Неточные совпадения
Он остановился, указывая рукою вдаль, налево, на вспухшее среди поля красное здание
казармы артиллеристов и
старые, екатерининские березы по краям шоссе в Москву.
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со
старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в
казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
Казармы здесь
старые, в камерах тяжелый воздух, отхожие места много хуже, чем в северных тюрьмах, хлебопекарня темная, карцеры для одиночного заключения темные, без вентиляций, холодные; я и сам несколько раз видел, как заключенные в них дрожали от холода и сырости.
За недостатком места в избах, 27 семейств живут в
старых, давно уже обреченных на снос постройках, в высшей степени грязных и безобразных, которые называются «
казармами для семейных».
Он любил париться до отупения, до бесчувственности, и каждый раз, когда случается мне теперь, перебирая
старые воспоминания, вспомнить и о нашей каторжной бане (которая стоит того, чтоб об ней не забыть), то на первый план картины тотчас же выступает передо мною лицо блаженнейшего и незабвенного Исая Фомича, товарища моей каторги и сожителя по
казарме.
Уже несколько дней в последнее время громко жаловались, негодовали в
казармах и особенно сходясь в кухне за обедом и ужином, были недовольны стряпками, даже попробовали сменить одного из них, но тотчас прогнали нового и воротили
старого.
Он был весьма расторопен и все успевал делать, бегал нам за водкой, конечно, тайно от всех, приносил к ужину тушеной картошки от баб, сидевших на корчагах, около ворот
казармы, умел продать
старый мундир или сапоги на толкучке, пришить пуговицу и починить штаны.
Таковы были
казармы, а бараки еще теснее. Сами фабричные корпуса и даже самые громадные прядильни снабжены были лишь
старыми деревянными лестницами, то одна, то две, а то и ни одной. Спальные корпуса состояли из тесных «каморок», набитых семьями, а сзади темные чуланы, в которых летом спали от «духоты».
Но штабс-капитан как будто не расслышал. Он начал рассказывать те
старые, заезженные, похабные анекдоты, которые рассказываются в лагерях, на маневрах, в
казармах. И Щавинский почувствовал невольную обиду.
Артель просидела в кустах уже день, переночевала, и другой день клонился к вечеру, а Бурана все не было. Послали татарина в
казарму; пробравшись туда тихонько, он вызвал
старого арестанта Боброва, приятеля Василия, имевшего в среде арестантов вес и влияние. На следующее утро Бобров пришел в кусты к беглецам.
Когда раненого Милорадовича принесли в конногвардейские
казармы и Арендт, осмотрев его раны, приготовлялся вынуть пулю, Милорадович сказал ему: «Ну, ma foi, рана смертельная, я довольно видел раненых, так уж если надо еще пулю вынимать, пошлите за моим
старым лекарем; мне помочь нельзя, а старика огорчит, что не он делал операцию».
Он дошел до того
старого моста, где шумит Яуза и откуда видны длинные ряды огней в окнах Красных
казарм.