Неточные совпадения
Я ничего не вижу в этом хорошего, —
сказал я моему новому
спутнику.
Нехаева, повиснув на руке Клима, говорила о мрачной поэзии заупокойной литургии, заставив
спутника своего с досадой вспомнить сказку о глупце, который пел на свадьбе похоронные песни. Шли против ветра, говорить ей было трудно, она задыхалась. Клим строго, тоном старшего,
сказал...
— Странно, —
сказала женщина, пожимая плечами, а
спутник ее угрюмо буркнул...
— Самгин? Вы? — резко и как бы с испугом вскричала женщина, пытаясь снять с головы раскисший капюшон парусинового пальто и заслоняя усатое лицо
спутника. — Да, —
сказала она ему, — но поезжайте скорее, сейчас же!
— Он в самом деле захворал, —
сказала она, с притворным вниманием рассматривая проезжавший экипаж. — Посмотрите, ma tante, кажется, это наши
спутники проехали.
Молодые мои
спутники не очень, однако ж, смущались шумом; они останавливались перед некоторыми работницами и ухитрялись как-то не только говорить между собою, но и слышать друг друга. Я хотел было что-то спросить у Кармена, но не слыхал и сам, что
сказал. К этому еще вдобавок в зале разливался запах какого-то масла, конечно табачного, довольно неприятный.
«Вы курите в качку сигару и ожидаете после этого, что вас укачает: напрасно!» —
сказал мне один из
спутников.
— Как жаль, что вы не видали крокодила! —
сказал мне один из молодых
спутников, которому непременно хотелось выжать из меня сомнение, что это был не крокодил.
«Уже? опять? —
сказал Вейрих, умеренный и скромный наш
спутник, немец, — мы завтракали в Капштате».
— Щось воно не тее, эти тропикы! —
сказал мне один
спутник, живший долго в Малороссии, который тоже надеялся на такое же плавание, как от Мадеры до мыса Доброй Надежды.
Все принялись обсуждать. Чжан Бао
сказал, что явления миража в прибрежном районе происходят осенью и большей частью именно в утренние часы. Я пытался объяснить моим
спутникам, что это такое, но видел, что они меня не понимают. По выражению лица Дерсу я видел, что он со мной несогласен, но из деликатности не хочет делать возражений. Я решил об этом поговорить с ним в дороге.
Я не стал расспрашивать моего верного
спутника, зачем он не повез меня прямо в те места, и в тот же день мы добрались до матушкина хуторка, существования которого я, признаться
сказать, и не подозревал до тех пор. При этом хуторке оказался флигелек, очень ветхий, но нежилой и потому чистый; я провел в нем довольно спокойную ночь.
— Шибко большой дым, —
сказал мой
спутник.
— Надо подождать! —
сказал я своему
спутнику.
Довольно часто по вечерам матушку приглашали богатые крестьяне чайку испить, заедочков покушать. В этих случаях я был ее неизменным
спутником. Матушка, так
сказать, по природе льнула к капиталу и потому была очень ласкова с заболотскими богатеями. Некоторым она даже давала деньги для оборотов, конечно, за высокие проценты. С течением времени, когда она окончательно оперилась, это составило тоже значительную статью дохода.
— Вот мы и дома, —
сказал спутник и заорал диким голосом: — Проснитесь, мертвые, восстаньте из гробов! Мы водки принесли!..
Вернувшись, ни Кароль, ни его
спутник ничего не
сказали капитану о встрече, и он узнал о ней стороной. Он был человек храбрый. Угрозы не пугали его, но умолчание Кароля он затаил глубоко в душе как измену. В обычное время он с мужиками обращался лучше других, и мужики отчасти выделяли его из рядов ненавидимого и презираемого панства. Теперь он теснее сошелся с шляхтой и даже простил поджигателя Банькевича.
Когда первые приступы голода были утолены, я хотел со своими
спутниками итти за нартами, но обе старушки, расспросив, где мы их оставили, предложили нам лечь спать,
сказав, что нарты доставят их мужья, которые ушли на охоту еще вчера и должны скоро вернуться. Не хотелось мне утруждать туземцев доставкой наших нарт, но я почувствовал, что меня стало сильно клонить ко сну. Рожков и Ноздрин, сидя на полу, устланном свежей пихтой, тоже клевали носами.
