, поневоле держала его подолгу на каком-нибудь одном впечатлении, а так как
Вера, «по дикой неразвитости», по непривычке к людям или, наконец, он не знает еще почему, не только не спешила с ним сблизиться, но все отдалялась, то он и решил не давать в себе развиться ни любопытству, ни воображению и показать ей, что она бледная, ничтожная деревенская девочка, и больше ничего.
Переработает ли в себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала себя
Вера и читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к другой, не прежней
Вере и к ожидающей ее новой, неизвестной, а не той
судьбе, какую она ей гадала? Не сетует ли бессознательно про себя на ее своевольное ниспровержение своей счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?
Вера умна, но он опытнее ее и знает жизнь. Он может остеречь ее от грубых ошибок, научить распознавать ложь и истину, он будет работать, как мыслитель и как художник; этой жажде свободы даст пищу: идеи добра, правды, и как художник вызовет в ней внутреннюю красоту на свет! Он угадал бы ее
судьбу, ее урок жизни и… и… вместе бы исполнил его!
Райский, живо принимая впечатления, меняя одно на другое, бросаясь от искусства к природе, к новым людям, новым встречам, — чувствовал, что три самые глубокие его впечатления, самые дорогие воспоминания, бабушка,
Вера, Марфенька — сопутствуют ему всюду, вторгаются во всякое новое ощущение, наполняют собой его досуги, что с ними тремя — он связан и той крепкой связью, от которой только человеку и бывает хорошо — как ни от чего не бывает, и от нее же бывает иногда больно, как ни от чего, когда
судьба неласково дотронется до такой связи.
— Твоя
судьба — вон там: я видел, где ты вчера искала ее,
Вера. Ты веришь в провидение, другой
судьбы нет…
А Татьяна Марковна старалась угадывать будущее
Веры, боялась, вынесет ли она крест покорного смирения, какой
судьба, по ее мнению, налагала, как искупление за «грех»? Не подточит ли сломленная гордость и униженное самолюбие ее нежных, молодых сил? Излечима ли ее тоска, не обратилась бы она в хроническую болезнь?
«Добро бы
Вера, а то Марфенька, как Кунигунда… тоже в саду!.. Точно на смех вышло: это „
судьба“ забавляется!..»
Печальность их
судьбы меня трогает и увеличивает
веру в возможность человеческого величия.
Идея науки, единой и всеразрешающей, переживает серьезный кризис,
вера в этот миф пала, он связан был с позитивной философией и разделяет ее
судьбу; сама же наука пасть не может, она вечна по своему значению, но и смиренна.
Личность ждет универсального разрешения своей
судьбы, и в этом скрыта уже жажда
веры и религиозного исхода.
…Спасибо тебе за полновесные книги: этим ты не мне одному доставил удовольствие — все мы будем читать и тебя благодарить. Не отрадные вести ты мне сообщаешь о нашей новой современности — она бледна чересчур, и только одна
вера в
судьбу России может поспорить с теперешнею тяжелою думою. Исхода покамест не вижу, может быть оттого, что слишком далеко живу. Вообще тоскливо об этом говорить, да и что говорить, надобно говорить не на бумаге.
В основе его беспечности лежала непоколебимая
вера в
судьбу, поддерживавшая в нем самые неясные и самые смелые надежды.
— На молитву! Шапки долой! — командуют фельдфебеля. Четыреста молодых глоток поют «Отче наш». Какая большая и сдержанная сила в их голосах. Какое здоровье и
вера в себя и в
судьбу. Вспоминается Александрову тот бледный, изношенный студент, который девятого сентября, во время студенческого бунта, так злобно кричал из-за железной ограды университета на проходивших мимо юнкеров...
Принималась во внимание
судьба, неотразимость факта, и не то что обдуманно как-нибудь, а так уж, бессознательно, как
вера какая-нибудь.
Пути творца необъяснимы,
Его
судеб таинствен ход.
Всю жизнь обманами водимый
Теперь к сознанию придет!
Любовь есть сердца покаянье,
Любовь есть
веры ключ живой,
Его спасет любви сознанье,
Не кончен путь его земной!
Вера (быстро, требовательно). Вы — героический характер, вы должны! Я уже составила план… Вы меня спрячете где-нибудь, потом придёте сюда и скажете им горячую речь… скажете, что они не имеют права распоряжаться
судьбою девушки и что вы не позволите насиловать её сердца. Вы не любите меня, но готовы отдать жизнь за мою свободу. Вы скажите им всё, что нужно, уж там догадаетесь — что! Они тогда заплачут, а вы будете моим другом на всю жизнь, поняли?
