Неточные совпадения
Вскоре забелели перед ним
стены монастыря.
Обитель была расположена по скату горы, поросшей дубами. Золотые главы и узорные кресты вырезывались на зелени дубов и на синеве неба.
Хотя в 1612 году великолепная церковь святого Сергия, высочайшая в России колокольня, две башни прекрасной готической архитектуры и много других зданий не существовали еще в Троицкой лавре, но высокие
стены, восемь огромных башен, соборы: Троицкий, с позлащенною кровлею, и Успенский, с пятью главами, четыре другие церкви, обширные монастырские строения, многолюдный посад, большие сады, тенистые рощи, светлые пруды, гористое живописное местоположение — все пленяло взоры путешественника, все поселяло в душе его непреодолимое желание посвятить несколько часов уединенной молитве и поклониться смиренному гробу основателя этой святой и знаменитой
обители.
Простояв более шестнадцати месяцев под
стенами лавры, воеводы польские, покрытые стыдом, бежали от монастыря, который недаром называли в речах своих каменным гробом, ибо
обитель святого Сергия была действительно обширным гробом для большей части войска и могилою их собственной воинской славы.
Никто не хотел окончить жизнь на своей постеле; едва дышащие от ран и болезней, не могущие уже сражаться воины, иноки и слуги монастырские приползали умирать на
стенах святой
обители от вражеских пуль и ядер, которые сыпались градом на беззащитные их головы.
По другой стороне топи начиналась прямая просека, ведущая на окруженную со всех сторон болотами и дремучим лесом обширную поляну; во всю ширину ее простирались
стены древней
обители, на развалинах которой был выстроен хутор боярина Кручины.
Над ним ясные небеса… кругом толпится народ… радость на всех лицах… тихое, очаровательное пение раздается в храмах господних; вдали, сквозь тонкий туман на северо-востоке, из-за
стен незнакомой ему святой
обители показывается восходящее солнце…
За околицей Арефа остановился и долго смотрел на белые
стены Прокопьевского монастыря, на его высокую каменную колокольню и ряды низких монастырских построек. Его опять охватило такое горе, что лучше бы, кажется, утопиться в Яровой, чем ехать к двоеданам. Служняя слобода вся спала, и только в Дивьей
обители слабо мигал одинокий огонек, день и ночь горевший в келье безыменной затворницы.
— А чья вина? — заговорила со слезами Досифея. — Кто тебя просил поправить
обитель? Вот и дождались: набежит орда, а нам и ущититься негде. Небойсь сам-то за каменною
стеною будешь сидеть да из пушек палить…
Это было началом, а потом пошла стрельба на целый день. Ввиду энергичной обороны, скопище мятежников не смело подступать к монастырским
стенам совсем близко, а пускали стрелы из-за построек Служней слободы и отсюда же палили из ружей. При каждом пушечном выстреле дьячок Арефа закрывал глаза и крестился. Когда он пришел в Дивью
обитель, Брехун его прогнал.
Немного погодя грянула первая пушка из Дивьей
обители, и тяжелое чугунное ядро впилось в каменную монастырскую
стену.
Дивья
обитель издали представляла собой настоящий деревянный городок, точно вросший от старости в землю. Срубленные в паз бревенчатые
стены давно покосились, деревянные ворота затворялись с трудом, а внутри
стен тянулись почерневшие от времени деревянные избы-кельи; деревянная ветхая церковь стояла в середине. Место под
обитель было выбрано совсем «в отишии», осененное сосновым бором. Сестра-вратарь, узнавшая попадью Мирониху, пропустила гостей в
обитель с низким поклоном.
Когда игумен Поликарп монастырские
стены клал, так обещался и Дивью
обитель подновить, да только бог веку ему не дал.
Пока благоуветливые иноки судили да рядили, в Дивьей
обители шла жестокая переборка. Этакого сраму не видно было, как поставлены обительские
стены… Особенно растужилась игуменья Досифея и даже прослезилась: живьем теперь съест Дивью
обитель игумен Моисей.