Когда я объявил орочам, что маршрут по рекам Акуру и Хунгари должен выполнить во что бы то ни стало, они решили обсудить этот вопрос на общем сходе в тот день вечером в доме Антона Сагды. Я хорошо понимал причину их беспокойства и решил не настаивать на том, чтобы они провожали меня за водораздел, о чем я и
сказал им еще утром, и только просил, чтобы они подробно рассказали мне, как попасть на Сихотэ-Алинь.
Спутниками моими по этому маршруту вызвались быть стрелки Илья Рожков и Павел Ноздрин.
— Это тебе показалось, —
сказал я своему
спутнику, и мы опять начали пробираться через заросли кустарниковой березы, поминутно натыкаясь на бурелом и обходя его то с одной, то с другой стороны.
— Гроб, —
сказал я своему
спутнику.
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать
спутника она
Вопросами спешит:
«
Скажи, ужель весь край таков?
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой
спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда леса были целы — жить было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка
сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
Спутник Самойлова, тяжело и хрипло вздыхая, снял шапку и, протянув матери широкую руку с короткими пальцами,
сказал ей дружески, как старой знакомой...
— Нет никого, —
сказал один из моих
спутников.
Надо
сказать, что я несколько трушу Гриши, во-первых, потому, что я человек чрезвычайно мягкий, а во-вторых, потому, что сам Гриша такой бесподобный и бескорыстный господин, что нельзя относиться к нему иначе, как с полным уважением. Уже дорогой я размышлял о том, как отзовется о моем поступке Гриша, и покушался даже бежать от моего
спутника, но не сделал этого единственно по слабости моего характера.
Нас ехало в купе всего четыре человека, по одному в каждом углу. Может быть, это были всё соотечественники, но знакомиться нам не приходилось, потому что наступала ночь, а утром в Кёльне предстояло опять менять вагоны. Часа с полтора шла обычная дорожная возня, причем мой vis-Ю-vis [сидевший напротив
спутник] не утерпел-таки
сказать: «а у нас-то что делается — чудеса!» — фразу, как будто сделавшуюся форменным приветствием при встрече русских в последнее время. И затем все окунулось в безмолвие.
Петенька гамкнул что-то в ответ.
Спутники опять переглянулись; опытные
сказали себе: «Ну да, это он! это наш!», неопытные: «Эге! как нынче чимпандзе-то выравниваться начали!» А советник ревизского отделения Ядришников, рискнувший на лишних шесть целковых, чтобы посмотреть, что делается в вагонах первого класса, взглянул на Митеньку до того почтительно, что у того начало пучить живот от удовольствия.
Тут целовальник
сказал, чтобы
спутники его шли в харчевню, а сам, повернувшись лицом к избе, противоположной этому зданию, закричал протяжным голосом...
— Вы видели? — положив мне руку на плечо,
сказал спутник.
— Ну уж! Чай, я еще первый раз это… не каждый день бить людей буду… — сконфуженно
сказал Фома. Его
спутник засмеялся.
Сказав это, Нагибин пожал мне руку и проследовал с своими
спутниками в первые ряды.
— Она устала сегодня, —
сказал он, — и едва ли вернется. — Действительно, во все возрастающем громе рояля слышалось упорное желание заглушить иной ритм. — Отлично, — продолжал Дюрок, — пусть она играет, а мы посидим на бульваре. Для такого предприятия мне не найти лучшего
спутника, чем ты, потому что у тебя живая душа.
Тут они вышли и подошли ко мне, —
спутник подошел ближе, чем Том. Тот остановился у входа,
сказал...
— Хорошо-с. Пожалуй, возьмем переулочком-с, — робко
сказал смиренный
спутник господина Голядкина, как будто намекая тоном ответа, что где ему разбирать и что, в его положении, он и переулочком готов удовольствоваться. Что же касается до господина Голядкина, то он совершенно не понимал, что с ним делалось. Он не верил себе. Он еще не опомнился от своего изумления.
— Я поклонюсь ей от вас, коли угодно, —
сказал Савелий, как бы угадывая намерение своего
спутника.
— Это ничего, милая. Божья воля. Копаешься, парень! —
сказал он, обернувшись к
спутнику. — Ты бы поживей.
— Н-ну! уж и дор-рога! —
сказал мой
спутник, Михайло Иванович Копыленков. — Самая эта проклятая путина, хуже которой уж и быть невозможно… Правду ли я говорю ай нет?
