Неточные совпадения
Он забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович, тот силлогизм, что для общего блага нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя нужно было большинство
шаров; для большинства же
шаров нужно было дать Флерову право голоса; для признания же Флерова способным надо было объяснить, как понимать
статью закона.
Клим снял запотевшие очки, тогда огромные
шары жидкого опала несколько обесцветились, уплотнились, но
стали еще более неприятны, а огонь, потускнев, ушел глубже в центры их.
Сказал и туго надул синие щеки свои, как бы желая намекнуть, что это он и есть владыка всех зефиров и ураганов. Он вообще говорил решительно, строго, а сказав, надувал щеки
шарами, отчего белые глаза его
становились меньше и несколько темнели.
— Молчать! — рявкнул сиповатый голос. Самгин, вздрогнув, привстал, все головы повернулись к буфету, разноголосый говор притих, звучнее защелкали
шары биллиарда, а когда
стало совсем тихо, кто-то сказал уныло...
Так пускал он в ход свои нравственные силы, так волновался часто по целым дням, и только тогда разве очнется с глубоким вздохом от обаятельной мечты или от мучительной заботы, когда день склонится к вечеру и солнце огромным
шаром станет великолепно опускаться за четырехэтажный дом.
— Мой грех! — сказала она, будто простонала, положив руки на голову, и вдруг ускоренными
шарами пошла дальше, вышла к Волге и
стала неподвижно у воды.
С наступлением ночи опять
стало нервам больно, опять явилось неопределенное беспокойство до тоски от остроты наркотических испарений, от теплой мглы, от теснившихся в воображении призраков, от смутных дум. Нет, не вынесешь долго этой жизни среди роз, ядов, баядерок, пальм, под отвесными стрелами, которые злобно мечет солнечный
шар!
— А ты возьми глаза-то в зубы, да и посмотри, — хрипло отозвался Данила Семеныч, грузно вваливаясь в переднюю. — Что, не узнал, старый хрен? Девичья память-то у тебя под старость
стала… Ну, чего вытаращил на меня шары-то? Выходит, что я самый и есть.
Перед социальным и политическим сознанием
станет мировая ширь, проблема овладения и управления всей поверхностью земного
шара, проблема сближения Востока и Запада, встреч всех типов и культур, объединения человечества через борьбу, взаимодействие и общение всех рас.
Гегель во время своего профессората в Берлине, долею от старости, а вдвое от довольства местом и почетом, намеренно взвинтил свою философию над земным уровнем и держался в среде, где все современные интересы и страсти
становятся довольно безразличны, как здания и села с воздушного
шара; он не любил зацепляться за эти проклятые практические вопросы, с которыми трудно ладить и на которые надобно было отвечать положительно.
Когда же этот
шар, все выраставший по мере приближения к земле, подергивался тяжелым красным туманом и тихо скрывался за снежным горизонтом, лицо слепого
становилось спокойнее и мягче, и он уходил в свою комнату.
Нет — не мое Я, а больше… весь миллион Я, составляющих армию, нет — еще больше — все Я, населяющие земной
шар, вдруг скажут: „Не хочу!“ И сейчас же война
станет немыслимой, и уж никогда, никогда не будет этих „ряды вздвой!“ и „полуоборот направо!“ — потому что в них не будет надобности.
Я
стал усердно искать книг, находил их и почти каждый вечер читал. Это были хорошие вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные
шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или герою. Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
Передонов опять
стал думать о
шарах. Кому они нужны? Недотыкомка, что ли, их пожрала? То-то ее сегодня и не видно, — думал Передонов. — Нажралась да и завалилась куда-нибудь, спит теперь, поди.
— И отлично. Четыре целковых обеспечивают вполне порядочность… Сегодня же мы будем слушать «Динору», черт возьми, или ты наплюй мне в глаза. Чем мы хуже других, то есть людей, которые могут выбрасывать за абонемент сотни рублей? Да, я буду слушать Патти во что бы то ни
стало, хоть бы земной
шар раскололся на три половины, как говорят институтки.
Вот фонари и огоньки железнодорожной станции и полотно Казанской дороги, я узнал Люберцы,
шар стал опускаться и опустился на картофельное поле, где еще был народ.
И так много лет набивала она бездонную, неустанно жевавшую пасть, он пожирал плоды ее трудов, ее кровь и жизнь, голова его росла и
становилась всё более страшной, похожая на
шар, готовый оторваться от бессильной, тонкой шеи и улететь, задевая за углы домов, лениво покачиваясь с боку на бок.
