Неточные совпадения
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами;
по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из
волос в черной рамке и диплом под
стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.
На дворе стреляет мороз; зеленоватый лунный свет смотрит сквозь узорные — во льду —
стекла окна, хорошо осветив доброе носатое лицо и зажигая темные глаза фосфорическим огнем. Шелковая головка, прикрыв
волосы бабушки, блестит, точно кованая, темное платье шевелится, струится с плеч, расстилаясь
по полу.
Голова смазана — до блеска — помадой, тёмная борода и усы разобраны
по волоску, и он так осторожно притрагивается к ним пальцами в перстнях, точно
волосы сделаны из
стекла.
Во время этого сна,
по стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся, отвел рукою разметавшиеся
волосы и взглянул в окно. Высокая женщина, в легком белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед окном, подняв кверху руку с зонтиком, ручкой которого она только стучала в верхнее
стекло окна. Это не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это была Вера Сергеевна.
Пред ним,
по пояс в воде, стояла Варенька, наклонив голову, выжимая руками мокрые
волосы. Её тело — розовое от холода и лучей солнца, и на нём блестели капли воды, как серебряная чешуя. Они, медленно
стекая по её плечам и груди, падали в воду, и перед тем как упасть, каждая капля долго блестела на солнце, как будто ей не хотелось расстаться с телом, омытым ею. И из
волос её лилась вода, проходя между розовых пальцев девушки, лилась с нежным, ласкающим ухо звуком.
Вдруг — треск и раскатывающийся звон разбитого
стекла. У входа, в дверях, стоял Спирька. Рубашка была запачкана грязью, ворот с перламутровыми пуговками оборван,
волосы взлохмачены, а в каждой руке он держал
по кирпичине. Одна за другою обе полетели в окна. Звон и грохот. Ребята растерялись. А Спирька в пьяном исступлении хватал кирпич за кирпичом из кучи, наваленной для ремонта прямо за дверью, и метал в окна.
Вид у него был точь-в-точь как воображал Заплатин, идя к Щелокову
по Юшкову переулку. Он еще поприпух в лице, брился начисто
по английской моде, с заметным брюшком, одетый в заграничный сьют при темно — красном галстухе. Рыжеватые
волосы на голове с приподнятым"коком"были плотно острижены. Тревожные карие глаза искрились из-за
стекол pince-nez. Толстоватые губы раскрывались часто в усмешку, в которой было больше самодовольства, чем дружеского привета.