Неточные совпадения
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный
ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в 12 часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его счастье,
стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
«Добре сказал и кошевой!» — отозвалось в
рядах запорожцев. «Доброе слово!» — повторили другие. И самые седые,
стоявшие, как сизые голуби, и те кивнули головою и, моргнувши седым усом, тихо сказали: «Добре сказанное слово!»
— За веру! — загомонели все,
стоявшие в ближних
рядах, густыми голосами.
Но люди,
стоявшие прямо против фронта, все-таки испугались, вся масса их опрокинулась глубоко назад, между ею и солдатами тотчас образовалось пространство шагов пять, гвардии унтер-офицер нерешительно поднял руку к шапке и грузно повалился под ноги солдатам,
рядом с ним упало еще трое, из толпы тоже, один за другим, вываливались люди.
Дойдя до конца проспекта, он увидал, что выход ко дворцу прегражден двумя
рядами мелких солдат. Толпа придвинула Самгина вплоть к солдатам, он остановился с края фронта, внимательно разглядывая пехотинцев, очень захудалых, несчастненьких. Было их, вероятно, меньше двух сотен, левый фланг упирался в стену здания на углу Невского, правый — в решетку сквера. Что они могли сделать против нескольких тысяч людей,
стоявших на всем протяжении от Невского до Исакиевской площади?
Организатором и душой кружка был студент Ишутин,
стоявший во главе группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой по Большому Спасскому переулку, в Каретном
ряду. По имени дома эта группа называлась ипатовцами. Здесь и зародилась мысль о цареубийстве, неизвестная другим членам «Организации».
Когда он услышал о Павлищеве и Иван Федорович подвел и показал его снова Ивану Петровичу, он пересел ближе к столу и прямо попал на кресло подле огромной, прекрасной китайской вазы,
стоявшей на пьедестале, почти
рядом с его локтем, чуть-чуть позади.
Молодой мальчик,
стоявший на первом
ряду, обернулся на седле и, опершись рукою о круп своей лошади, пронзительно вскрикнул лесною иволгой.
— Здравствуйте! — говорил Бахарев, целуя по
ряду всех. — Здравствуй, Лизок! — добавил он, обняв, наконец,
стоявшую Лизу, поцеловал ее три раза и потом поцеловал ее руку.
Второй бросал его третьему,
стоявшему уже на набережной, третий перекидывал четвертому, а четвертый подавал пятому, который стоял на подводе и укладывал арбузы — то темно-зеленые, то белые, то полосатые — в ровные блестящие
ряды.
— А вот он, — отвечал Абреев, показывая головой на
стоявшего в первом
ряду кресел военного.
Случалось иногда, что ночью, во время ночлега, где-нибудь на грязном постоялом дворе, шарманка,
стоявшая на полу
рядом с дедушкиным изголовьем, вдруг издавала слабый звук, печальный, одинокий и дрожащий: точно старческий вздох.
Настенька поместилась
рядом с ней и, став на колени, начала горячо молиться, взглядывая по временам на задумчиво
стоявшего у правого клироса Калиновича.
И тогда Постников, очевидно, давно знавший вес и силу публичной рекламы, громко сказал кому-то,
стоявшему с ним
рядом на площадке...
Он стал перепрыгивать без разбега через одну за другой кровати,
стоявшие ровным, стройным
рядом, туда и обратно и еще один раз.
Вскоре дверь за нею захлопнулась, и дом старой барыни, недавно еще встревоженный,
стоявший с открытою дверью и с людьми на крыльце, которые останавливали расспросами прохожих, опять стал в
ряд других, ничем не отличаясь от соседей; та же дверь с матовым стеклом и черный номер: 1235.
Позавтракав, я разыскал «Нырок»,
стоявший, как указала Дэзи в записке, неподалеку от здания таможни, кормой к берегу, в длинном
ряду таких же небольших шхун, выстроенных борт к борту.
Так и случилось. Вместо ответа Глеб припер плечом впереди
стоявшего соседа и протискался в первый
ряд круга.
Посередине в
ряд выросла целая фаланга высоких, длинных дощатых балаганов с ужасающими вывесками: на одной громадный удав пожирал оленя, на другой негры-людоеды завтракали толстым европейцем в клетчатых брюках, на третьей какой-то богатырь гигантским мечом отсекал сотни голов у мирно
стоявших черкесов. Богатырь был изображен на белом коне. Внизу красовалась надпись: «Еруслан богатырь и Людмила прекрасная».
С большим трудом повернув голову направо и налево, отчего у меня зашумело в ушах, я увидел слабо освещенную длинную палату с двумя
рядами постелей, на которых лежали закутанные фигуры больных, какого-то рыцаря в медных доспехах,
стоявшего между больших окон с опущенными белыми шторами и оказавшегося просто огромным медным умывальником, образ Спасителя в углу с слабо теплившейся лампадкою, две колоссальные кафельные печи.
И двенадцать тысяч человек обнажили головы. «Отче наш, иже еси на небеси», — начала наша рота.
Рядом тоже запели. Шестьдесят хоров, по двести человек в каждом, пели каждый сам по себе; выходили диссонансы, но молитва все-таки звучала трогательно и торжественно. Понемногу начали затихать хоры; наконец далеко, в батальоне,
стоявшем на конце лагеря, последняя рота пропела: «но избави нас от лукавого». Коротко пробили барабаны.
