Неточные совпадения
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он
стал собираться ехать в город и опять к матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
Хотел было поворотить вдруг своего коня лях и
стать ему в лицо; но не послушался конь:
испуганный страшным криком, метнулся на сторону, и достал его ружейною пулею Кукубенко.
Раскольников сел, дрожь его проходила, и жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он
испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил ни единому его слову, хотя ощущал какую-то странную наклонность поверить. Неожиданные слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он,
стало быть, знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
Через минуту вошла со свечой и Соня, поставила свечку и
стала сама перед ним, совсем растерявшаяся, вся в невыразимом волнении и, видимо,
испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась в ее бледное лицо, и даже слезы выступили на глазах… Ей было и тошно, и стыдно, и сладко… Раскольников быстро отвернулся и сел на стул к столу. Мельком успел он охватить взглядом комнату.
Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо
становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла
испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
В длинных дырах его копошились небольшие фигурки людей, и казалось, что движение их
становится все более тревожным, более бессмысленным; встречаясь, они останавливались, собирались небольшими группами, затем все шли в одну сторону или же быстро бежали прочь друг от друга, как бы
испуганные.
— Лозунг командующих классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду. Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это вопль
испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие идеи и страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к черту, все равно — куда, только бы дальше от разума истории, потому что он
становится все более враждебен людям, эксплуатирующим чужой труд.
Стало холодно, — вздрогнув, он закрыл форточку. Космологическая картина исчезла, а Клим Самгин остался, и было совершенно ясно, что и это тоже какой-то нереальный человек, очень неприятный и даже как бы совершенно чужой тому, кто думал о нем, в незнакомом деревянном городе, под унылый,
испуганный вой собак.
В то время когда мы сидели у костра и пили чай, из-за горы вдруг показался орлан белохвостый. Описав большой круг, он ловко, с налета, уселся на сухоствольной лиственнице и
стал оглядываться. Захаров выстрелил в него и промахнулся.
Испуганная птица торопливо снялась с места и полетела к лесу.
Я
стал направлять его взгляд рукой по линии выдающихся и заметных предметов, но, как я ни старался, он ничего не видел. Дерсу тихонько поднял ружье, еще раз внимательно всмотрелся в то место, где было животное, выпалил и — промахнулся. Звук выстрела широко прокатился по всему лесу и замер в отдалении.
Испуганная кабарга шарахнулась в сторону и скрылась в чаще.
В сырой чаще около речки ютились рябчики.
Испуганные приближением собак, они отлетели в глубь леса и
стали пересвистываться. Дьяков и Мелян хотели было поохотиться за ними, но рябчики не подпускали их близко.
Испуганный зверек запищал и
стал биться.
После этого он выстрелил из ружья в воздух, затем бросился к березе, спешно сорвал с нее кору и зажег спичкой. Ярким пламенем вспыхнула сухая береста, и в то же мгновение вокруг нас сразу
стало вдвое темнее.
Испуганные выстрелом изюбры шарахнулись в сторону, а затем все стихло. Дерсу взял палку и накрутил на нее горящую бересту. Через минуту мы шли назад, освещая дорогу факелом. Перейдя реку, мы вышли на тропинку и по ней возвратились на бивак.
В небольшой комнатке, куда я вошел, было довольно темно, и я не тотчас увидел Асю. Закутанная в длинную шаль, она сидела на стуле возле окна, отвернув и почти спрятав голову, как
испуганная птичка. Она дышала быстро и вся дрожала. Мне
стало несказанно жалко ее. Я подошел к ней. Она еще больше отвернула голову…
Когда я встретился с ней в той роковой комнате, во мне еще не было ясного сознания моей любви; оно не проснулось даже тогда, когда я сидел с ее братом в бессмысленном и тягостном молчании… оно вспыхнуло с неудержимой силой лишь несколько мгновений спустя, когда,
испуганный возможностью несчастья, я
стал искать и звать ее… но уж тогда было поздно.
Об застое после перелома в 1825 году мы говорили много раз. Нравственный уровень общества пал, развитие было перервано, все передовое, энергическое вычеркнуто из жизни. Остальные —
испуганные, слабые, потерянные — были мелки, пусты; дрянь александровского поколения заняла первое место; они мало-помалу превратились в подобострастных дельцов, утратили дикую поэзию кутежей и барства и всякую тень самобытного достоинства; они упорно служили, они выслуживались, но не
становились сановитыми. Время их прошло.
Несколько
испуганная и встревоженная любовь
становится нежнее, заботливее ухаживает, из эгоизма двух она делается не только эгоизмом трех, но самоотвержением двух для третьего; семья начинается с детей. Новый элемент вступает в жизнь, какое-то таинственное лицо стучится в нее, гость, который есть и которого нет, но который уже необходим, которого страстно ждут. Кто он? Никто не знает, но кто бы он ни был, он счастливый незнакомец, с какой любовью его встречают у порога жизни!
Я молчал — и она,
испуганная, встревоженная,
стала сомневаться.
