Неточные совпадения
Были там еще корабли-пираты, с черным флагом и
страшной, размахивающей
ножами командой; корабли-призраки, сияющие мертвенным светом синего озарения; военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли с мрачной тайной и бунтами; корабли открытий и корабли приключений.
Когда Клим, с
ножом в руке, подошел вплоть к ней, он увидал в сумраке, что широко открытые глаза ее налиты страхом и блестят фосфорически, точно глаза кошки. Он, тоже до испуга удивленный ею, бросил
нож, обнял ее, увел в столовую, и там все объяснилось очень просто: Варвара плохо спала, поздно встала, выкупавшись, прилегла на кушетке в ванной, задремала, и ей приснилось что-то
страшное.
Разумеется, власти, с своей стороны, ему тоже не спускали и при случае давали себя знать; но все-таки его побаивались, потому что горячка он был
страшная и со второго слова предлагал резаться на
ножах.
Долго боролся тот, стараясь вырвать у нее
нож. Наконец вырвал, замахнулся — и совершилось
страшное дело: отец убил безумную дочь свою.
Надо предположить, что такое впечатление внезапного ужаса, сопряженного со всеми другими
страшными впечатлениями той минуты, — вдруг оцепенили Рогожина на месте и тем спасли князя от неизбежного удара
ножом, на него уже падавшего.
Накануне перехватила Мытищева, Катерина Александровна,
страшная соперница Анфисы Алексеевны во всем; на
ножах с ней была.
Вот как голову кладешь под самый
нож и слышишь, как он склизнет над головой, вот эти-то четверть секунды всего и
страшнее.
Сердце во мне злобно приподнялось и окаменело; я до самой ночи не раздвинул бровей и не разжал губ, и то и дело похаживал взад и вперед, стискивая рукою в кармане разогревшийся
нож и заранее приготовляясь к чему-то
страшному.
В этой героической увертюре в самом финале есть
страшный эффект, производимый резким и грозным ударом литавров: это тот момент, когда тяжелый стальной
нож падает на склоненную шею «Неподкупного».
Рассказывали, например, про декабриста Л—на, что он всю жизнь нарочно искал опасности, упивался ощущением ее, обратил его в потребность своей природы; в молодости выходил на дуэль ни за что; в Сибири с одним
ножом ходил на медведя, любил встречаться в сибирских лесах с беглыми каторжниками, которые, замечу мимоходом,
страшнее медведя.
Чтоб отдалить минуту наказания, как я уже упоминал прежде, решаются иногда подсудимые на
страшные выходки: пырнет
ножом накануне казни кого-нибудь из начальства или своего же брата арестанта, его и судят по-новому и отдаляется наказание еще месяца на два, и цель его достигается.
Хмелея постепенно, он сначала начинал задирать людей насмешками, самыми злыми, рассчитанными и как будто давно заготовленными; наконец, охмелев совершенно, он приходил в
страшную ярость, схватывал
нож и бросался на людей.
Володин показался ему
страшным, угрожающим. Надо было защищаться. Передонов быстро выхватил
нож, бросился на Володина и резнул его по горлу. Кровь хлынула ручьем.
Страшный крик снова огласил площадку; он надрезал как
ножом сердце старика.
— Будто у меня множество денег и всё рубли — агромадный мешок! И вот я тащу его по лесу. Вдруг — разбойники идут. С
ножами,
страшные! Я — бежать! И вдруг будто в мешке-то затрепыхалось что-то… Как я его брошу! А из него птицы разные ф-р-р!.. Чижи, синицы, щеглята — видимо-невидимо! Подхватили они меня и понесли, высоко-высоко!
— Эй, ты, глотай живее! — крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел, что все они — кроме Саши — не хуже, не
страшнее других. Им овладело желание подслужиться к этим людям, ему захотелось сделаться нужным для них. Он положил
нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал...
— Саша кричит — бейте их! Вяхирев револьверы показывает, — буду, говорит, стрелять прямо в глаза, Красавин подбирает шайку каких-то людей и тоже всё говорит о
ножах, чтобы резать и прочее. Чашин собирается какого-то студента убить за то, что студент у него любовницу увёл. Явился ещё какой-то новый, кривой, и всё улыбается, а зубы у него впереди выбиты — очень
страшное лицо. Совершенно дико всё это… Он понизил голос до шёпота и таинственно сказал...
В руке он держал священный жертвенный
нож из эфиопского обсидиана, готовый передать его в последний
страшный момент.
