Неточные совпадения
Все прочее вылетело опять из головы: бабушкины гости, Марк, Леонтий, окружающая идиллия —
пропали из глаз. Одна Вера
стояла на пьедестале, освещаемая блеском солнца и сияющая в мраморном равнодушии, повелительным жестом запрещающая ему приближаться, и он закрывал глаза
перед ней, клонил голову и мысленно говорил...
Я едва верил глазам своим. Кровь бросилась в голову старика и залила его щеки; он вздрогнул. Анна Андреевна
стояла, сложив руки, и с мольбою смотрела на него. Лицо ее просияло светлою, радостною надеждою. Эта краска в лице, это смущение старика
перед нами… да, она не ошиблась, она понимала теперь, как
пропал ее медальон!
Трудно
передать, сколько разнообразных оттенков почувствовалось в этом ответе. Сусанна Николаевна как будто бы хотела тут, кроме произнесенного ею, сказать: «Ты не скучай обо мне, потому что я не
стою того и даже не знаю, буду ли я сама скучать о тебе!» Все эти оттенки, разумеется, как цвета преломившегося на мгновение луча,
пропали и слились потом в одном решении...
— Она! именно она! И все Порфишке-кровопивцу
передает! Сказывают, что у него и лошади в хомутах целый день
стоят, на случай, ежели брат отходить начнет! И представьте, на днях она даже мебель, вещи, посуду — всё переписала: на случай, дескать, чтобы не
пропало чего! Это она нас-то, нас-то воровками представить хочет!
Право, если б я был живописцем, вот бы я какую картину написал: образованный человек
стоит перед мужиком и кланяется ему низко: вылечи, мол, меня, батюшка-мужичок, я
пропадаю от болести; а мужик в свою очередь низко кланяется образованному человеку: научи, мол, меня, батюшка — барин, я
пропадаю от темноты.
Где бы ему ударить изо всей силы по препятствию, он соображает: «А что отсюда выйдет? а как бы даром не
пропасть?» И
стоит перед делом, как кол… пока не околеет.
Можно, по выражению Паскаля, не думать об этом, нести
перед собой ширмочки, которые бы скрывали от взгляда ту
пропасть смерти, к которой мы все бежим; но
стоит подумать о том, что такое отделенная телесная жизнь человека, чтобы убедиться в том, что вся жизнь эта, если она есть только телесная жизнь, не имеет не только никакого смысла, но что она есть злая насмешка над сердцем, над разумом человека и над всем тем, что есть хорошего в человеке.
Екатерина Ивановна. Другому? Горя, скажи мне… ты совсем простил меня? Нет, не то, Горя, скажи мне, отчего я так… волнуюсь? Нет, совсем особенно. Смотри, Горя! (Становится
перед ним, закидывая руки назад, вытянувшись, как для полета или падения в
пропасть.) Смотри, Горя, отчего? Вот я
стою, и мне хочется… броситься на тебя — и обнять, душить и… Горя!
В первый раз заползло в ее душу настоящее чувство тяжкой неловкости, назойливой, властной потребности убедиться: тот ли это человек, за которым она кинулась из родительского дома, как за героем, за праведником,
перед которым
стояла на коленях долгие годы, или ей его подменили, и между ними уже стена, если не хуже, если не овраг, обсыпавшийся незаметно и перешедший в глубокую
пропасть?
Можно, по выражению Паскаля, не думать об этом, нести
перед собой ширмочки, которые бы скрывали от взгляда ту
пропасть смерти, к которой мы все бежим; но
стоит подумать о том, что такое одинокая личная жизнь человека, чтобы убедиться в том, что вся жизнь эта, если она есть только личная жизнь, не имеет для каждого отдельного человека не только никакого смысла, но что она есть злая насмешка над сердцем, над разумом человека и над всем тем, что есть хорошего в человеке.