Неточные совпадения
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправедливым. Я для этой женщины сделал всё, и она затоптала всё в грязь, которая ей свойственна. Я не
злой человек, я никогда никого не ненавидел, но ее я ненавижу всеми силами души и не могу даже простить ее, потому что слишком ненавижу за всё то
зло, которое она сделала мне! — проговорил он
со слезами злобы в голосе.
Это не человек, а машина, и
злая машина, когда рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича
со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в вину ставя ему всё, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего зa ту страшную вину, которою она была пред ним виновата.
Остальную часть вечера я провел возле Веры и досыта наговорился о старине… За что она меня так любит, право, не знаю! Тем более что это одна женщина, которая меня поняла совершенно,
со всеми моими мелкими слабостями, дурными страстями… Неужели
зло так привлекательно?..
— Знаешь, — слышал Клим, — я уже давно не верю в бога, но каждый раз, когда чувствую что-нибудь оскорбительное, вижу
злое, — вспоминаю о нем. Странно? Право, не знаю: что
со мной будет?
— Философствовал, писал сочинение «История и судьба», — очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым летом жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое толстое,
злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, — умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина
со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
Пошли. В столовой Туробоев жестом фокусника снял
со стола бутылку вина, но Спивак взяла ее из руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег
злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел в комнату брата последним и через несколько минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром,
со скребком, посыпал лужу крови
золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное на этом куске улицы.
Самгин встал у косяка витрины, глядя направо; он видел, что монархисты двигаются быстро, во всю ширину улицы, они как бы скользят по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются
со стороны на сторону, толкают стены домов, заборы, наполняя улицу воем, и вой звучит по-зимнему —
зло и скучно.
Поярков был, несомненно, очень
зол, но, не желая показать свою злобу, неестественно улыбался, натянуто любезничал
со всеми.
— Какой вы проницательный, черт возьми, — тихонько проворчал Иноков, взял
со стола пресс-папье — кусок мрамора с бронзовой, тонконогой женщиной на нем — и улыбнулся своей второй, мягкой улыбкой. — Замечательно проницательный, — повторил он, ощупывая пальцами бронзовую фигурку. — Убить, наверное, всякий способен, ну, и я тоже. Я — не
злой вообще, а иногда у меня в душе вспыхивает эдакий зеленый огонь, и тут уж я себе — не хозяин.
По приемам Анисьи, по тому, как она, вооруженная кочергой и тряпкой, с засученными рукавами, в пять минут привела полгода не топленную кухню в порядок, как смахнула щеткой разом пыль с полок,
со стен и
со стола; какие широкие размахи делала метлой по полу и по лавкам; как мгновенно выгребла из печки
золу — Агафья Матвеевна оценила, что такое Анисья и какая бы она великая сподручница была ее хозяйственным распоряжениям. Она дала ей с той поры у себя место в сердце.
— Не подозревает, какое
злое дело делает она
со мной! Палач в юбке! — сквозь зубы шипел он.
— Правда, вы редко говорите
со мной, не глядите прямо, а бросаете на меня исподлобья
злые взгляды — это тоже своего рода преследование. Но если бы только это и было…
Очнувшись,
со вздохом скажешь себе: ах, если б всегда и везде такова была природа, так же горяча и так величаво и глубоко покойна! Если б такова была и жизнь!.. Ведь бури, бешеные страсти не норма природы и жизни, а только переходный момент, беспорядок и
зло, процесс творчества, черная работа — для выделки спокойствия и счастия в лаборатории природы…
С моей стороны я желаю доброму и даровитому юноше всего лучшего, желаю, чтоб его юное прекраснодушие и стремление к народным началам не обратилось впоследствии, как столь часто оно случается,
со стороны нравственной в мрачный мистицизм, а
со стороны гражданской в тупой шовинизм — два качества, грозящие, может быть, еще большим
злом нации, чем даже раннее растление от ложно понятого и даром добытого европейского просвещения, каким страдает старший брат его».
Но важнее всего то, что множество наших русских, национальных наших уголовных дел, свидетельствуют именно о чем-то всеобщем, о какой-то общей беде, прижившейся с нами и с которой, как
со всеобщим
злом, уже трудно бороться.
Кончил он опять
со своим давешним
злым и юродливым вывертом. Алеша почувствовал, однако, что ему уж он доверяет и что будь на его месте другой, то с другим этот человек не стал бы так «разговаривать» и не сообщил бы ему того, что сейчас ему сообщил. Это ободрило Алешу, у которого душа дрожала от слез.
