Неточные совпадения
Атвуд взвел, как курок, левую бровь,
постоял боком у двери и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв руками лицо; он ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем временем его ждали уже все, нетерпеливо и с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел
по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение чужих душ отразилось в нем легкой досадой.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток
по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая
бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он
стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались
по щекам, точно стружки.
Самгин, мигая, вышел в густой, задушенный кустарником сад; в густоте зарослей, под липами, вытянулся длинный одноэтажный дом, с тремя колоннами
по фасаду, с мезонином в три окна, облепленный маленькими пристройками, — они подпирали его с
боков, влезали на крышу. В этом доме кто-то жил, — на подоконниках мезонина
стояли цветы. Зашли за угол, и оказалось, что дом
стоит на пригорке и задний фасад его — в два этажа. Захарий открыл маленькую дверь и посоветовал...
Самгин еще в начале речи Грейман встал и отошел к двери в гостиную, откуда удобно было наблюдать за Таисьей и Шемякиным, — красавец, пошевеливая усами, был похож на кота, готового прыгнуть. Таисья
стояла боком к нему, слушая, что говорит ей Дронов. Увидав
по лицам людей, что готовится взрыв нового спора, он решил, что на этот раз с него достаточно, незаметно вышел в прихожую, оделся, пошел домой.
За канавкой же, примерно шагах в тридцати от группы,
стоял у забора и еще мальчик, тоже школьник, тоже с мешочком на
боку,
по росту лет десяти, не больше, или даже меньше того, — бледненький, болезненный и со сверкавшими черными глазками.
Слепушкина была одна из самых бедных дворянок нашего захолустья. За ней числилось всего пятнадцать ревизских душ, всё дворовые, и не больше ста десятин земли. Жила она в маленьком домике, комнат в шесть, довольно ветхом; перед домом был разбит крошечный палисадник, сзади разведен довольно большой огород,
по бокам стояли службы, тоже ветхие, в которых помещалось большинство дворовых.
Соловьев
постоял немного, слегка пошатываясь. Глаза у него были мученические… Рот полуоткрыт, со скорбными складками
по бокам.
Посередине большой площади, с двух
боков застроенной порядками крестьянских изб,
стояла каменная церковь, по-тогдашнему новейшей архитектуры.
Комната, в которую Стрелов привел Петеньку, смотрела светло и опрятно; некрашеный пол был начисто вымыт и снабжен во всю длину полотняною дорожкой;
по стенам и у окон
стояли красного дерева стулья с деревянными выгнутыми спинками и волосяным сиденьем; посредине задней стены был поставлен такой же формы диван и перед ним продолговатый стол с двумя креслами
по бокам; в углу виднелась этажерка с чашками и небольшим количеством серебра.
Напрасно Машенька заговаривала, указывая то на липовый круг, то на лужайку, обсаженную березами:"Помнишь, как мы тут игрывали?"Или:"Помнишь, как в папенькины именины покойница Каролина Федоровна (это была гувернантка Маши) под вон теми березами группу из нас устроила: меня посредине с гирляндой из розанов поставила, а ты и братец Владимир Иваныч — где он теперь? кажется, в Москве, в адвокатах служит? — в виде ангелов, в васильковых венках,
по бокам стояли?
Перед домом, где надлежало сделать нивелировку кручи, существовали следы некоторых попыток в этом смысле, в виде канав и дыр; сзади дома были прорезаны дорожки,
по бокам которых посажены кленки, ясенки и липки, из которых принялась одна десятая часть, а все остальное посохло и, в виде голых прутьев,
стояло на местах посадки, раздражая генеральское сердце.
На обрывистом берегу реки Вопли
стоит дворянская усадьба и дремлет. Снится ей новый с иголочки дом, стоящий на противоположном низменном берегу реки, дом, словно облупленное яичко, весь светящийся в лучах солнца, дом с обширным двором, обнесенным дощатым забором, с целым рядом хозяйственных строений
по обоим
бокам, — строений совсем новых, свежих, в которых помещаются: кабак, называющийся, впрочем,"белой харчевней", лавочка, скотопрогонный двор, амбар и проч.
Она оглянулась. Человек с косыми плечами
стоял боком к ней и что-то говорил своему соседу, чернобородому парню в коротком пальто и в сапогах
по колено.