Капитан оперся на борт, красиво согнул свой тонкий, стройный
стан, долго целился и необычайно сильным ударом «в лоб» первого
шара пирамиды разбил все
шары, а своего красного вернул на прежнее место. Удар был поразительный.
В оранжерее горел яркий
шар. Пришла и Дуня с горящим лицом и блистающими глазами. Александр Семенович нежно открыл контрольные стекла, и все
стали поглядывать внутрь камер. На белом асбестовом полу лежали правильными рядами испещренные пятнами ярко-красные яйца, в камерах было беззвучно… а
шар вверху в 15000 свечей тихо шипел…
Поколебавшись, я двинулся из плена шумного вокруг меня движения и направился к Гануверу,
став несколько позади седой женщины, говорившей так быстро, что ее огромный бюст колыхался как пара пробковых
шаров, кинутых утопающему.
И новою предстала жизнь. Он не пытался, как прежде, запечатлеть словами увиденное, да и не было таких слов на все еще бедном, все еще скудном человеческом языке. То маленькое, грязное и злое, что будило в нем презрение к людям и порою вызывало даже отвращение к виду человеческого лица, исчезло совершенно: так для человека, поднявшегося на воздушном
шаре, исчезают сор и грязь тесных улиц покинутого городка, и красотою
становится безобразное.
Говорили отец и дочь с глазу на глаз, но по невидимым нитям этот разговор облетел в самое короткое время все, какие только есть на свете, музеи, цирки, паноптикумы, «шапито» и балаганы. Люди этих занятий пишут друг другу часто и всегда о делах. Вскоре на всем земном
шаре стало известно, что Барнум со своей дочерью разъезжают по разным странам с целью найти для красавицы Мод подходящего мужа, а великому Барнуму — достойного преемника.
Кажется, в этом случае я был бы столько же несправедлив, как и в том, если бы я
стал утверждать, что вопрос об увеличении народонаселения на всем земном
шаре решительно зависит от деятельности доктора, живущего в городе Н.
— Дело-то óпасно, — немного подумав, молвил Василий Борисыч. — Батюшка родитель был у меня тоже человек торговый, дела большие вел. Был расчетлив и бережлив, опытен и сметлив… А подошел черный день, смешались прибыль с убылью, и пошли беда за бедой. В два года в доме-то
стало хоть
шаром покати… А мне куда перед ним? Что я супротив его знаю?.. Нет, Патап Максимыч, не с руки мне торговое дело.
Склонялся день к вечеру; красным
шаром стояло солнце над окраиной неба, обрамленной черной полосой лесов; улеглась пыль, в воздухе засвежело, со всех сторон понеслось благоуханье цветов и смолистый запах ели, пихты и можжевельника; стихло щебетанье птичек, и звончей
стал доноситься из отдаленья говор людей, возвращавшихся с полевых работ.
— Что-с? — рванул советник. Глаза его
стали огромные и круглые, как кегельные
шары.
Если
шар слишком, высоко поднимется и, кто летит, хочет спустить его, то он откроет клапан, газ выйдет,
шар сожмется и
станет спускаться.
Скоро мне
стали видны поля, лес и у леса деревня, и к деревне идет стадо. Я слышал голоса народа и стада.
Шар мой спускался тихо. Меня увидали. Я закричал; и бросил им веревки. Сбежался народ. Я увидел, как мальчик первый поймал веревку. Другие подхватили, прикрутили
шар к дереву, и я вышел. Я летал только 3 часа. Деревня эта была за 250 верст от моего города.
От огня разогреется воздух в
шаре и
станет легче воздуха холодного, и
шар потянет кверху, как пузырь из воды.
Если кто летит, хочет спуститься и видит, что внизу неладно, — или река или лес, то он высыпает песок из мешков, и
шар становится легче и опять поднимается.
Потом придумали наполнять
шары водородом и
стали летать еще выше и скорее.
— Время своим чередом, а успокоения, пожалуй, что и не нужно теперь, — возразил Колтышко. — Будут составляться кружки, тайные братства, потайная пресса будет давать направление — и для того, и для другого есть уже достаточно подготовленных деятелей, —
стало быть, пропаганда пойдет своей дорогой, если еще даже не сильнее. А дело это, кроме пробного
шара, неожиданно дало теперь еще и положительные, хорошие результаты: оно озлобило молодежь, во-первых, во-вторых, — общественное мнение…
— Н-нет… Я позволяю себе думать, что опасения вашего превосходительства несколько напрасны, — осторожно заметил Колтышко. — Мы ведь ничего серьезного и не ждали от всей этой истории, и не глядели на нее как на серьезное дело. Она была не больше как пробный
шар — узнать направление и силу ветра; не более-с! Польская фракция не выдвинула себя напоказ ни единым вожаком;
стало быть, никто не смеет упрекнуть отдельно одних поляков: действовал весь университет, вожаки были русские.