Оказалось, что это был тот же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять не токмо за страх, но и за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети уходили
испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями, а за ними исполнительный директор
стал призывать беднейших родителей и на точном основании циркуляра убеждал их, что воспитывать детей в гимназиях им трудно и нецелесообразно. По городу ходила его выразительная фраза...
Слово, кинутое так звонко, прямо в лицо грозному учителю, сразу поглощает все остальные звуки. Секунда молчания, потом неистовый визг, хохот, толкотня. Исступление охватывает весь коридор. К Самаревичу проталкиваются малыши, опережают его,
становятся впереди, кричат: «бирка, бирка!» — и опять ныряют в толпу. Изумленный,
испуганный бедный маниак стоит среди этого живого водоворота, поворачивая голову и сверкая сухими, воспаленными глазами.
— Да… как же это? — удивился до столбняка и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого все лицо тотчас же
стало складываться во что-то благоговейное и подобострастное, даже
испуганное, — это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил?
Завидя впереди на дороге две белевшиеся фигуры, он удвоил рысь и в одно мгновение
стал против девушек, несколько
испуганных и еще более удивленных его появлением.
Против самых ворот дома, в котором я квартировал, стоял фонарь. Только что я
стал под ворота, вдруг от самого фонаря бросилась на меня какая-то странная фигура, так что я даже вскрикнул, какое-то живое существо,
испуганное, дрожащее, полусумасшедшее, и с криком уцепилось за мои руки. Ужас охватил меня. Это была Нелли!
Нелли вскочила, высвободилась из объятий Анны Андреевны и
стала посреди нас, бледная, измученная и
испуганная. Но Анна Андреевна бросилась к ней и, снова обняв ее, закричала как будто в каком-то вдохновении...
Мышь пробежала по полу. Что-то сухо и громко треснуло, разорвав неподвижность тишины невидимой молнией звука. И снова
стали ясно слышны шорохи и шелесты осеннего дождя на соломе крыши, они шарили по ней, как чьи-то
испуганные тонкие пальцы. И уныло падали на землю капли воды, отмечая медленный ход осенней ночи…
Публика сразу узнала виселицу, и номер журнала был у всех в руках. Хватились
испуганные власти,
стали отбирать журнал, закрыли розницу издания и уволили цензора.
Этот последний, самый удивительный крик был женский, неумышленный, невольный крик погоревшей Коробочки. Всё хлынуло к выходу. Не
стану описывать давки в передней при разборе шуб, платков и салопов, визга
испуганных женщин, плача барышень. Вряд ли было какое воровство, но не удивительно, что при таком беспорядке некоторые так и уехали без теплой одежды, не отыскав своего, о чем долго потом рассказывалось в городе с легендами и прикрасами. Лембке и Юлия Михайловна были почти сдавлены толпою в дверях.
В почтовой конторе при появлении начальника губернии, произошел маленький переполох: чиновники, удивленные и отчасти
испуганные таким нечаянным посещением его, принялись проворно запаковывать и запечатывать деньги и документы Петра Григорьича и писать со слов управляющего адресы, а губернатор тем временем, развернув книгу денежных выдач,
стал просматривать ее.
Испуганные табуны с самого начала бросились на
стан, переломали кибитки и привели татар в такое смятение, что они давили друг друга и резались между собою, думая отбивать неприятеля.
Он рыщет с карлой за седлом
Среди
испуганного стана.
Гудаевский вытащил из детской за руку навзрыд плачущую,
испуганную Лизу, привел ее в спальню, бросил матери и закричал: — Вот тебе девчонка, бери ее, а сын у меня остается на основании семи
статей семи частей свода всех уложений.
Дома ждала Передонова важная новость. Еще в передней можно было догадаться, что случилось необычное, — в горницах слышалась возня,
испуганные восклицания. Пеpедонов подумал: не все готово к обеду; увидели — он идет, испугались, торопятся. Ему
стало приятно, — как его боятся! Но оказалось, что произошло другое. Варвара выбежала в прихожую и закричала...
Едва только Василий Терентьевич, схватившись руками за козлы, кряхтя и накренив всю коляску, ступил на подножку, как бабы быстро окружили его со всех сторон и повалились на колени.
Испуганные шумом толпы, молодые, горячие лошади захрапели и
стали метаться; кучер, натянув вожжи и совсем перевалившись назад, едва сдерживал их на месте. Сначала Квашнин ничего не мог разобрать: бабы кричали все сразу и протягивали к нему грудных младенцев. По бронзовым лицам вдруг потекли обильные слезы…
Все мои умные разговоры сразу вспорхнули, как стая
испуганных воробьев, и я опять почувствовал себя совершенно беспомощным, если бы она захотела подойти ко мне. Поэтому я свернул в сторону и сел на скамейку под нависшими ветвями. Она меня не заметила и, обойдя клумбу другой стороной, тоже села на скамью. Вынув из красивой сумочки письмо в очень большом конверте, она нетерпеливо разорвала его и
стала читать при наступающем легком сумраке.