Они
стояли к нему
боком. В отце он не открыл ничего особенного. Белая блуза, нанковые панталоны и низенькая шляпа с большими полями, подбитыми зеленым плюшем. Но зато дочь! как грациозно оперлась она на руку старика! Ветер
по временам отвевал то локон от ее лица, как будто нарочно, чтобы показать Александру прекрасный профиль и белую шею, то приподнимал шелковую мантилью и выказывал стройную талию, то заигрывал с платьем и открывал маленькую ножку. Она задумчиво смотрела на воду.
Позади и
по бокам этой начальственной подковы группами и поодиночке, в зале и
по галерее, все в одинаковых темно-красных платьях, все одинаково декольтированные, все издали похожие друг на дружку и все загадочно прекрасные,
стояли воспитанницы.
Наш же Степан Трофимович,
по правде, был только подражателем сравнительно с подобными лицами, да и
стоять уставал и частенько полеживал на
боку.
Балалайкина, наконец, привезли, и мы могли приступить к обеду. Жених и невеста,
по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея
по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как попало, только Редедя отвел себе место на самом конце стола и почти не сидел, а
стоял и, распростерши руки, командовал армией менял, прислуживавших за столом.
Я снова в городе, в двухэтажном белом доме, похожем на гроб, общий для множества людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он
стоит боком на улицу, в каждом этаже его
по восемь окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, —
по четыре окна; нижние смотрят в узенький проезд, на двор, верхние — через забор, на маленький домик прачки и в грязный овраг.
С одного
боку ее
стоял Николай Афанасьевич, с другого — Марья Афанасьевна, а сзади ее — сельский священник, отец Алексей,
по ее назначению посвященный из ее на волю пущенных крепостных.
Положив красивые руки на колени, старец сидел прямо и неподвижно, а сзади него и
по бокам стояли цветы в горшках: пёстрая герань, пышные шары гортензии, розы и ещё много ярких цветов и сочной зелени; тёмный, он казался иконой в богатом киоте, цветы горели вокруг него, как самоцветные камни, а русокудрый и румяный келейник, напоминая ангела, усиливал впечатление святости.
Возьмешь два шеста, просунешь
по пути следования
по болоту один шест, а потом параллельно ему, на аршин расстояния — другой, станешь на четвереньки — ногами на одном шесте, а руками на другом — и ползешь
боком вперед, передвигаешь ноги
по одному шесту и руки, иногда
по локоть в воде,
по другому. Дойдешь до конца шестов — на одном
стоишь, а другой вперед двигаешь. И это был единственный путь в раскольничьи скиты, где уж очень хорошими пряниками горячими с сотовым медом угощала меня мать Манефа.
Подогнав осторожно лодку к незаросшему месту, надобно стать к нему
боком, так, чтобы лодка и рыбак совершенно были спрятаны в камыше, которого горсти
по две с обеих сторон захватываются и подгибаются под себя: рыбак плотно сядет на них, и лодка будет
стоять неподвижно.
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба. Около двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь в печку спинкой,
стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула
по бокам его. Ещё один стул
стоял у окна, — оно было тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок в углу, спросил...
Боль удара в
бок дверью из комнаты хозяина заставила его вскочить на ноги — перед ним
стояла Раиса, поправляя распустившиеся
по плечам волосы.
Прямо против приподнятых полос материи, разделявшей нумер,
стоял ломберный стол, покрытый чистою, белою салфеткой; на нем весело кипящий самовар и
по бокам его две стеариновые свечи в высоких блестящих шандалах, а за столом, в глубине дивана, сидела сама Анна Михайловна.
Она была очень длинная; потолок ее был украшен резным деревом;
по одной из длинных стен ее
стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина;
по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра
по стенам.
Довольно рано, часов в десять, только что затемнело по-настоящему, нагрянули мужики с телегами и лесные братья на экономию Уваровых. Много народу пришло, и шли с уверенностью, издали слышно было их шествие. Успели попрятаться; сами Уваровы с детьми уехали, опустошив конюшню, но, видимо, совсем недавно: на кухне кипел большой барский, никелированный, с рубчатыми
боками самовар, и длинный стол в столовой покрыт был скатертью,
стояли приборы.
