Неточные совпадения
Увидав ее голой,
юноша почувствовал, что запас его воинственности исчез. Но приказание девушки вытереть ей спину изумило и возмутило его. Никогда она не обращалась к нему с просьбами о таких услугах, и он не помнил случая, когда бы вежливость заставила его оказать Рите услугу, подобную требуемой ею. Он сидел и молчал. Девушка
спросила...
Пред весною исчез Миша, как раз в те дни, когда для него накопилось много работы, и после того, как Самгин почти примирился с его существованием. Разозлясь, Самгин решил, что у него есть достаточно веский повод отказаться от услуг
юноши. Но утром на четвертый день позвонил доктор городской больницы и сообщил, что больной Михаил Локтев просит Самгина посетить его. Самгин не успел
спросить, чем болен Миша, — доктор повесил трубку; но приехав в больницу, Клим сначала пошел к доктору.
— Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало, у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще ходишь? — строго
спросил он у какого-то
юноши.
Юноша невольно задумывается: „Да разве он любил меня, когда рождал, —
спрашивает он, удивляясь все более и более, — разве для меня он родил меня: он не знал ни меня, ни даже пола моего в ту минуту, в минуту страсти, может быть разгоряченной вином, и только разве передал мне склонность к пьянству — вот все его благодеяния…
Банды появились уже и в нашем крае. Над жизнью города нависала зловещая тень. То и дело было слышно, что тот или другой из знакомых молодых людей исчезал. Ушел «до лясу». Остававшихся паненки иронически
спрашивали: «Вы еще здесь?» Ушло до лясу несколько
юношей и из пансиона Рыхлинского…
Райнеру видится его дед, стоящий у столба над выкопанной могилой. «Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам на себя», — звучит ему отцовский голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому на себя? —
спрашивает сонный
юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
Закуривая папиросу, она
спрашивала и не ждала ответов, лаская мать и
юношу взглядом серых глаз. Мать смотрела на нее и, внутренне улыбаясь, думала...
Вдруг их окружило человек десять
юношей и девушек, и быстро посыпались восклицания, привлекавшие людей. Мать и Сизов остановились.
Спрашивали о приговоре, о том, как держались подсудимые, кто говорил речи, о чем, и во всех вопросах звучала одна и та же нота жадного любопытства, — искреннее и горячее, оно возбуждало желание удовлетворить его.
Он сам, не менее франтовато одетый и более всех молодцеватый и видный, был с ними со всеми на «ты», называя их несколько покровительственным тоном «архивными
юношами», причем те, будучи чистокровными петербуржцами,
спрашивали его...
— Этот? —
спросил Серебряный, узнавая женоподобного
юношу, которого наружность поразила его на царском дворе, а неожиданная шутка чуть не стоила ему жизни.
— Как же это как же это вы,
юноша, кокарду носите, а? Как это вы решили посягнуть, а? —
спрашивал он, напуская на себя строгость и усиленно потрясая серенькою своею еретицею.
«Но через двадцать лет она сама пришла, измученная, иссохшая, а с нею был
юноша, красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. И, когда ее
спросили, где была она, она рассказала, что орел унес ее в горы и жил с нею там, как с женой. Вот его сын, а отца нет уже; когда он стал слабеть, то поднялся, в последний раз, высоко в небо и, сложив крылья, тяжело упал оттуда на острые уступы горы, насмерть разбился о них…
Сожаление и досада изобразились на лице молчаливого проезжего. Он смотрел с каким-то грустным участием на Юрия, который, во всей красоте отвагой кипящего
юноши, стоял, сложив спокойно руки, и гордым взглядом, казалось, вызывал смельчака, который решился бы ему противоречить. Стрелец, окинув взором все собрание и не замечая ни на одном лице охоты взять открыто его сторону, замолчал. Несколько минут никто не пытался возобновить разговора; наконец земский, с видом величайшего унижения,
спросил у Юрия...
Достал откуда-то длинную и неровную черную сигару, разломил ее и, подавая через плечо одну половинку
юноше,
спросил...
А у Фомы этот рассказ вызвал какой-то непонятный ему огромный и щекочущий интерес к судьбе девочки, и
юноша быстро
спросил у приемщика...
Якова Тарасовича повело всего, он с презрением посмотрел в лицо
юноши и каким-то слабым голосом
спросил его...
Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом доме живет и граф Хвостиков,
спросил, дома ли тот? Ему отвечали, что граф только что проснулся. Долгов прошел к нему. Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного
юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.
— Ужасные времена! — сказал он, точно оправдываясь перед
юношей. — Да, так что я хотел вас
спросить? Кажется…
— Это ты, Элиав? —
спросила царица
юношу, который тихо вошел в дверь.
Юноша, наклонясь с подоконника,
спрашивает меня...
Начальство училища с этого же дня обратило на Брянчанинова особенное внимание. Характер и способности
юноши были изучены и определены в точности, и в первый же раз после этого, когда великий князь
спросил...
Я
спрашиваю: «Это вы что же,
юноша, для сохранности?
Кривой нацелился глазом в лицо
юноши и, усмехаясь,
спросил...
И он
спросил себя: любит ли он кого, любит ли Софью Ивановну, отца Серапиона, испытал ли он чувство любви ко всем этим лицам, бывшим у него нынче, к этому ученому
юноше, с которым он так поучительно беседовал, заботясь только о том, чтобы показать ему свой ум и неотсталость от образования.
Соколова. Я
спрашиваю: вы утверждаете, что стрелял тот
юноша, которого вам показали жандармы?
И, задумчиво рассказав ему о том, как
юноша — сын богатых и важных родителей — ушел от них и от своего счастья, а потом вернулся к ним, нищий и оборванный, жил на дворе у них вместе с собаками, не говоря им до смерти своей, кто он, — Мальва тихо
спросила у Якова...
И озлобленная братия, униженная поступком Феодора, осыпала его насмешками и бранью; даже несколько камней полетело в
юношу; все волновалось и кричало; один обвиненный стоял спокойно; минута волнения прошла, — это был прежний Феодор, то же вдохновенное лицо, и ясно обращался его взор на братию и к небу; и когда игумен, боясь тронуться его видом,
спросил: «Чего же медлите вы?» — тогда Феодор возвел очи к небу, говоря: «Господь, теперь я вижу, что ты обратился ко мне, что грешная молитва дошла до подножия твоего».
Раскаяние, негодование на свою слабость показались на его чертах, и он коснулся до окна, трепет пробежал по его членам; казалось, что стучат у него в сердце, и седая голова привратника два раза повторяла уже свое приветствие сонными устами и
спрашивала о причине позднего прихода, прежде нежели
юноша вымолвил: «Отец мой, иди к игумну, скажи, что у ворот стоит презренный грешник, что он умоляет принять его в монастырь, что он пришел обмыть ваши святые ноги и работать и трудиться».
Мы слышали суждение о книге, изданной г. Анненковым, выраженное в таком тоне: «Прочитавши ее до конца, надобно опять воротиться к первой странице и
спросить, вместе с биографом Станкевича: чем же имя этого
юноши заслужило право на внимание общества и на снисходительное любопытство его?» Выражавшие такое суждение не видели в Станкевиче ничего, кроме того, что он был добрый человек, получивший хорошее воспитание и имевший знакомство с хорошими людьми, которым умел нравиться: что же за невидаль подобная личность?
Упала же она, вероятно, по случаю, во время самой передачи: как-нибудь
спрашивали, например, афишку, и уж записочка проворно была ввернута в эту афишку, уже передавалась в известные руки, но один миг, может быть, нечаянный толчок адъютанта, чрезвычайно ловко извинившегося в своей неловкости, — и записочка выскользнула из маленькой дрожавшей от смущения ручки, а статский
юноша, уже протягивавший свою нетерпеливую руку, вдруг получает, вместо записки, одну афишку, с которой решительно не знает, что делать.
Наконец, опомнившись,
спрашиваю: «Что же все это значит?» — и узнаю, что брат мой, бывший тогда восьмнадцатилетним
юношей, Кавелин и другие до того нахвалили Державину мое чтение, называемое тогда декламацией, что он, по своему горячему нраву, нетерпеливо желал меня послушать, или, как он сам впоследствии выражался, «послушать себя».
Платонов. С чем вас и поздравляю… Странно было бы видеть в молодом студенте нечестного человека… О вашей честности вас никто и не
спрашивает… Не дадите руки,
юноша?
— А как вы полагаете-с? —
спросил Ползунков, немедленно обращаясь, с судорожно шевельнувшимся лицом, к
юноше в завитках.