Через три дня пути, перевалив через Уральские горы, я уже подъезжал на земской паре к месту своего назначения, и Пеньковский завод весело выглянул
рядами своих крепких, крытых тесом домиков из-за большой кедровой рощи,
стоявшей у самого въезда в завод; присутствие сибирского кедра, как известно, есть самый верный признак глубокого севера и мест «не столь отдаленных», с которых начинается настоящая «немшоная» Сибирь.
Во время одного из таких концертов Осип,
стоявший в сенях
рядом со мною, спросил тихонько...
Варвара Михайловна, чтобы прекратить неловкое положение всех,
стоявших посреди комнаты, поспешно взяла кольцо, попросила Шатова сесть
рядом с своей невестой и ушла, чтобы, согласно своему предложению, положить обручальные кольца перед образами.
Сначала тянулся
ряд невзрачных построек,
стоявших вдоль больничного двора; всюду было темно, только в глубине двора из чьего-то окна, сквозь палисадник, пробивался яркий свет, да три окна верхнего этажа больничного корпуса казались бледнее воздуха.
Часовни, сажен по пятнадцати в длину, по шести, по семи в вышину, строились на один лад: каждая составляла огромный четырехугольный бревенчатый, не обшитый тесом дом, с окнами в два, иногда в три
ряда, под огромною крутою на два ската тесовою кровлей с крестом вместо конька и с обширной папертью, на которой возвышались небольшие колокольни, давно, впрочем,
стоявшие без колоколов.
Какой-то пожилой, обрюзглый господин с рыжими усами и с чиновничьею кокардой на шапке,
стоявший тут же по соседству, почти
рядом с ними, свирепым взглядом поглядел на обоих, молча, но в высшей степени подозрительно.
Марина Волховская,
стоявшая со мной
рядом на молитве, проводила меня до дверей гардеробной, где работали девушки-портнихи в одинаковых полосатых платьях.
Скоро шлюпка миновала
ряд судов,
стоявших близ города, и ходко шла вперед по довольно пустынному рейду. Ночь была темная. Ашанин испытывал не особенно приятные ощущения. Ему казалось, что вот-вот на него кинется загребной, здоровенный детина с неприятным подозрительным лицом, обратившим на себя внимание еще на пристани, и он зорко следил за ним и в то же время кидал взгляды вперед: не покажутся ли огоньки «Коршуна»,
стоявшего почти у выхода в море.
Рядом с ним ловит солнышко и его помощник, младший штурманский офицер, и Володя, обязанный, как
стоявший на вахте с 4 до 8 часов, сделать наблюдения и представить капитану после полудня вычисленные по высотам солнца широту и долготу, в которых будет находиться корвет в полдень.
Женился Федор Меркулыч. Десятилетний Микитушка на отцовской свадьбе благословенный образ в часовню возил и во все время обряда глаз с мачехи не спускал. Сам не знал, отчего, но с первого взгляда на нее невзлюбила невинная отроческая душа его розовой, пышно сияющей молодостью красавицы,
стоявшей перед налоем
рядом с седовласым его родителем. Сердце вещун — и добро оно чует, и зло, особливо в молодых годах.
Нетова встретил в конторе,
рядом с кабинетом, высокий, чрезвычайно красивый седой мужчина за шестьдесят лет, одетый «по-немецки» — в длинноватый темно-кофейный сюртук и белый галстук. Он носил окладистую бороду, белее волос на голове. Работал он стоя перед конторкой. При входе племянника он отпустил молодца,
стоявшего у притолоки.
Он бросился в ту комнату, где плакали; сквозь
ряды бутылок,
стоявших на мраморной доске стола, он разглядел страдальческое, мокрое от слез лицо, протянул к этому лицу руки, сделал шаг к столу, но тотчас же в ужасе отскочил назад.
Левкий быстро вскочил и
рядом с Иоанном опустился на колени перед громадным иконостасом,
стоявшим в царской опочивальне и освещенным несколькими лампадами червонного золота, блеск которых отражался в литых золотых окладах множества образов.
Соседние дома были пустынны — обыватели или вымерли, или бежали. В доме,
стоявшем совершенно
рядом с домом Глобусова, умирала последняя его обитательница — старуха. Она лежала, зачумленная, под окном, которое выходило на двор дома священника, и стонала.
К довершению ужаса окружавших место пожара, верхний накат избы рухнул, и около обнажившегося остова печи показался прислоненный обуглившийся человеческий скелет.
Стоявшие в переднем
ряду зрители отшатнулись; произошел страшный переполох, там и сям слышался женский визг и детский плач. Пожар между тем продолжался. Толпа успокоилась, тем более, что скелет рухнул и скрылся за горящими бревнами.
Затем незнакомка повернулась, не сходя с возвышения, лицом к окружающим катафалк, обвела всех высокомерным взглядом, который и остановила на
стоявшей впереди,
рядом с дочерьми и сыном, княгине Зое Александровне.
Народ молчал и только всё теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного, непонятного и страшного, становилось невыносимо. Люди,
стоявшие в передних
рядах, видевшие и слышавшие всё то, чтò происходило пред ними, все с испуганно-широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
— Сам едет, — крикнул казак,
стоявший у ворот, — едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул) и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти
рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала: «ура!»
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову,
стоявшему в передних
рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.