Было двенадцать часов ночи. Не танцующие интеллигенты без масок — их было пять душ — сидели в читальне за большим столом и, уткнув носы и бороды в газеты, читали, дремали и, по выражению местного корреспондента
столичных газет, очень либерального господина, — «мыслили».
Не говоря уже о том, что тотчас после катастрофы заметки о самоубийстве баронессы с фотографическим описанием гнездышка покончившей с собой великосветской красавицы появились на страницах
столичных газет, подробно были описаны панихиды и похороны, в одной из уличных газеток начался печататься роман «В великосветском омуте», в котором досужий романист, — имя им теперь легион, — не бывший далее швейцарских великосветских домов, с апломбом, достойным лучшего применения, выводил на сцену князей, княгинь, графов и графинь, окружающих его героиню, «красавицу-баронессу», запутывающих ее в сетях интриг и доводящих несчастную до сомоотравления.
Неточные совпадения
Вначале выставка пустовала. Приезжих было мало, корреспонденты как
столичных, так и провинциальных
газет писали далеко не в пользу выставки и, главное, подчеркивали, что многое на ней не готово, что на самом деле было далеко не так. Выставка на ее 80 десятинах была так громадна и полна, что все готовое и заметно не было. Моя поездка по редакциям кое-что разъяснила мне, и
газеты имели действительно огромное влияние на успех выставки.
Издается в России множество
столичных и провинциальных
газет и других журналов, и в них ежедневно сообщается о множестве происшествий.
К сожалению, наша
газета, не будучи изъята из ведомства общей цензуры, в то же время, по специальности, находится в ведении комитета ассенизации
столичного города С.-Петербурга.
Прием мне всюду был прекрасный: во-первых, все симпатизировали нашему турне, во-вторых, в редакциях встречали меня как
столичного литератора и поэта, — и я в эти два года печатал массу стихотворений в целом ряде журналов и
газет — «Будильник», «Осколки», «Москва», «Развлечение».
А на карточке у меня: сотрудник такой-то
газеты, корреспондент такого-то
столичного листка, ли-те-ра-тор и сверху еще, на страх врагам, дворянская корона!
Года два назад в
газетах, сначала провинциальных, потом и
столичных, был опубликован возмутительный случай, героем которого оказался как раз этот мой товарищ.
В
газетах — даже в
столичных — появились обличительные корреспонденции — „этих бы писак всех перевешать!“ — и неизбежно созвание экстренного съезда дворян, — банк их сословное учреждение.
Но
газеты занимались тогда театром совсем не так, как теперь. У нас в доме, правда, получали «Московские ведомости»; но читал их дед; а нам в руки
газеты почти что не попадали. Только один дядя, Павел Петрович, много сообщал о
столичных актерах, говаривал мне и о Садовском еще до нашей поездки в Москву. Он его видел раньше в роли офицера Анучкина в «Женитьбе». Тогда этот офицер назывался еще «Ходилкин».
Недели через две во всех, как
столичных, так и провинциальных
газетах появилось сенсанционное известие о зверском убийстве ямщика и двух пассажиров на почтовом тракте, в двенадцати верстах от Оренбурга.
Незадолго до получения Геркулесовым постоянных занятий в распространенной петербургской
газете «
Столичная Сплетница», именно в то время, когда он мечтал о сотрудничестве в ней, Агния Петровна снова почувствовала себя матерью.
Владелец этой газетки был мелкий аферистик, которых
столичная жизнь плодит как грибы в дождливое лето, пускавшийся, конечно без денег на фуфу, во всевозможные предприятия, от делания цинковых кастрюль до издания
газет включительно, и прогоравший во всем так же быстро, как и изобретенные им кастрюли.
Прежде всего он заказал себе визитные карточки: «Постоянный сотрудник
газеты „
Столичная Сплетница“ и многих периодических изданий» и затем женился на Агнии.
Постоянное сотрудничество в
газете «
Столичная Сплетница», хотя и не давало многого, но все-таки, некоторым образом, обеспечивало существование семьи Геркулесовых, так как Агния Петровна должна была расстаться с золотошвейной мастерской и брать лишь небольшую работу на дом.
Партер почти сплошь был занят постоянными посетителями, представителями
столичной золотой молодежи, до безразличия похожими друг на друга: костюмами, прической, модной, коротко подстриженной бородкой a la Boulanger и даже ничего не выражающими шаблонными физиономиями; юными старцами с лоснящимися, как слоновая кость, затылками; редакторами ежедневных
газет и рецензентами.
В столицах, где образованность несравненно выше, науке оказано совсем иное доверие: здесь запятую видели увеличенную под микроскопом, засушенную и выставленную на окне «в квартире известного журналиста, живущего на окраине города». Об этом было напечатано в петербургской
газете, особенно следящей за разнообразными явлениями
столичной жизни.