Неточные совпадения
— Да что это, Илья Ильич, за наказание! Я
христианин: что ж вы ядовитым-то браните? Далось: ядовитый! Мы при
старом барине родились и выросли, он и щенком изволил бранить, и за уши драл, а этакого слова не слыхивали, выдумок не было! Долго ли до греха? Вот бумага, извольте.
Устав от Кемпфера, я напал на одну
старую книжку в библиотеке моего соседа по каюте, тоже о Японии или о Японе, как говорит заглавие, и о вине гонения на
христиан, сочинения Карона и Гагенара, переведенные чрез Степана Коровина, Синбиринина и Iвана Горлiцкого.
Инсургенты уже идут тучей восстановлять
старую, законную династию, называют себя
христианами, очень сомнительными, конечно, какими-то эклектиками; но наконец поняли они, что успех возможен для них не иначе как под знаменем христианской цивилизации, — и то много значит.
— Не лучше ли, — начал он с глубокомысленным выражением в лице, и видимо, придумав совершенно другой способ, — не лучше ли, чем строить козни, написать этому
старому дураку строго-моральное письмо, в котором напомнить ему об его обязанностях
христианина и гражданина?
Но восходит солнце в небеси —
Игорь-князь явился на Руси.
Вьются песни с дальнего Дуная,
Через море в Киев долетая.
По Боричеву восходит удалой
К Пирогощей богородице святой.
И страны рады,
И веселы грады.
Пели песню
старым мы князьям,
Молодых настало время славить нам:
Слава князю Игорю,
Буй тур Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
Слава всем, кто, не жалея сил.
За
христиан полки поганых бил!
Здрав будь, князь, и вся дружина здрава!
Слава князям и дружине слава!
Работая всеми этими качествами, Иоган-Христиан Норк за сорок лет неусыпного труда успел сгоношить себе кое-какую копейку и, отходя к предкам, оставил своей верной подруге, Софии Норк, кроме трех дочерей и
старой бабушки, еще три тысячи рублей серебром государственными кредитными билетами и новенькое токарное заведение.
Да,
Христиан. Но, верь мне, ты не знаешь
Еще отца! Доселе видел ты
Его дела; но если б видеть мог ты
Его любовь к земле, его заботу,
Его печаль о том, чего свершить
Он не успел, его негодованье
На тех людей, которые б хотели
Опять идти по-старому, — и вместе
Терпенье к ним, и милость без конца —
Тогда бы ты узнал его!
Николай Иванович. Все это — полуголодные, на одном хлебе с водой, больные, часто
старые. Вон тот старик, у него грыжа, от которой он страдает, а он с четырех часов утра до десяти вечера работает и еле жив. А мы? Ну разве можно, поняв это, жить спокойно, считая себя
христианином? Ну, не
христианином, а просто не зверем.
С тех пор как на Керженце у Тарасия да в Осиновском у Трифины старцы да старицы от
старой веры отшатнулись, благодеющая рука
христиан стала неразогбенна.
— Вчера ночью я видел в окне башни
старую княгиню, да хранит Господь от этого призрака всякого
христианина!
Песнь мы спели
старым князьям,
Песнь мы спели князьям молодым:
Слава Игорю Святославичу!
Слава буйному туру Всеволоду!
Слава Владимиру Игоревичу!
Здравствуйте, князья и дружина,
Поборая за
христиан полки неверные!
Слава князьям, а дружине аминь!
— Я стара, но я сказала тебе, мой
старый муж томится в каменоломнях, я ем хлеб, который зарабатываю себе моими руками, и мои сыновья и сыновья моих дочерей тоже трудятся — из них есть ткачи и канатчики, и кожевенники, и все они едва питались своими трудами, а
христиане теперь завели у себя мастерские в особых огражденных местах, где они молятся, а другие их за это кормят, и они на даровом хлебе берут работу дешевле нашего…
И это еще не самая большая беда, что крещеные черемисы до сих пор не сделались
христианами: это у нас случалось и с татарами и с мордвой, у которой до сих пор во весь развал идет эпоха двоеверия, но вот в чем беда, — что окрещенные черемисы стали нравственно хуже, чем были; что всякий, вынужденный иметь с ними дело, — старается отыскать
старого, некрещеного черемиса (из тех, кои отбежали крещения), потому что, по общему наблюдению, у некрещеных больше совестливости…
—
Христиане, правитель, могут.
Старый Пеох, который знает все веры, сам это читал в их христианском учении.
Подлинный, не внешний, глубокий
христианин не может быть доволен
старой «буржуазной» жизнью, основанной на насилии и ненависти, он хочет «нового неба» и «новой земли», хочет более глубоких и радикальных изменений и улучшений, чем самый революционный социалист.
Епископ оробел, принял дрожащей рукой трость и в испуге начертал имена всех, кого имел основание почитать
христианами, но, несмотря на то, что он старался не позабыть ни одного надежного человека, правитель ему не поверил и заставил его поклясться, что он никого не укрыл. Опасаясь ответственности, епископ еще вспоминал и еще много дописывал, но боялся поклясться, не надеясь на свою
старую память, и стал плакать. Имени Зенона не было в епископском списке.
Сказание свидетельствует, что упомянутая икона была обретена в те времена каким-то потаенным
христианином на берегу омывающей
Старый Город реки Турицы, по волнам которой она якобы и приплыла на большом кресте из плотного серого камня.
Надо было довести ее до того и до другого, и за это взялись несколько добрых людей, давших себе слово: кто первый встретит
старую Керасивну в темном месте, — ударить ее, — как надлежит настоящему православному
христианину бить ведьму, — один раз чем попало наотмашь и сказать ей...
И рассказал
старую историю из первых христианских веков о двух друзьях —
христианине и язычнике, из коих первый часто говорил последнему о христианстве и так ему этим надокучил, что тот, будучи до тех пор равнодушен, вдруг стал ругаться и изрыгать самые злые хулы на Христа и на христианство, а при этом его подхватил конь и убил.
— Яд, который змей излил в твое сердце, жесток, но ты должна быть сильна, чтоб отмстить и ему и всем
христианам. Приближается время отмщения:
старые боги Египта приходят нам на помощь, чтобы сгубить ненавистную новую веру. Мщение пришельцам пришло, близок конец для всех
христиан в Александрии.