И вот
страшный, безумный, пронзительный крик на мгновение заглушил весь хор. Жрецы быстро расступились, и все бывшие в храме увидели ливанского отшельника, совершенно обнаженного, ужасного своим высоким, костлявым, желтым телом. Верховный жрец протянул ему
нож. Стало невыносимо тихо в храме. И он, быстро нагнувшись, сделал какое-то движение, выпрямился и с воплем боли и восторга вдруг бросил к ногам богини бесформенный кровавый кусок мяса.
Как ни смела и подчас ни находчива была Марфа Андревна, но здесь она ничего не могла вдруг сообразить и придумать. А между тем для удивления Марфы Андревны, кроме горящей свечи и связанной девушки, приготовлены были и некоторые другие новины: как раз против вторых дверей Плодомасова увидала молодец к молодцу человек двадцать незнакомых людей: рожа рожи
страшнее,
ножи за поясами, в руках у кого лом, у кого топор, у кого ружья да свечи.
Он сознал ясно, что миновал
страшную опасность. «Эти люди, — думалось ему, — вот эти-то самые люди, которые еще за минуту не знают, зарежут они или нет, — уж как возьмут раз
нож в свои дрожащие руки и как почувствуют первый брызг горячей крови на своих пальцах, то мало того что зарежут, — голову совсем отрежут „напрочь“, как выражаются каторжные. Это так».
Затем ждали распоряжения о раненом Храпошке. По мнению всех, его должно было постигнуть нечто
страшное. Он по меньшей мере был виноват в той оплошности, что не всадил охотничьего
ножа в грудь Сганареля, когда тот очутился с ним вместе и оставил его нимало не поврежденным в его объятиях. Но, кроме того, были сильные и, кажется, вполне основательные подозрения, что Храпошка схитрил, что он в роковую минуту умышленно не хотел поднять своей руки на своего косматого друга и пустил его на волю.
Вася. Да Петр Ильич попался мне на Москве-реке, такой
страшный, без шапки, бегает с
ножом, ведь того и гляди в прорубь попадет.
Девка — чужая добыча: не я, так другой бы…» Но, как ни утешал себя Алексей, все-таки страхом подергивало его сердце при мысли: «А как Настасья да расскажет отцу с матерью?..» Вспоминались ему тревожные сны:
страшный образ гневного Патапа Максимыча с засученными рукавами и тяжелой дубиной в руках, вспоминались и грозные речи его: «Жилы вытяну, ремней из спины накрою!..» Жмурит глаза Алексей, и мерещится ему сверкающий
нож в руках Патапа, слышится вой ватаги работников, ринувшихся по приказу хозяина…
И в
страшную последнюю ночь, когда Настасья Филипповна осталась ночевать у Рогожина, удары
ножа в теплое, полуобнаженное тело, по-видимому, с избытком заменили ему объятия и ласки.
— Дни ее сочтены, она в чахотке уже несколько месяцев, какое-то сильное потрясение ускорило неимоверно ход болезни! — спокойно произнес врач не чувствуя, что режет как
ножом сердце выслушавшего этот
страшный приговор Ивана Павловича.
Князь Никита вздрогнул, лицо его исказилось
страшными судорогами, он подскочил к брату и с неимоверною силою вонзил ему
нож в горло по самую рукоятку… Ратники выпустили из рук бездыханный труп, шум от падения которого гулко раздался среди наступившей в палате мертвой тишины. Братоубийца обвел присутствующих помутившимся взглядом, дико вскрикнул и упал без чувств рядом со своею жертвою…
Омыв в снегу лезвие
ножа, он спокойно обтер его о полы кафтана и вложил в ножны. Самое убийство ничуть не взволновало его; в его
страшной службе оно было таким привычным делом. Он даже почувствовал, что точно какая-то тяжесть свалилась с его души и ум стал работать спокойнее.
Вручение
ножа от имени царя и питье вина из общей чаши, при лобызании всех присягавших между собою, заключали этот
страшный обряд безвозвратного закабаления на кровавую службу [«Царский суд», историческая повесть Н. Петрова.].
Спирька бросился под занесенный
нож и
страшным размахом ударил парня коленкой между ног.
Положение Керасивны обозначилось еще решительнее: она приняла вызов мужа и впала в такое неописанное и
страшное экстатическое состояние, что Керасенко даже испугался. Христя долго стояла на одном месте, вся вздрагивая и вытягиваясь как змея, причем руки ее корчились, кулаки были крепко сжаты, а в горле что-то щелкало, и по лицу ходили то белые, то багровые пятна, меж тем как устремленные в упор на мужа глаза становились острее
ножей и вдруг заиграли совсем красным пламенем.