Неточные совпадения
—
Нет, постойте! Вы не должны погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла замуж, и муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела всё бросить, я хотела сама… Но я опомнилась, и кто же? Анна
спасла меня. И вот я живу. Дети растут, муж возвращается в семью и чувствует свою неправоту, делается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы должны простить!
Нет, в наших мужиках не столько мало толку,
Чтоб на свою беду тебя
спасли они.
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней свободе. Надо
спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера,
нет,
нет! Я знаю, что только в макрокосме человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
— Это — ужасно, Клим! — воскликнула она, оправляя сетку на голове, и черные драконы с рукавов халата всползли на плечи ее, на щеки. — Подумай: погибает твоя страна, и мы все должны
спасать ее, чтобы
спасти себя. Столыпин — честолюбец и глуп. Я видела этого человека, —
нет, он — не вождь! И вот, глупый человек учит царя! Царя…
— Я бы не была с ним счастлива: я не забыла бы прежнего человека никогда и никогда не поверила бы новому человеку. Я слишком тяжело страдала, — шептала она, кладя щеку свою на руку бабушки, — но ты видела меня, поняла и
спасла… ты — моя мать!.. Зачем же спрашиваешь и сомневаешься? Какая страсть устоит перед этими страданиями? Разве возможно повторять такую ошибку!.. Во мне ничего больше
нет… Пустота — холод, и если б не ты — отчаяние…
— Поздно послала она к бабушке, — шептала она, — Бог
спасет ee! Береги ее, утешай, как знаешь! Бабушки
нет больше!
Вера слушала в изумлении, глядя большими глазами на бабушку, боялась верить, пытливо изучала каждый ее взгляд и движение, сомневаясь, не героический ли это поступок, не великодушный ли замысел —
спасти ее, падшую, поднять? Но молитва, коленопреклонение, слезы старухи, обращение к умершей матери…
Нет, никакая актриса не покусилась бы играть в такую игру, а бабушка — вся правда и честность!
—
Нет, это — плоды вашего дела! — резко возвысила она голос. — В последний раз обращаюсь к вам, Аркадий Макарович, — хотите ли вы обнаружить адскую интригу против беззащитного старика и пожертвовать «безумными и детскими любовными мечтами вашими», чтоб
спасти родную вашу сестру?
Нет, пусть сгублю даже репутацию мою, но
спасу его!
«Да, не было воли Отца, чтобы они погибли, а вот они гибнут сотнями, тысячами. И
нет средств
спасти их», — подумал он.
— О
нет… тысячу раз
нет, Софья Игнатьевна!.. — горячо заговорил Половодов. — Я говорю о вашем отце, а не о себе… Я не лев, а вы не мышь, которая будет разгрызать опутавшую льва сеть. Дело идет о вашем отце и о вас, а я остаюсь в стороне. Вы любите отца, а он, по старческому упрямству, всех тащит в пропасть вместе с собой. Еще раз повторяю, я не думаю о себе, но от вас вполне зависит
спасти вашего отца и себя…
— О, если вы разумели деньги, то у меня их
нет. У меня теперь совсем
нет денег, Дмитрий Федорович, я как раз воюю теперь с моим управляющим и сама на днях заняла пятьсот рублей у Миусова.
Нет,
нет, денег у меня
нет. И знаете, Дмитрий Федорович, если б у меня даже и были, я бы вам не дала. Во-первых, я никому не даю взаймы. Дать взаймы значит поссориться. Но вам, вам я особенно бы не дала, любя вас, не дала бы, чтобы
спасти вас, не дала бы, потому что вам нужно только одно: прииски, прииски и прииски!..
Поэтому только половину вечеров проводят они втроем, но эти вечера уже почти без перерыва втроем; правда, когда у Лопуховых
нет никого, кроме Кирсанова, диван часто оттягивает Лопухова из зала, где рояль; рояль теперь передвинут из комнаты Веры Павловны в зал, но это мало
спасает Дмитрия Сергеича: через четверть часа, много через полчаса Кирсанов и Вера Павловна тоже бросили рояль и сидят подле его дивана; впрочем, Вера Павловна недолго сидит подле дивана; она скоро устраивается полуприлечь на диване, так, однако, что мужу все-таки просторно сидеть: ведь диван широкий; то есть не совсем уж просторно, но она обняла мужа одною рукою, поэтому сидеть ему все-таки ловко.
Во всем этом является один вопрос, не совсем понятный. Каким образом то сильное симпатическое влияние, которое Огарев имел на все окружающее, которое увлекало посторонних в высшие сферы, в общие интересы, скользнуло по сердцу этой женщины, не оставив на нем никакого благотворного следа? А между тем он любил ее страстно и положил больше силы и души, чтоб ее
спасти, чем на все остальное; и она сама сначала любила его, в этом
нет сомнения.
