Неточные совпадения
Стоял этот бедный Михайло час, другой, отправлялся потом
на кухню, потом вновь приходил, — барин все еще протирал глаза и сидел
на кровати.
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть,
на своих ли местах сторожа, которые
стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул в
кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился в свою комнату.
Все
кухни всех квартир во всех четырех этажах отворялись
на эту лестницу и
стояли так почти целый день.
Поперек длинной, узкой комнаты ресторана, у стен ее,
стояли диваны, обитые рыжим плюшем, каждый диван
на двоих; Самгин сел за столик между диванами и почувствовал себя в огромном, уродливо вытянутом вагоне. Теплый, тошный запах табака и
кухни наполнял комнату, и казалось естественным, что воздух окрашен в мутно-синий цвет.
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в
кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним
на ты,
постоял минуту и пошел за нею в
кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета, сидела среди
кухни на стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
«Я слежу за собой, как за моим врагом», — возмутился он, рывком надел шапку, гневно сунул ноги в галоши, вышел
на крыльцо
кухни,
постоял, прислушался к шуму голосов за воротами и решительно направился
на улицу.
Но парень неутомимо выл, визжал,
кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин
стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел
на винтовку; она лежала
на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, — с конца штыка падали светлые капли.
Ленивый от природы, он был ленив еще и по своему лакейскому воспитанию. Он важничал в дворне, не давал себе труда ни поставить самовар, ни подмести полов. Он или дремал в прихожей, или уходил болтать в людскую, в
кухню; не то так по целым часам, скрестив руки
на груди,
стоял у ворот и с сонною задумчивостью посматривал
на все стороны.
— А что, в самом деле, можно! — отвечал Мухояров задумчиво. — Ты неглуп
на выдумки, только в дело не годишься, и Затертый тоже. Да я найду,
постой! — говорил он, оживляясь. — Я им дам! Я кухарку свою
на кухню к сестре подошлю: она подружится с Анисьей, все выведает, а там… Выпьем, кум!
— Тришатов,
постойте здесь в
кухне, — распорядился я, — а чуть я крикну, бегите изо всех сил ко мне
на помощь.
Квартира Шустовой была во втором этаже. Нехлюдов по указанию дворника попал
на черный ход и по прямой и крутой лестнице вошел прямо в жаркую, густо пахнувшую едой
кухню. Пожилая женщина, с засученными рукавами, в фартуке и в очках,
стояла у плиты и что-то мешала в дымящейся кастрюле.
Когда Шелехов прокучивал все и даже спускал с себя шелковый бешмет, ему
стоило только пробраться
на кухню к Досифее, и все утраченное платье являлось как по мановению волшебного жезла, а самого Данилу Семеныча для видимости слегка журили, чтобы потом опохмелить и обогреть по всем правилам раскольничьего гостеприимства.
Флигель этот
стоял на дворе, был обширен и прочен; в нем же определил Федор Павлович быть и
кухне, хотя
кухня была и в доме: не любил он кухонного запаха, и кушанье приносили через двор зимой и летом.
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно,
стоило порядочных хлопот: надобно было провести в ее комнату кран от крана и от котла в
кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит
на эту роскошь, но что ж, это теперь можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
А в конце прошлого столетия здесь
стоял старинный домище Челышева с множеством номеров
на всякие цены, переполненных Великим постом съезжавшимися в Москву актерами. В «Челышах» останавливались и знаменитости, занимавшие номера бельэтажа с огромными окнами, коврами и тяжелыми гардинами, и средняя актерская братия — в верхних этажах с отдельным входом с площади, с узкими, кривыми, темными коридорами, насквозь пропахшими керосином и
кухней.
На кухне было тепло,
стоял какой-то особенный сытный запах, по стенам медленно ползали тараканы, звенели сверчки, жужжало веретено, и «пани Будзиньская», наша кухарка, рассказывала разные случаи из своего детства.
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в
кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи
на широкой скамье сидел сердитый, непохожий
на себя Цыганок; дедушка,
стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по воздуху. Бабушка,
стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала...
Потом, как-то не памятно, я очутился в Сормове, в доме, где всё было новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах
на улицу окнами, а я с бабушкой — в
кухне, с одним окном
на крышу. Из-за крыш черными кукишами торчали в небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу, всегда у нас, в холодных комнатах,
стоял жирный запах гари. Рано утром волком выл гудок...
В восемь часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила
на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших
на берег речки,
стоял ее рабочий столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
Одни говорили, что беды никакой не будет, что только выкупаются, что холодная вода выгонит хмель, что везде мелко, что только около
кухни в стари́це будет по горло, но что они мастера плавать; а другие утверждали, что,
стоя на берегу, хорошо растабарывать, что глубоких мест много, а в стари́це и с руками уйдешь; что одежа
на них намокла, что этак и трезвый не выплывет, а пьяные пойдут как ключ ко дну.