— Ну, хорошо, —
сказал я, сдаваясь тем охотнее, что понимал невозможность вытянуть моего быстро разоблачившегося
спутника из этой теплой комнаты на трескучий вечерний мороз. — Но все же объясните вашу причину, если это не тайна…
— Да нам тут объявили, что вас нет дома, —
сказал мой
спутник, улыбаясь. Степан посмотрел на женщину быстрым и гневным взглядом, но она встретила этот взгляд беззаботно и вызывающе.
Спутник мой и рот разинул: он хоть и иностранец был, но давно, как я вам
сказал, у нас в России живши, имел о наших порядках понятие и потому, конечно, мог разве за сумасшествие принять, что маленький полицейский исполнительный чиновник вызывается отменить судебное уголовное решение, утвержденное высшею властью. Но я ему говорю...
— Вот где! —
сказал мой
спутник, и мы пошли вправо. Через десять минут Александр Иванович снова крикнул, и ему тотчас отвечали, а вслед за тем мы увидели двух мужиков: старика и молодого парня. Оба они, увидя Свиридова, сняли шапки и стояли, облокотясь на свои длинные палки.
Полицмейстер после моих сравнительно спокойных объяснений понял это, а сообразив вдобавок, что мы не подследственные и не высылаемые, а, наоборот, «возвращаемые», он и совсем махнул рукой. Женщинам нашли большую камеру, меня с
спутником отвели в «подследственное». Не злой и не глупый по натуре, тобольский полицмейстер был, в сущности, благодарен мне за спокойное разъяснение положения, которое помешало ему сделать бесполезную и ненужную жестокость. Поэтому, провожая нас, он пожал мне руку и
сказал...
И вот я в руках существа, конечно не человеческого, но которое есть, существует: «А, стало быть, есть и за гробом жизнь!» — подумал я с странным легкомыслием сна, но сущность сердца моего оставалась со мною, во всей глубине: «И если надо быть снова, — подумал я, — и жить опять по чьей-то неустранимой воле, то не хочу, чтоб меня победили и унизили!» — «Ты знаешь, что я боюсь тебя, и за то презираешь меня», —
сказал я вдруг моему
спутнику, не удержавшись от унизительного вопроса, в котором заключалось признание, и ощутив, как укол булавки, в сердце моем унижение мое.
И ни словечка ни с кем не вымолвил он на обратном пути в Комаров. Когда расселись по повозкам, мать Аркадия вздумала было завести с ним разговор про Китежского «Летописца», но Василий Борисыч
сказал, что он обдумывает, как и что ему в Петров день на собранье говорить… Замолчала Аркадия, не взглядывала даже на
спутника. «Пусть его, батюшка, думает, пусть его сбирается с мыслями всеобщего ради умирения древлеправославных христиан!..»
На другой день, рано поутру, Патап Максимыч случайно подслушал, как паломник с Дюковым ругательски ругали Силантья за «лишние слова»… Это навело на него еще больше сомненья, и, сидя со
спутниками и хозяином дома за утренним самоваром, он
сказал, что ветлужский песок ему что-то сумнителен.
Трудно передать на словах чувство голода. По пути собирали грибы, от которых тошнило. Мои
спутники осунулись и ослабели. Первым стал отставать Гусев. Один раз он долго не приходил. Вернувшись, я нашел его лежащим под большим деревом. Он
сказал, что решил остаться здесь на волю судьбы. Я уговорил Гусева итти дальше, но километра через полтора он снова отстал. Тогда я решил, чтобы он шел между казаками, которые за ним следили и постоянно подбадривали.
Теперь больше здесь делать было нечего, и я пошел домой. Когда я подходил к фанзе Кивета, из лесу вышли два удэхейца Вензи и Дилюнга, и мы вместе вошли в дом. Я стал рассказывать своим
спутникам о том, что видел, и думал, что сообщаю им что-то новое, оригинальное, но удэхейцы
сказали мне, что филин всегда таким образом ловит рыбу. Иногда он так долго сидит в воде, что его хвост и крылья плотно вмерзают в лед, тогда филин погибает.
— Вот дорога, —
сказал я своим
спутникам. — Теперь мы пойдем хорошо.
— Пусти ты ее, —
сказал я своему
спутнику. — В таком лесу едва ли зверь будет.