Вы одни подняли вопрос негации и переворота на высоту науки, и вы первые сказали Франции, что
нет спасения внутри разваливающегося здания, что и
спасать из него нечего, что самые его понятия о свободе и революции проникнуты консерватизмом и реакцией.
— А это, стало быть, бламанжей самого последнего фасона. Кеси-киселя (вероятно, qu’est-ce que c’est que cela [Что это такое (фр.).]) — милости просим откушать!
Нет, девушки, раз меня один барин бламанжем из дехтю угостил — вот так штука была! Чуть было нутро у меня не склеилось, да царской водки полштоф в меня влили — только тем и
спасли!
—
Нет, не называй его отцом моим! Он не отец мне. Бог свидетель, я отрекаюсь от него, отрекаюсь от отца! Он антихрист, богоотступник! Пропадай он, тони он — не подам руки
спасти его. Сохни он от тайной травы — не подам воды напиться ему. Ты у меня отец мой!
— Да ведь мы староверы… Никого из наших стариков сейчас
нет в городе, — с ужасом ответила Харитина, глядя на доктора широко раскрытыми глазами. — Ужели она умрет?..
Спасите ее, доктор… ради всего святого… доктор…
Любовь Андреевна. А я вот, должно быть, ниже любви. (В сильном беспокойстве.) Отчего
нет Леонида? Только бы знать: продано имение или
нет? Несчастье представляется мне до такой степени невероятным, что даже как-то не знаю, что думать, теряюсь… Я могу сейчас крикнуть… могу глупость сделать.
Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите…
Раз после первого
спаса шла Аглаида по Мохнатенькой, чтобы набрать травки-каменки для матери Пульхерии. Старушка недомогала, а самой силы
нет подняться на гору. Идет Аглаида по лесу, собирает траву и тихонько напевает раскольничий стих. У самого святого ключика она чуть не наступила на лежавшего на земле мужика. Она хотела убежать, но потом разглядела, что это инок Кирилл.
— Но уж
нет, извините меня, Фалилей Трифонович! — начала она с декламацией. — Вас пусть посылают куда угодно, а уж себя с сыном я
спасу.
Нет, извините. Сами можете отправляться куда вам угодно, а я
нет. Извините…
— Боже мой, и неужто
нет никакой возможности
спасти его? Пусть бежит.
—
Нет,
спаси, Господи, и помилуй! А все вот за эту… за красоту-то, что вы говорите. Не то, так то выдумают.
—
Нет! — горячо воскликнул Лихонин. — Может быть, — почем знать? Может быть, мне удастся
спасти хоть одну живую душу… Об этом я и хотел тебя попросить, Платонов, и ты должен помочь мне… Только умоляю тебя, без насмешек, без расхолаживания…
— И неужели ж нельзя никак
спасти ее?
Нет, этого быть не может!
Да ты вот только то позабыл, что ты или я, мы, слова
нет, душу
спасти хотим: мы с тобой век-от изжили, нам, примерно, суета уж на ум нейдет.
Думал я и жить и умереть тут, думал душу свою
спасти, нарочно от родных, от своих мест бежал — и тут
нет удачи.
Перегоренский. Не донос…
нет, роля доносчика далека от меня! Не с доносом дерзнул я предстать пред лицо вашего высокородия! Чувство сострадания, чувство любви к ближнему одно подвигло меня обратиться к вам: добродетельный царедворец,
спаси,
спаси погибающую вдову!
—
Спаси, мол, господи!
Нет, я думаю, не обрадуется.
—
Нет, знаю, — возразил Калинович, — и скажу вам, что одно ваше спасенье, если полюбит вас человек и
спасет вас, не только что от обстановки, которая теперь вас окружает, но заставит вас возненавидеть то, чем увлекаетесь теперь, и растолкует вам, что для женщины существует другая, лучшая жизнь, чем ездить по маскарадам и театрам.
—
Нет, мы с вами никогда не сойдемся, — печально произнес Александр, — ваш взгляд на жизнь не успокаивает, а отталкивает меня от нее. Мне грустно, на душу веет холод. До сих пор любовь
спасала меня от этого холода; ее
нет — и в сердце теперь тоска; мне страшно, скучно…
Мы вам не враги, отнюдь
нет, мы вам говорим: идите вперед, прогрессируйте, даже расшатывайте, то есть всё старое, подлежащее переделке; но мы вас, когда надо, и сдержим в необходимых пределах и тем вас же
спасем от самих себя, потому что без нас вы бы только расколыхали Россию, лишив ее приличного вида, а наша задача в том и состоит, чтобы заботиться о приличном виде.
— Нет-с, он не помешанный, а развратник великий! — возразил Крапчик, не могший более сдерживать своей досады на Ченцова, появление которого на родине было для Петра Григорьича хуже ножа острого, так что в первые минуты после прочтения письма дочери ему пришло было в голову бросить все в Петербурге и скакать к себе, чтобы
спасать Катрин от этого негодяя.
— Поздно, боярыня! — отвечал Вяземский со смехом. — Я уже погубил ее! Или ты думаешь, кто платит за хлеб-соль, как я, тот может
спасти душу?