Сани
стояли боком, почти лежали, лошадь
по пузо уходила в сугроб раскоряченными ногами и изредка тянула морду вниз, чтобы лизнуть мягкого пушистого снега, а Янсон полулежал в неудобной позе на санях и как будто дремал.
Потом, раскинув руки, свалился на
бок, замер, открыв окровавленный, хрипящий рот; на столе у постели мигала свеча,
по обезображенному телу ползали тени, казалось, что Алексей всё более чернеет, пухнет. В ногах у него молча и подавленно
стояли братья, отец шагал
по комнате и спрашивал кого-то...
Во время служения в зале напутственного молебна
по случаю отъезда сына Марфа Андревна
стояла на коленях и моргала, стараясь отворачиваться, как будто отдавая приказания стоящей возле нее ключнице. Она совладела с собою и не заплакала. Но зазвеневший во время завтрака у крыльца поддужный колокольчик и бубенцы ее срезали: она подскочила на месте и взялась за
бок.
Вокруг всего пруда шел старинный сад: липы тянулись
по нем аллеями,
стояли сплошными купами; заматерелые сосны с бледно-желтыми стволами, темные дубы, великолепные ясени высоко поднимали там и сям свои одинокие верхушки; густая зелень разросшихся сиреней и акаций подступала вплоть до самых
боков обоих домиков, оставляя открытыми одни их передние стороны, от которых бежали вниз
по скатам извилистые, убитые кирпичом дорожки.
…Я
стою в сенях и, сквозь щель, смотрю во двор: среди двора на ящике сидит, оголив ноги, мой хозяин, у него в подоле рубахи десятка два булок. Четыре огромных йоркширских борова, хрюкая, трутся около него, тычут мордами в колени ему, — он сует булки в красные пасти, хлопает свиней
по жирным розовым
бокам и отечески ласково ворчит пониженным, незнакомым мне голосом...
Иногда вечерами, кончив работу, или в канун праздника, после бани, ко мне в пекарню приходили Цыган, Артем и за ними — как-то
боком, незаметно подваливался Осип. Усаживались вокруг приямка перед печью, в темном углу, — я вычистил его от пыли, грязи, он стал уютен.
По стенам сзади и справа от нас
стояли полки с хлебными чашками, а из чашек, всходя, поднималось тесто — точно лысые головы, прячась, смотрели на нас со стен. Мы пили густой кирпичный чай из большого жестяного чайника, — Пашка предлагал...
Дом, который отыскал
по адресу, был барской;
стоял он на дворе,
по бокам тянулись огромные каменные прислуги, кругом почти целый квартал обхватывала железная решетка.
Обширная камера под низко нависшим потолком… Свет проникает днем сквозь небольшие люки, которые выделяются на темном фоне, точно два ряда светлых пуговиц, все меньше и меньше, теряясь на закругленных
боках пароходного корпуса. В середине трюма оставлен проход вроде коридора; чугунные столбы и железная решетка отделяют этот коридор от помещения с нарами для арестантов. В проходе, опершись на ружья,
стоят конвойные часовые.
По вечерам тут же печально вытянутою линией тускло горят фонари.
Новые картины показывают Пикколо стоящим рядом со слоном; затем Пикколо
стоит на стуле, опершись спиною на слоновий
бок, затем широко распростирает руки
по телу слона, прижавшись к нему грудью…
И долго Фома
стоял перед крыльцом, почёсывая то
бок, то спину, и, с напряжённым лицом повторяя одно и то же слово
по пяти раз, тянул за душу Тихона Павловича.
Перед ним
стоял высокий человек в красной рубахе, пустые рукава которой свободно болтались
по бокам, ниспадая с плеч. Клинообразная русая борода удлиняла бледное, испитое лицо с лихорадочно блестевшими серыми глазами; длинная шея с изогнутым и вытянувшимся вперёд кадыком придавала этой странной фигуре что-то журавлиное. На ногах у него были валенки и плисовые шаровары, вытертые на коленях. Ему было, наверное, лет под пятьдесят, но глаза молодили его. Он смерил Тихона Павловича взглядом.
Меж них стремянный молодой,
За гриву правою рукой
Держа боярского коня,
Стоит;
по временам звеня
Стремена бьются о
бока...
