— Ты поедешь на Знаменскую и отдашь это письмо Зинаиде Федоровне Красновской в собственные руки. Но сначала
спроси у швейцара, не вернулся ли муж, то есть господин Красновский. Если он вернулся, то письма не отдавай и поезжай назад. Постой!.. В случае если она спросит, есть ли кто-нибудь у меня, то ты скажешь ей, что с восьми часов у меня сидят два каких-то господина и что-то пишут.
Неточные совпадения
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а
швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и
спрашивает князь Чеченский
у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— Кто еще
у графини? Француз? —
спросил Степан Аркадьич
швейцара, оглядывая знакомое пальто Алексея Александровича и странное, наивное пальто с застежками.
«Впрочем, это дело кончено, нечего думать об этом», сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о предстоящем отъезде и деле ревизии, он вошел в свой нумер и
спросил у провожавшего
швейцара, где его лакей;
швейцар сказал, что лакей только что вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю, сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
У нее оставались еще сомнения. Чтобы окончательно рассеять их, я приказал извозчику ехать по Сергиевской; остановивши его
у подъезда Пекарского, я вылез из пролетки и позвонил. Когда вышел
швейцар, я громко, чтобы могла слышать Зинаида Федоровна,
спросил, дома ли Георгий Иваныч.
— Что это,
у нас служит? —
спросил я
швейцара.
Очутившись на дворе, он простоял несколько времени, как бы желая освежиться на холодном воздухе, а потом вдруг повернул к большому подъезду, ведущему в квартиру старика Оглоблина.
У швейцара князь
спросил...
Бедный, невинный чиновник! он не знал, что для этого общества, кроме кучи золота, нужно имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были), имя, столько
у нас знакомое лакейским, чтоб
швейцар его не исковеркал, и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь важная дама, законодательница и судия гостиных,
спросила бы — который это? не родня ли он князю В, или графу К? Итак, Красинский стоял
у подъезда, закутанный в шинель.
— Сергей Степаныч? —
спросил он
у швейцара.
Кареты были наняты другие. Извощик довез меня и тотчас же повернул лошадей,
швейцар хоть и видел, что я приехала в карете, но
спросить у кучера он ничего не мог, да и не смел бы при мне.
— Доктор Караулов? —
спросил граф
у швейцара.
— Граф Белавин дома? —
спросил он
у того же, как казалось ему, величественного
швейцара, который был здесь в первое его посещение.
Несмотря на то, что чья-то карета стояла
у подъезда,
швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп,
спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.