Он ошибся именем и не заметил того, с явною досадою не находя колокольчика. Но колокольчика и не было. Я подергал ручку замка, и Мавра тотчас же нам отворила, суетливо встречая нас. В
кухне, отделявшейся от крошечной передней деревянной перегородкой, сквозь отворенную дверь заметны были некоторые приготовления: все было как-то не по-всегдашнему, вытерто и вычищено; в печи горел огонь;
на столе
стояла какая-то новая посуда. Видно было, что нас ждали. Мавра бросилась снимать наши пальто.
Мавра, вышедшая из
кухни,
стояла в дверях и с серьезным негодованием смотрела
на нас, досадуя, что не досталось Алеше хорошей головомойки от Наташи, как ожидала она с наслаждением все эти пять дней, и что вместо того все так веселы.
Обед имел быть устроен в парадной половине господского дома, в которой останавливался Евгений Константиныч.
Кухня набоба оставалась еще в Кукарском заводе, и поэтому обед предполагался
на славу. Тетюев несколько раз съездил к Нине Леонтьевне с повинной, но она сделала вид, что не только не огорчена его поведением, но вполне его одобряет, потому что интересы русской горной промышленности должны
стоять выше всяких личных счетов.
Наскоро помолившись, Аким Акимыч и многие, имевшие своих гусей и поросят
на кухне, поспешно пошли смотреть, что с ними делается, как их жарят, где что
стоит и так далее.
Он, кажется, уж выпил и хоть прибежал запыхавшись, но многого не сказал, а только
постоял недолго передо мной с каким-то ожиданием и вскоре ушел от меня
на кухню.
Многие из них принесли с собой поленья с
кухни: установив кое-как у стенки толстое полено, человек взбирался
на него ногами, обеими руками упирался в плеча впереди стоящего и, не изменяя положения,
стоял таким образом часа два, совершенно довольный собою и своим местом.
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше,
стоя у слухового окна, я читал, пока не озяб, а вечером, когда хозяева ушли ко всенощной, снес книгу в
кухню и утонул в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня в иную жизнь, к новым именам и отношениям, показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих
на людей, приглядевшихся мне.
Старая барыня посмотрела
на него с удивлением. Анна, которая успела уже снести свой узел в
кухню и, поддернув подол юбки, принималась за мытье пола, покинутого барыней, наскоро оправившись, тоже выбежала к Джону. Все трое
стояли на крыльце и смотрели и направо, и налево. Никого не было видно, похожего
на Матвея,
на тихой улице.
Наталья, точно каменная,
стоя у печи, заслонив чело широкой спиной, неестественно громко сморкалась, каждый раз заставляя хозяина вздрагивать. По стенам
кухни и по лицам людей расползались какие-то зелёные узоры, точно всё обрастало плесенью, голова Саввы — как морда сома, а пёстрая рожа Максима — железный, покрытый ржавчиной заступ. В углу, положив длинные руки
на плечи Шакира, качался Тиунов, говоря...
В воскресенье вечером он
стоял у крыльца чистенького домика казначея и не знал — как войти: через парадную дверь в комнаты или двором,
на кухню?
«Вот и покров прошёл. Осень
стоит суха и холодна. По саду летит мёртвый лист, а земля отзывается
на шаги по ней звонко, как чугун. Явился в город проповедник-старичок, собирает людей и о душе говорит им. Наталья сегодня ходила слушать его, теперь сидит в
кухне, плачет, а сказать ничего не может, одно говорит — страшно! Растолстела она безобразно, задыхается даже от жиру и неестественно много ест. А от Евгеньи ни словечка. Забыла».
— Не перебивайте меня! Вы понимаете: обед
стоял на столе, в
кухне топилась плита! Я говорю, что
на них напала болезнь! Или, может быть, не болезнь, а они увидели мираж! Красивый берег, остров или снежные горы! Они поехали
на него все…
День был холодный, и оборванцы не пошли
на базар. Пили дома, пили до дикости. Дым коромыслом
стоял: гармоника, пляска, песни, драка… Внизу в
кухне заядлые игроки дулись в «фальку и бардадыма», гремя медяками. Иваныч, совершенно больной, лежал
на своем месте. Он и жалованье не ходил получать и не ел ничего дня четыре. Живой скелет лежал.
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в
кухню, тоже звонко смеясь. Но в
кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться посмотреть
на неё, хотя знал, что дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и
стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
В этот день, вследствие холода, мало пошло народу
на базар. Пили уже второй день дома. Дым коромыслом
стоял: гармоники, пляска, песни, драка… целый ад… Внизу, в
кухне, в шести местах играли в карты — в «три листа с подходцем».
И от волнения стала мять в руках свой фартук.