Стало в Миршени хоть
шаром покати.
Выстрел, несомненно, всколыхнул бы воздух, который увлек бы за собой шаровую молнию. От соприкосновения с каким-либо предметом она могла беззвучно исчезнуть, но могла и разорваться. Я стоял, как прикованный, и не смел пошевельнуться. Светящийся
шар неуклонно двигался все в одном направлении. Он наискось пересек мою тропу и
стал взбираться на пригорок. По пути он поднялся довольно высоко и прошел над кустом, потом
стал опускаться к земле и вслед затем скрылся за возвышенностью.
Среди ливня, обратившего весь воздух вокруг в сплошное мутное море, реяли молнии и грохотал, не прерывая, гром, и вот, весь мокрый и опустившийся, Висленев видит, что среди этих волн, погоняемых ветром, аршина два от земли плывет бледно-огненный
шар, колеблется, растет, переменяет цвета,
становится из бледного багровым, фиолетовым, и вдруг сверкнуло и вздрогнуло, и
шара уж нет, но зато на дороге что-то взвилось, затрещало и повалилось.
— Прошу тебя, положи на место твои
шары, — я с тобою драться не
стану, — проговорил он, отворачиваясь от света.
Дмитрий Иоаннович не знал как чествовать нас, когда на Куликовом поле четыредесять тысяч новогородцев отстаивали Русь против поганой татарвы, хоть после и озлобился на нас, что мы в яви и без всякого отчета
стали придерживаться своего самосуда, да делать нечего, из Москвы-то
стало пепелище, так выжгли ее татары, что хоть
шаром покати, ни за что не зацепиться; кой-где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые.
Но вот на востоке заалела светлая полоса, она
стала расти, расползаться и мало-помалу охватила все небо. Звезды постепенно меркли и исчезали, и наконец показался огненный
шар, рассыпая по земле снопы золотистого света.
Рано утром, когда солнце на востоке, застланное зимним туманом, только что появилось бледным
шаром без лучей, и
стан московский, издали едва приметный, так как белые его палатки сливались с белоснежной равниной, только что пробудился, со стороны Новгорода показался большой поезд.
А где эта нечисть? Кругом хоть
шаром покати, все гладко и спокойно. Люди
стали выражать недовольство, да и сам Ермак
стал призадумываться.
Дмитрий Иоаннович не знал, как чествовать нас, когда на Куликовом поле четыредесять тысяч новгородцев отстаивали Русь против поганой татарвы, хоть после и озлобился на нас, что мы въяве и без всякого отчета
стали придерживаться своего самосуда, да делать нечего, из Москвы-то
стало пепелище, так выжгли ее татары, что хоть
шаром покати, не за что зацепиться; кой где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые.
Рано утром, когда солнце на востоке, застланное зимним туманом, только что появилось бледным
шаром без лучей, и
стан московский, издали едва заметный, так как белые его палатки сливались с белоснежной равниной, только что пробудился, со стороны Новгорода показался большой поезд.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое-где по небу; красное, подобное пожару зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный, красный
шар удивительно колебался в сероватой мгле.
Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Хорошо. Пришел Нехлюдов в другой раз, в третий,
стал часто ходить. И утром и вечером, бывало, ходит. В три
шара, алагер, пирамидку — все узнал. Смелей
стал, познакомился со всеми и играть
стал порядочно. Известно, человек молодой, большой фамилии, с деньгами, так уважал каждый. Только с одним с гостем с большим раз как-то повздорил.
А уж он так заторопил, что сам
шар поднял. Думаю себе: «Не получить мне семисот рублей; все равно проиграю».
Стал нарочно играть. Так что же?
Поставил я
шаров. Федотка вперед взял, и
стали играть. Нехлюдов-то бьет, чтоб пофорсить; другой раз на партии стоит: нет, говорит, не хочу, легко, мол, слишком; а Федотка свое дело не забывает, знай себе подбирает. Известно, игру скрыл, да как будто невзначай и выиграй партию.