— А надо бы нам стенки-то подкрепить, — точно бредила игуменья. — Ох, как надо! И ворота вон совсем развалились… Башенки прежде на углах-то стояли, когда орда приходила. Когда Алдар-бай с башкирью набегал, так крестьяне со всех деревень укрывались в Дивьей
обители… Тоже и от Пепени с Тулкучарой… под самые
стены набегала орда, и господь ущитил.
Вверх по реке, сейчас за Служней слободой, точно присела к земле своею ветхой деревянною
стеною Дивья
обитель, — там вся постройка была деревянная, и давно надо было обновить ее, да грозный игумен Моисей не давал старицам ни одного бревна и еще обещал совсем снести эту
обитель, потому что не подобало ей торчать на глазах у Прокопьевского монастыря: и монахам соблазн, да и мирские люди напрасные речи говорили.
Так шайка и не могла взять монастыря, несмотря на отчаянный приступ. Начало светать, когда мятежники отступили от
стен, унося за собой раненых и убитых. Белоус был контужен в голову и замертво снесен в Дивью
обитель. Он только там пришел в себя и первое, что узнал, это то, что приступ отбит с большим уроном.
На новую
обитель делались частые нападения, и благоуветливые иноки отсиживались за деревянными
стенами с разным «уязвительным оружием» в руках.
Размахнул лес зелёные крылья и показывает
обитель на груди своей. На пышной зелени ярко вытканы зубчатые белые
стены, синие главы старой церкви, золотой купол нового храма, полосы красных крыш; лучисто и призывно горят кресты, а над ними — голубой колокол небес, звонит радостным гомоном весны, и солнце ликует победы свои.
Стоял я на пригорке над озером и смотрел: всё вокруг залито народом, и течёт тёмными волнами тело народное к воротам
обители, бьётся, плещется о
стены её. Нисходит солнце, и ярко красны его осенние лучи. Колокола трепещут, как птицы, готовые лететь вслед за песнью своей, и везде — обнажённые головы людей краснеют в лучах солнца, подобно махровым макам.
Обители, соборы, много храмов,
Стена высокая, дворцы, палаты,
Кругом
стены посады протянулись,
Далеко в поле слободы легли,
Всё по горам сады, на церквах главы
Всё золотые. Вот одна всех выше
На солнышке играет голова,
Река, как лента, вьется… Кремль!.. Москва!..
Ни зеркальца, ни картинки на
стене, ни занавески, ни горшков с бальзамином и розанелью на окнах, столь обычных в Комарове и других чернораменских
обителях, в заводе не было у красноярской братии.
Не каменными
стенами, не богатыми церквами красовалась
обитель та, — красовалась она старческими слезами, денно-нощными трудами, постом да молитвой…
В ту же нощь монах некий, Феоктист именем, поревновав Иуде Искариотскому, возвестил игемону, ратию святую
обитель обложившему, что в
стене монастырской есть пролаз…
Манефа на этот раз чухломскóму дворянину указала на первое место. И старец Иосиф чуть не задрожал от радости: никогда и во сне не грезилось ему столь великого почета. Справа от него поместились Василий Борисыч и старцы, слева Манефа и другие игуменьи. Соборные и рядовые старицы разных
обителей стали у лавок вдоль
стен.
Иные люди разного званья, кто пешком, кто на подводе, добрались до Луповиц к назначенному дню. Были тут и крестьяне, и крестьянки, больше все вдовы да перезрелые девки. Софронушки не было; игумен Израиль на Луповицких прогневался, дынь мало ему прислали, к тому же отец игумен на ту пору закурил через меру. Сколько ни упрашивали его, уперся на своем, не пустил юрода из-за древних
стен Княж-Хабаровой
обители.
Кругом выведена высокая, толстая
стена с огромными башнями и бойницами, не раз защищавшая
обитель от бунтовавшей мордвы и других иностранцев, что, прельщаясь слухами о несметных будто монастырских богатствах, вооруженными толпами подступали к
обители и недели по две держали ее в осаде.
Солнечные лучи весело играли на куполах монастырских церквей и заливали ярким светом
стены святой
обители инокинь.