— А что же может сказать она, если дело потребует этого? — в свою очередь
спросил он. — Неужели же вскружить голову
юноше — такой трудный и великий подвиг, такая страшная жертва, на которую она не могла бы решиться? И, наконец, чего же стоит ей эта полезная шалость, и к чему она ее обязывает?.. Ведь только вскружить, — не более!
Володе эти слова показались и несколько ходульными, и несколько хвастливыми, и он невольно вспомнил, что и русские солдаты переносили, и не раз, тяжкие лишения не менее геройски. Словно бы спохватившись, что говорит ненужные вещи, да еще перед
юношей, адмирал оборвал свою речь и
спросил...
Со слезными мольбами, припадая к ногам Нефедыча, и его о том
спрашивал, но даже и седой наставник не мог удовлетворить пытливого
юношу…
— Вас это удивляет, м-р Топпи? —
спросил Магнус, повернув голову. — И не одного вас, добавлю. Помнишь, Вандергуд, я говорил тебе о роковом сходстве Марии, которое привело одного
юношу к смерти. Тогда я солгал тебе только наполовину:
юноша действительно покончил с собою, когда увидел сущность моей Марии. Он был чист душою, любил, как и ты, и не мог вынести… как это говорится! — крушения своего идеала.
Сама того не сознавая, она говорит это вслух дрожащим, срывающимся голосом. И слезы, одна за другой, капают y неё из глаз, катятся по щекам и смачивают прижатые к лицу пальцы. Юноша-знаменосец передает свое знамя одному из своих спутников и, подойдя к девушке,
спрашивает теплым, полным участия голосом...
Из круга, небрежно раздвигая толпу, выходят двое: девушка в белом и высокий
юноша, почти такой же высокий, как Юрасов. Вдоль полусонных вагонов, в конец дощатой платформы, где сторожко насупился мрак, идут они красивые и как будто несут с собою частицу света: Юрасову положительно кажется, что девушка светится, — так бело ее платье, так черны брови на ее белом лице. С уверенностью человека, который хорошо танцует, Юрасов нагоняет идущих и
спрашивает...
В голове его действительно не очень еще сильно шумело, хотя за обедом он пил брудершафт с целым десятком не известных ему
юношей. Один отвел его в угол, за колонну, — обедали в новой белой зале, — и
спросил его...
Когда Богачев умирал, то при нем не было ни сына Сергея, ни внука Петра, уже семнадцатилетнего
юноши, вообще не было никого из родных, а его окружали одни только приказчики и другие его служащие, которые и
спросили умирающего: кому он предоставляет свое громадное имение и состояние?
— Что же, спасет ли, по крайней мере, это показание малодушного
юношу? — с глубоким вздохом
спросил князь Василий.
— Кто же этот молящийся
юноша? —
спросил он, окончив рассказ.
— Да будет благословен приход твой в тихую, безмятежную пустыню нашу, и да обретет душа твоя пристань вечную в недрах святыни и созерцании творений Зиждителя. Да приобретет она себе житием праведным богатство духовное — успокоение, какое внушает этот
юноша, — проговорил отец Авраамий, благословляя пришельца и указывая ему на молящегося. — Но кто ты сам? —
спросил он. — Почему покидаешь свет?
— Кстати, я и сам большой спорщик; постараюсь при первом же случае угодить вам, — сказал он. — Теперь позвольте
спросить, кто этот
юноша в юнкерском мундире?
«Нет, не в том вера того
юноши, — думал он. — Тот юнош знал истинную веру, а этот либо хвастался, что он одной с ним веры, либо не хочет открыть… Что же, буду добиваться. И здесь, и в Сибири. Везде Бог, везде люди. На дороге стал, о дороге
спрашивай», — думал старик и опять взял Новый Завет, который сам собой раскрывался на Откровении, и, надев очки, сел у окна и стал читать его.
Юноша спрашивает Христа (Матф. XIX, 16): как войти в жизнь вечную?
Когда же слуга, обнадеженный неопытностью
юноши, начал было
спрашивать и его, то Сережа сказал: «Ступай на свое место!» — и покраснел.
Он снова стал болтлив, как сорока, этот милый
юноша, и все лишь потому, что его жалкая мазня сохранится на некоторое время. О пылкая, о счастливая юность! Здесь я не мог воздержаться от маленькой шутки, имевший целью несколько проучить самоуверенного юнца, и с улыбкой
спросил...