— Вот какова должна была быть настоящая
судьба и имя, и
вера этого ребенка, а теперь все это вывернули вон. Я этого не могу снесть.
Минута благоприятствует, и посему не теряйте времени, да не застанет вас всех во тьме слепыми и спящими великий Судия и Решитель
судеб, как тать в ночи приходящий, но да предстанете пред Него бодрствующими, с горящими светильниками
веры в руках и опоясанныя поясом любви к ойчизне.
Таким образом, остается только покорность, резиньяция, которая покоится на
вере в
судьбу».
Известно, чья
судьба решалась этими словами: государство всегда повторяет слова Каиафы, это есть исповедание государственной
веры, государственные люди всегда отвечали, что для спасения и усиления государства можно и должно казнить невинного.
— Калерия Порфирьевна! Н/ешто мне не страшно было каяться вот сейчас? Ведь я себя показал вам без всякой прикрасы. Вы можете отшатнуться от меня… Это выше сил моих: любви нет,
веры нет в душу той, с кем
судьба свела… Как же быть?.. И меня пожалейте! Родная…
И вот он идет туда пешком, и жалость не покидает его. Поговорка, пущенная им в ход вчера в объяснении с Черносошным:"от тюрьмы да от сумы не открещивайся" — врезалась ему в мозг и точно дразнила. Со дна души поднималось чисто мужицкое чувство — страх неволи, сидения взаперти,
вера в
судьбу, которая может и невинного отправить в кандалах в сибирскую тайгу.
Антон видит бездну, над которою
судьба поставила неопытную девушку и его самого; зашли слишком далеко, чтобы воротиться, и — он дает обет принять русскую
веру.
(Примеч. автора.)] измученный пытками за
веру в истину, которую любит, с которою свыкся еще от детства, оканчивает жизнь в смрадной темнице; иноки, вытащенные из келий и привезенные сюда, чтоб отречься от святого обета, данного богу, и солгать пред ним из угождения немецкому властолюбию; система доносов и шпионства, утонченная до того, что взгляд и движения имеют своих ученых толмачей, сделавшая из каждого дома Тайную канцелярию, из каждого человека — движущийся гроб, где заколочены его чувства, его помыслы; расторгнутые узы приязни, родства, до того, что брат видит в брате подслушника, отец боится встретить в сыне оговорителя; народность, каждый день поруганная; Россия Петрова, широкая, державная, могучая — Россия, о боже мой! угнетенная ныне выходцем, — этого ли мало, чтоб стать ходатаем за нее пред престолом ее государыни и хотя бы самой
судьбы?
Самое счастливое неведение безумно любимой им девушки, ее безусловная
вера в окружающих ее людей, ее полное довольство
судьбою для него, видевшего вокруг нее ложь и обман даже со стороны человека, которого она горячо и сильно любила и в которого слепо верила, усугубили лишь его страдания при виде творящихся вокруг этого чистого существа мерзостей.
Но историческая
судьба христианства такова, что эта
вера звучит как новое слово в христианстве.
К надеждам и утешениям, мелькавшим в коловороте мыслей и чувствований, присоединилось еще одно душевное услаждение:
судьба сберегла его, хоть невольно, от отступничества… он умрет в
вере отцов своих.
По странной иронии
судьбы в ночь, следовавшую за днем похорон баронессы фон Армфельдт и за вечером, когда
Вера Степановна, прочитав предсмертное письмо Тамары Викентьевны, выразила непременное желание исполнить ее волю и взять к себе на воспитание незаконную дочь баронессы, единственный ее сын умер.
Ольга Николаевна, несмотря на деланно резкий тон, с каким она приняла известие об участи оскорбившей ее дочери, была внутренне сильно потрясена рассказом графини Аракчеевой. Ее не было в гостиной — она удалилась в свою спальню и там перед ликом Того, Кто дал нам святой пример с
верой и упованием переносить земные страдания, коленопреклоненная искала сил перенести и этот удар не балующей ее счастливыми днями
судьбы.
И с твердой
верою в Зевеса
Он в глубину вступает леса;
Идет заглохшею тропой…
И зрит убийц перед собой.
Готов сразиться он с врагами;
Но час
судьбы его приспел:
Знакомый с лирными струнами,
Напрячь он лука не умел.
Если в старой России, до революции, церковь была долгое время в рабстве у самодержавного государства и управлялась деспотически то Победоносцевым, то Григорием Распутиным, если после революционного переворота церковь бессильна справиться с безбожной народной стихией и не может иметь определяющего влияния на
судьбу России, то это означает не немощь той Церкви Христовой, которой не одолеют и врата адовы, а немощь церковного народа, духовное падение народа, слабость
веры, утерю религиозной верности.