Иногда
злая старуха слезала с печи, вызывала из сеней дворовую собаку, приговаривая: «Сюды, сюды, собачка!» — и била ее по худой спине кочергой или становилась под навес и «лаялась», как выражался Хорь,
со всеми проходящими.
Я сердит на тебя за то, что ты так
зла к людям, а ведь люди — это ты: что же ты так
зла к самой себе. Потому я и браню тебя. Но ты
зла от умственной немощности, и потому, браня тебя, я обязан помогать тебе. С чего начать оказывание помощи? да хоть с того, о чем ты теперь думаешь: что это за писатель, так нагло говорящий
со мною? — я скажу тебе, какой я писатель.
Острота ума всегда представлялась мне связанной
со знанием противоположностей, а значит, и видением
зла.
Эта революция произошла
со мной, хотя бы я относился к ней очень критически и негодовал против ее
злых проявлений.
Кроме «Голубятни» где-то за Москвой-рекой тоже происходили петушиные бои, но там публика была сбродная. Дрались простые русские петухи, английские бойцовые не допускались. Этот трактир назывался «Ловушка». В грязных закоулках и помойках
со двора был вход в холодный сарай, где была устроена арена и где публика была еще азартнее и
злее.
Что такое, в самом деле, литературная известность?
Золя в своих воспоминаниях, рассуждая об этом предмете, рисует юмористическую картинку: однажды его, уже «всемирно известного писателя», один из почитателей просил сделать ему честь быть свидетелем
со стороны невесты на бракосочетании его дочери. Дело происходило в небольшой деревенской коммуне близ Парижа. Записывая свидетелей, мэр, местный торговец, услышав фамилию
Золя, поднял голову от своей книги и с большим интересом спросил...
Я хорошо видел, что дед следит за мною умными и зоркими зелеными глазами, и боялся его. Помню, мне всегда хотелось спрятаться от этих обжигающих глаз. Мне казалось, что дед
злой; он
со всеми говорит насмешливо, обидно, подзадоривая и стараясь рассердить всякого.
Рассказывал он вплоть до вечера, и, когда ушел, ласково простясь
со мной, я знал, что дедушка не
злой и не страшен. Мне до слез трудно было вспоминать, что это он так жестоко избил меня, но и забыть об этом я не мог.
Сфера
зла никогда не встречается
со сферой божественного бытия, и никаких границ и размежеваний между этими сферами быть не может.
После тюрем, арестантского вагона и пароходного трюма в первое время чистые и светлые чиновницкие комнаты кажутся женщине волшебным замком, а сам барин — добрым или
злым гением, имеющим над нею неограниченную власть; скоро, впрочем, она свыкается
со своим новым положением, но долго еще потом слышатся в ее речи тюрьма и пароходный трюм: «не могу знать», «кушайте, ваше высокоблагородие», «точно так».
Ну, эта, положим,
со злости делала, чтобы мать измучить, потому что девка
злая, самовольная, избалованная, но, главное,
злая,
злая,
злая!
Злая жена Пантеферия
Прельстить его умыслила.
Дерзни на мя, Иосифе,
Иди ко мне, преспи
со мной.
Держит крепко Иосифа,
Влечет к себе во ложницу…
Она ушла. Спустя десять минут в кабинет вплыла экономка Эмма Эдуардовна в сатиновом голубом пеньюаре, дебелая, с важным лицом, расширявшимся от лба вниз к щекам, точно уродливая тыква,
со всеми своими массивными подбородками и грудями, с маленькими, зоркими, черными, безресницыми глазами, с тонкими,
злыми, поджатыми губами. Лихонин, привстав, пожал протянутую ему пухлую руку, унизанную кольцами, и вдруг подумал брезгливо...
И это систематическое, хладнокровное, злобное избиение продолжалось минуты две. Женька, смотревшая сначала молча,
со своим обычным
злым, презрительным видом, вдруг не выдержала: дико завизжала, кинулась на экономку, вцепилась ей в волосы, сорвала шиньон и заголосила в настоящем истерическом припадке...
То есть, клянусь вам обоим, будь он
зол со мной, а не такой добрый, я бы и не думал ни о чем.
Необходимы были крутые меры и энергический отпор
со стороны сплоченной массы русских заводчиков, чтобы вырвать
зло с корнем.
Этим разговор и кончился. После Лаптева на Раису Павловну посыпались визиты остальных приспешников: явились Перекрестов с Летучим, за ними сам генерал Блинов.