В публике поднялся легкий шум:
стали приходить, уходить, негромко разговаривать. «Обвинят, непременно обвинят!..» — бормотал адвокат Хмурина, с русской физиономией и с выпученными
испуганными глазами.
Хохот
становился все выше и выше и обратился во что-то похожее на лай болонки. Лаевский хотел встать из-за стола, но ноги его не слушались, и правая рука как-то странно, помимо его воли, прыгала по столу, судорожно ловила бумажки и сжимала их. Он увидел удивленные взгляды, серьезное,
испуганное лицо Самойленка и взгляд зоолога, полный холодной насмешки и гадливости, и понял, что с ним истерика.
Поэтому «Известия» и вышли на другой день, содержа, как обыкновенно, массу интересного материала, но без каких бы то ни было намеков на грачевского страуса. Приват-доцент Иванов, аккуратно читающий «Известия», у себя в кабинете свернул лист «Известий», зевнув, молвил: «Ничего интересного» — и
стал надевать белый халат. Через некоторое время в кабинете у него загорелись горелки и заквакали лягушки. В кабинете же профессора Персикова была кутерьма.
Испуганный Панкрат стоял и держал руки по швам.
Соломон разбил рукой сердоликовый экран, закрывавший свет ночной лампады. Он увидал Элиава, который стоял у двери, слегка наклонившись над телом девушки, шатаясь, точно пьяный. Молодой воин под взглядом Соломона поднял голову и, встретившись глазами с гневными, страшными глазами царя, побледнел и застонал. Выражение отчаяния и ужаса исказило его черты. И вдруг, согнувшись, спрятав в плащ голову, он робко, точно
испуганный шакал,
стал выползать из комнаты. Но царь остановил его, сказав только три слова...
Снова не то: усомнился я в боге раньше, чем увидал людей. Михайла, округлив глаза, задумчиво смотрит мне в лицо, а дядя тяжело шагает по комнате, гладит бороду и тихонько мычит. Нехорошо мне пред ними, что принижаю себя ложью. В душе у меня бестолково и тревожно; как
испуганный рой пчёл, кружатся мысли, и
стал я раздражённо изгонять их — хочу опустошить себя. Долго говорил, не заботясь о связности речи, и, пожалуй, нарочно путал её: коли они умники, то должны всё разобрать. Устал и задорно спрашиваю...
Он самодовольно прихлебнул из рюмки. Генька, которая глядела на него остановившимися
испуганными глазами с таким вниманием, что даже рот у нее открылся и
стал влажным, хлопнула себя руками по ляжкам.
Учитель посмотрел на него, подумал и
стал рассказывать о киммерийцах, скифах, славянах… Старик еще больше избочился и какими-то
испуганными глазами смотрел на него.
И теперь, все еще полусонный,
испуганный не столько, вероятно, словами, сколько дикой энергией, звучавшей в голосе почти помешанного человека, он быстро вскочил и
стал напяливать на себя верхнюю одежду.
Гробовое молчание камеры, казалось,
стало еще глубже. Освещенная сальным огарком, она вся замерла, хотя не спал в ней никто, и отрывистые жалобы и проклятия бродяги с какою-то тяжелою отчетливостью падали в
испуганную, взволнованную и сочувственную толпу. Даже пьяная арестантка прекратила свои причитания и уставилась на Бесприютного мутным застывшим взглядом.
Я смеюсь, и она отвечает немного
испуганным смехом. Она ни разу не была в театре, не знает, что Россия — государство и что есть другие государства; она неграмотна и Евангелие слышала только то, которое отрывками читают в церкви. И каждый вечер она
становится на колени и подолгу молится.
Он смотрел ей в неподвижные,
испуганные глаза, целовал ее, говорил тихо и ласково, и она понемногу успокоилась, и веселость вернулась к ней;
стали оба смеяться.
Самая обманчивая метода у болтунов с церемониями. Такой болтун, ворвавшись к вам в кабинет смело и решительно, скорчивает вдруг
испуганную физиономию,
становится на цыпочки и бросается назад к двери, со словами...
Вот на колокольне Василия Великого вспыхнул пожаром красный бенгальский огонь и багровым заревом лег на черную реку; И во всех концах горизонта начали зажигаться красные и голубые огни, и еще темнее
стала великая ночь. А звуки все лились. Они падали с неба и поднимались со дна реки, бились, как
испуганные голуби, о высокую черную насыпь и летели ввысь свободные, легкие, торжествующие. И Алексею Степановичу чудилось, что душа его такой же звук, и было страшно, что не выдержит тело ее свободного полета.
— Анзельм! Я буду кричать… Я
стану ломиться, созову людей, если ты сейчас же не отворишь! — нервно и со слезами в голосе закричала
испуганная Сусанна.
Лица четырех девушек
стали сосредоточенны и бледны… Двое из них гребли… Двое
испуганными, полными ужаса глазами следили за работой в воде весел. Вода же прибывала все сильнее и сильнее каждый миг. А берег еще был далеко. Так ужасно далеко был берег.
«Над всем бородинским полем стояла теперь мгла сырости и дыма, и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и
стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на
испуганных и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди! Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»