По бокам стояли в два ряда высокие березы; из-за крыши виднелись бурые вершины огромных лип — весь дом словно оброс кругом; летом растительность эта, вероятно, оживляла вид усадьбы, зимой она придавала ей еще больше уныния.
Радехонька Параша… Давно ее клонит ко сну… Разостлали
по земле шерстяные платки, улеглись. В самой середке положили Парашу, к
бокам ее тесно прижались Фленушка с Марьюшкой,
по краям легли старицы… Прислонясь к ветвистому дубу, сумрачен, тих и безмолвен
стоял Василий Борисыч, не сводя грустных взоров с подернувшейся рябью поверхности Светлого Яра…
Почти перед самым крыльцом был теперь поставлен столик, которого прежде адъютант не заметил. Он был покрыт чистой, белой салфеткой с узорчато расшитыми каймами, и на нем возвышался, на блюде, каравай пшеничного хлеба да солонка, а
по бокам, обнажа свои головы,
стояли двое почтенных, благообразных стариков, с длинными, седыми бородами, в праздничных синих кафтанах.
Володя спустился в кают-компанию и подошел к старшему офицеру, который сидел на почетном месте, на диване, на конце большого стола,
по бокам которого на привинченных скамейках сидели все офицеры корвета.
По обеим сторонам кают-компании были каюты старшего офицера, доктора, старшего штурмана и пяти вахтенных начальников. У стены, против стола,
стояло пианино. Висячая большая лампа светила ярким веселым светом.
Чудная картина открылась перед глазами, особенно ночью, когда взошла луна. Корвет шел между островами, освещенными серебристым светом. Кругом
стояла тишина. Штиль был мертвый. Мириады звезд смотрели сверху, и между ними особенно хорошо было созвездие Южного Креста, лившее свой нежный свет с какой-то чарующей прелестью. Вода сверкала
по бокам и сзади корвета брильянтовыми лентами.
— Никогда я не находил препятствия в моих убеждениях, чтобы приблизиться к народу. И здесь это еще легче, чем где-нибудь. Он молебен служит Фролу и Лавру и ведет каурого своего кропить водой, а я не пойду и скажу ему: извини, милый, я — не церковный… Это он услышит и от всякого беспоповца… В общем деле они могут
стоять бок о
бок и поступать по-божески, как это всякий по-своему разумеет.
Иван Алексеич студентом и еще не так давно, в «эпоху» Лоскутного, частенько захаживал сюда с компанией. Он не бывал тут больше двух лет. Но ничто, кажется, не изменилось. Даже красный полинялый сундук, обитый жестью,
стоял все на том же месте. И другой, поменьше, — в лавке рядом, с
боками в букетах из роз и цветных завитушек. И так же неудобно идти
по покатому полу, все так же натыкаешься на ящики, рогожи, доски.
Промелькнул какой-то человек; он
стоял по колена в снегу, сойдя с дороги, и смотрел на тройку; следователь видел палку крючком и бороду и на
боку сумку, и ему показалось, что это Лошадин, и даже показалось, что он улыбается. Мелькнул и исчез.
— Садись на этот камень, спиною к ветру, так, — приказала Таисия, а сама осталась
стоять; и говорили они не лицом, а
боком друг к другу, словно объяснялись с кем-то третьим. Трудно было поверить, что они только недавно были здесь с Михаилом Михайловичем и весело, по-французски, говорили о буре.
Через минуту наскоро взнузданный Аркашка
стоял уже у крыльца и Юрик, едва державшийся на ногах от слабости, карабкался в седло при помощи Митьки. Плечо у мальчика еще далеко не зажило и побаливало при каждом движении, к тому же его сильно знобило, и общая слабость сковывала все члены. Он едва-едва мог вскарабкаться в седло и, схватившись обеими руками за поводья, изо всех сил ударил ногами
бока Аркашки. Тот в один миг вылетел из хуторских ворот и помчался стрелой
по направлению к деревне.
Денщик тут же
стоит, свечку держит, будто ружье на караул. Какой там сон! Белая кофта
по бокам вьется — чистый саван. Бумажки в волосьях рыбками прыгают. А жеребец так и заливается. Ужасти-то какие!