Со всеми Раиса Павловна обошлась очень любезно, помятуя турецкую пословицу, что один враг сделает больше
зла, чем сто друзей добра.
Снова в уши матери отовсюду, из окон,
со дворов, ползли летели слова тревожные и
злые, вдумчивые и веселые. Но теперь ей хотелось возражать, благодарить, объяснять, хотелось вмешаться в странно пеструю жизнь этого дня.
Так они и прослужили всю панихиду. А когда очередь дошла до последнего воззвания, то Осадчий, наклонив вниз голову, напружив шею,
со странными и страшными, печальными и
злыми глазами заговорил нараспев низким голосом, рокочущим, как струны контрабаса...
В остроге посещала его жена. Без него ей и так плохо было, а тут еще сгорела и совсем разорилась, стала с детьми побираться. Бедствия жены еще больше озлобили Степана. Он и в остроге был
зол со всеми и раз чуть не зарубил топором кашевара, за что ему был прибавлен год. В этот год он узнал, что жена его померла и что дома его нет больше…
Догадалася тогда Пахомовна, что пришла она в место недоброе; изымал ее сам
злой дух сатана
со своими проклятыми деймонами; помутился у нее свет в очах, и дыханьице в груди замерло, подломилися ноги скорые, опустилися руки белые.
Без думы, не умея различить добра от
зла, не понимая уроков прошлого и не имея цели в будущем, он жил
со дня на день, веселый, праздный и счастливый своею невежественностью.
— Послушайте, Калинович! — начала она. — Если вы
со мной станете так говорить… (голос ее дрожал, на глазах навернулись слезы). Вы не смеете
со мной так говорить, — продолжала она, — я вам пожертвовала всем… не шутите моей любовью, Калинович! Если вы
со мной будете этакие штучки делать, я не перенесу этого, — говорю вам, я умру,
злой человек!
Он искал беседы людей с желчным, озлобленным умом, с ожесточенным сердцем и отводил душу, слушая
злые насмешки над судьбой; или проводил время с людьми, не равными ему ни по уму, ни по воспитанию, всего чаще
со стариком Костяковым, с которым Заезжалов хотел познакомить Петра Иваныча.
«Зоил… вот так название. Кажется, откуда-то из хрестоматии? — Александрову давно знакомо это слово, но точный смысл его пропал. —
Зола и ил… Что-то не особенно лестное. Не философ ли какой-нибудь греческий,
со скверною репутацией женоненавистника?» Юнкер чувствует себя неловко.
Вообще, сколько припомню, он в это время был как-то особенно
зол и даже позволял себе чрезвычайно нетерпеливые выходки чуть не
со всеми.
— Непременно
со слов Крапчика! — подхватил сенатор. — Он, я вам говорю, какой-то
злой дух для меня!.. Все, что он мне ни посоветовал, во всем я оказываюсь глупцом!.. Я велю, наконец, не пускать его к себе.
— Я верю, — объяснила gnadige Frau
со своей обычной точностью, — что мы, живя честно, трудолюбиво и не делая другим
зла, не должны бояться смерти; это говорит мне моя религия и масонство.
В церкви было хорошо, я отдыхал там так же, как в лесу и поле. Маленькое сердце, уже знакомое
со множеством обид, выпачканное
злой грубостью жизни, омывалось в неясных, горячих мечтах.
Он верит теперь, что царство бога наступит тогда, когда люди будут исполнять 5 заповедей Христа, именно: 1) жить в мире
со всеми людьми; 2) вести чистую жизнь; 3) не клясться; 4) никогда не противиться
злу и 5) отказываться от народных различий».
Русские светские критики, очевидно не зная всего того, что было сделано по разработке вопроса о непротивлении
злу, и даже иногда как будто предполагая, что это я лично выдумал правило непротивления
злу насилием, нападали на самую мысль, опровергая, извращая ее и с большим жаром выставляя аргументы, давным-давно уже
со всех сторон разобранные и опровергнутые, доказывали, что человек непременно должен (насилием) защищать всех обиженных и угнетенных и что поэтому учение о непротивлении
злу насилием есть учение безнравственное.
Общественное мнение уже
со времени Моисея считает корыстолюбие, распутство и жестокость
злом и осуждает их.
И потому
зло насилия, переходя в руки власти, всегда увеличивается и увеличивается и становится
со временем больше, чем то, которое предполагается, что оно уничтожает, между тем как в членах общества склонность к насилию всё более и более ослабевает и насилие власти становится всё менее и менее нужным.