На окне
стояли четвертные бутыли с ягодами и водкой. Я налил себе чайную чашку и с жадностью выпил, потому что мне сильно хотелось пить. Аксинья только недавно вымыла стол и скамьи, и в
кухне был запах, какой бывает в светлых, уютных
кухнях у опрятных кухарок. И этот запах и крик сверчка когда-то в детстве манили нас, детей, сюда в
кухню и располагали к сказкам, к игре в короли…
Интерес заключался в том, что
стоило высыпать эти черные крендели, ломавшиеся, как сухарь,
на стол в
кухне и дать согреться, как они начинали шевелиться и оживали.
Как хотите, а это было удивительно! А удивительнее всего было то, что это повторялось каждый день. Да, как поставят
на плиту в
кухне горшочек с молоком и глиняную кастрюльку с овсяной кашкой, так и начнется. Сначала
стоят как будто и ничего, а потом и начинается разговор...
Мы перешли с ним через мосточки
на первый остров, где
стояла летняя
кухня и лежали широкие лубки,
на которых сушили мытую пшеницу.
Довольно рано, часов в десять, только что затемнело по-настоящему, нагрянули мужики с телегами и лесные братья
на экономию Уваровых. Много народу пришло, и шли с уверенностью, издали слышно было их шествие. Успели попрятаться; сами Уваровы с детьми уехали, опустошив конюшню, но, видимо, совсем недавно:
на кухне кипел большой барский, никелированный, с рубчатыми боками самовар, и длинный стол в столовой покрыт был скатертью,
стояли приборы.
Пока он рассматривал альбом и
стоял перед зеркалом, в это время в
кухне и около нее, в сенях, Самойленко, без сюртука и без жилетки, с голой грудью, волнуясь и обливаясь потом, суетился около столов, приготовляя салат, или какой-нибудь соус, или мясо, огурцы и лук для окрошки, и при этом злобно таращил глаза
на помогавшего ему денщика и замахивался
на него то ножом, то ложкой.
— Пойдем-ка, — сказал он, заметно весело вытирая рот.
На этот раз идти было недалеко; мы пересекли угол
кухни и через две двери поднялись в белый коридор, где в широком помещении без дверей
стояло несколько коек и простых столов.
На скамье, под окном
кухни, сидел согнувшись Мирон; в одной его руке дымилась папироса, другою он раскачивал очки свои, блестели стёкла, тонкие золотые ниточки сверкали в воздухе; без очков нос Мирона казался ещё больше. Яков молча сел рядом с ним, а отец,
стоя посреди двора, смотрел в открытое окно, как нищий, ожидая милостыни. Ольга возвышенным голосом рассказывала Наталье, глядя в небо...
У косяка двери в
кухню стояла девушка, одетая в белое, ее светлые волосы были коротко острижены,
на бледном пухлом лице сияли, улыбаясь, синие глаза. Она была очень похожа
на ангела, как их изображают дешевые олеографии.
Аксинья вбежала в
кухню, где в это время была стирка. Стирала одна Липа, а кухарка пошла
на реку полоскать белье. От корыта и котла около плиты шел пар, и в
кухне было душно и тускло от тумана.
На полу была еще куча немытого белья, и около него
на скамье, задирая свои красные ножки, лежал Никифор, так что если бы он упал, то не ушибся бы. Как раз, когда Аксинья вошла, Липа вынула из кучи ее сорочку и положила в корыто, и уже протянула руку к большому ковшу с кипятком, который
стоял на столе…
Акулина Ивановна. Обедать-то надо в
кухне… чтобы не обеспокоить ее… Милая моя!.. И взглянуть нельзя… (Махнув рукой, уходит в сени. Поля
стоит, прислонясь к шкафу и глядя
на дверь в комнату Татьяны. Брови у нее нахмурены, губы сжаты,
стоит она прямо. Бессеменов сидит у стола, как бы ожидая чего-то.)
Бессеменов(видимо, сам утратив связь своих мыслей, раздражается). Понимай… думай… затем и говорю, чтобы понимала ты! Кто ты? А однако, вот… выходишь замуж! Дочь же моя… чего торчишь тут? Иди-ка в
кухню… делай что-нибудь… Я покараулю… иди! (Поля, с недоумением глядя
на него, хочет идти.)
Постой! Давеча я… крикнул
на твоего отца…
За час до обеда Афанасий Иванович закушивал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушеными рыбками и прочим. Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников,
на столе
стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной
кухни. За обедом обыкновенно шел разговор о предметах, самых близких к обеду.
— Ну, говядинки у меня про вас нет, господа генералы, потому что с тех пор как меня Бог от мужика избавил, и печка
на кухне стоит нетоплена!
Он жил недалеко от цирка в меблированных комнатах. Еще
на лестнице он услышал запах, который всегда
стоял в коридорах, — запах
кухни, керосинового чада и мышей. Пробираясь ощупью темным коридором в свой номер, Арбузов все ждал, что вот-вот наткнется впотьмах
на какое-нибудь препятствие, и к этому чувству напряженного ожидания невольно и мучительно примешивалось чувство тоски, потерянности, страха и сознания своего одиночества.