Нет, боярыня! Этою ночью я потерял ее навеки! Вчера еще было время, сегодня
нет для меня надежды,
нет уж мне прощения в моем окаянстве! Да и не хочу я райского блаженства мимо тебя, Елена Дмитриевна!
Да
нет здесь друзей, никто не придет
спасать, надо самому исхитриться, пока не погубила его ехидная.
Нет, брат, дельного малого сразу узнаешь; я сначала сам было подумал: «Кажется, не глуп; может, будет путь; ну, не привык к службе, обойдется, привыкнет», — а теперь три месяца всякий день ходит и со всякой дрянью носится, горячится, точно отца родного, прости господи, режут, а он
спасает, — ну, куда уйдешь с этим?
Двоеточие (подходя). А шляпа моя так и уплыла… Поехала молодежь
спасать ее и окончательно утопила!
Нет ли у кого лишнего платочка, голову повязать? А то, понимаете, комары лысину кусают.
Смеешься… ты не изверг…
нет! в душе твоей
Есть искра доброты… с холодностью такою
Меня ты не погубишь в цвете дней —
Не отворачивайся так, Евгений,
Не продолжай моих мучений,
Спаси меня, рассей мой страх…
Взгляни сюда…
Послушайте — клянусь… то был обман… она
Невинна… и браслет!.. всё я… всё я одна…
Ушел, не слышит, что мне делать! Всюду
Отчаянье…
нет нужды… я хочу
Его
спасти, во что бы то ни стало, — буду
Просить и унижаться; обличу
Себя в обмане, преступленье!
Он встал… идет… решуся, о мученье!..
Вы ошибаетесь!.. не требовать любви
И не выпрашивать признанья
Решилась я приехать к вам.
Забыть и стыд и страх, всё свойственное нам.
Нет, то обязанность святая:
Былая жизнь моя прошла
И жизнь уж ждет меня иная;
Но я была причиной зла,
И, свет навеки покидая,
Теперь всё прежнее загладить я пришла!
Я перенесть свой стыд готова,
Я не
спасла себя…
спасу другого.
Нет, я себя
спасу… хотя б на счет другой,
От этого стыда, — хотя б ценой мучений
Пришлося выкупить проступок новый мой!..
—
Нет, я попытаюсь
спасти его, — сказал Юрий, стараясь привести в чувство полузамерзшего незнакомца.
—
Нет, Юрий Дмитрич! ты не нарушил свой обет! Ты не клятвопреступник точно так же, как не самоубийца тот, кто гибнет,
спасая своего ближнего.
Он вынул из кармана тетрадку и подал ее брату. Статья называлась так: «Русская душа»; написана она была скучно, бесцветным слогом, каким пишут обыкновенно неталантливые, втайне самолюбивые люди, и главная мысль ее была такая: интеллигентный человек имеет право не верить в сверхъестественное, но он обязан скрывать это свое неверие, чтобы не производить соблазна и не колебать в людях веры; без веры
нет идеализма, а идеализму предопределено
спасти Европу и указать человечеству настоящий путь.
—
Нет, выслушай меня еще минуту. Ты видишь, я перед тобою на коленях, но не прощения пришел я просить — ты не можешь и не должна простить меня, — я пришел тебе сказать, что друг твой погиб, что он падает в бездну и не хочет увлекать тебя с собою… А
спасти меня…
нет! даже ты не можешь
спасти меня. Я сам бы оттолкнул тебя… Я погиб, Таня, я безвозвратно погиб! Татьяна посмотрела на Литвинова.
—
Нет, Зинаида Федоровна,
нет, это цинизм, нельзя так отчаиваться, выслушайте меня, — продолжал я, ухватившись за мысль, которая вдруг неясно блеснула у меня в голове и, казалось, могла еще
спасти нас обоих.
— И очень честно, очень благородно, — вмешалась Анна Михайловна. — С этой минуты, Нестор Игнатьич, я вас еще более уважаю и радуюсь, что мы с вами познакомились. Дора сама не знает, что она говорит. Лучше одному тянуть свою жизнь, как уж бог ее устроил, нежели видеть около себя кругом несчастных, да слышать упреки, видеть страдающие лица.
Нет, боже вас
спаси от этого!
— Спора
нет, — говорил он мне за ужином, — спора
нет, все вы милые, симпатичные люди, но почему-то, господа, как только вы беретесь за физический труд или начинаете
спасать мужика, то все это у вас в конце концов сводится к сектантству. Разве вы не сектант? Вот вы не пьете водки. Что же это, как не сектантство?
«Никак
нет, ваше сыятелство, — он самый подлюга и есть: он меня пьяным напоил да хотел мне кипятком глаза выварить, чтобы вдвоем слепые петь станем, так больше подавать будут. Один господь
спас, что я на ту пору проснулся, так и побил его».
Нет! одно милосердие божие может
спасти нас.