Неточные совпадения
По субботам в редакции сходились
сотрудники и доброжелатели газеты, люди, очевидно, любившие
поговорить всюду где можно и о чем угодно.
К экзаменам брат так и не приступал. Он отпустил усики и бородку, стал носить пенсне, и в нем вдруг проснулись инстинкты щеголя. Вместо прежнего увальня, сидевшего целые дни над книгами, он представлял теперь что-то вроде щеголеватого дэнди, в плоеных манишках и лакированных сапогах. «Мне нужно бывать в обществе, —
говорил он, — это необходимо для моей работы». Он посещал клубы, стал отличным танцором и имел «светский» успех… Всем давно уже было известно, что он «
сотрудник Трубникова», «литератор».
— Ну и что ж такое? —
говорил Белоярцев в другом месте, защищая какого-то мелкого газетного
сотрудника, побиваемого маленьким путейским офицером. — Можно и сто раз смешнее написать, но что же в этом за цель? Он, например, написал: «свинья в ермолке», и смешно очень, а я напишу: «собака во фраке», и будет еще смешнее. Вот вам и весь ваш Гоголь; вот и весь его юмор!
В пылу усердия он кричал на всех каким-то неестественным тонким голосом, как поют молодые петухи, ходил по сцене театрально-непринужденным шагом,
говорил всем дерзости и тысячью других приемов старался вдохнуть в своих
сотрудников по сцене одолевший его артистический жар.
Главным
сотрудником, по существу редактором, так как сам был полуграмотным, Морозов пригласил А.М. Пазухина, автора романов и повестей, годами печатавшихся непрерывно в «Московском листке» по средам и пятницам. И в эти дни газетчики для розницы брали всегда больше номеров и
говорили...
Тогда на Н.И. Пастухова набросились за эти слова
сотрудники либеральной печати,
говоря, что подобный ответ унижает достоинство журналиста.
Ожило дело. Н.Л. Казецкий всю свою энергию вложил в газету и привлек
сотрудников, чтобы дать издание, как он
говорил, на «американский образец».
В конце концов Н.И. Пастухов смягчался, начинал
говорить уже не вы, а ты и давал пятьдесят рублей. Но крупных гонораров платить не любил и признавал пятак за прозу и гривенник за стихи. Тогда в Москве жизнь дешевая была. Как-то во время его обычного обеда в трактире Тестова, где за его столом всегда собирались
сотрудники, ему показали сидевшего за другим столом поэта Бальмонта.
Вспомнился мне недавний разговор с
сотрудником московских газет сербом М.М. Бойовичем. Он мне
говорил, что хорошо бы объехать дикую Албанию, где нога европейца не бывала, а кто и попадал туда, то живым не возвращался.
А теперь я уже спрашиваю: кто вам писал?» А я ему
говорю: «Хороший
сотрудник, за правду ручаюсь».
Репортеров он ценил больше всех других
сотрудников и не жалел им на расходы, причем всегда давал деньги сам лично, не проводя их через контору, и каждый раз, давая,
говорил...
К каждому из своих
сотрудников он относился, как к близкому и родному ему человеку, но и церемоний он никаких ни с кем не соблюдал, всем
говорил «ты» и, разбушевавшись, поднимал порою такой крик, который не все соглашались покорно переносить.
— Ну, все-таки это, верно, не тот. Этот, например, как забрал себе в голову, что в Англии была королева Елисавета, а нынче королева Виктория, так и твердит, что «в Англии женщинам лучше, потому что там королевы царствуют».
Сотрудники хотели его в этом разуверить, — не дается: «вы,
говорит, меня подводите на смех». А «абсолютная» честность есть.
А я ему
говорю: хороший
сотрудник, за правду ручаюсь.
Мы не имеем надобности отстаивать г. Нескладина против набегов наших литературных башибузуков, но
говорим откровенно: мы перервем горло всякому (если позволят наши зубы), кто осмелится быть не одного с нами мнения о наших
сотрудниках».
(22) О Козодавлеве княгиня Дашкова
говорит в своих «Записках»: «Из
сотрудников журнала особенно деятелен был молодой адвокат Козодавлев, помещавший в нем и прозу и стихи» («Совр.», 1845, № 1, стр. 30). Из сочинений Козодавлева одно только подписано полным именем (ч. VII, ст. XIV); о других соображения представлены ниже.
— А вот еще
говорят: нимо, — ввязался было
сотрудник «Головешки». Но его превосходительство постарался этого уж не расслышать. Не для всех же было хихикать.
Выставочная служба вызвала во мне желание отдыха. Мне захотелось, к августу, проехаться. И я прежде всего подумал о Лондоне. Там уже жил изгнанником из России мой бывший
сотрудник, А.И.Бенни, о котором я
говорил в предыдущей главе. Он меня звал и обещал устроить в одном доме с собою.
Сколько новых знакомств и сношений принесло мне редакторство в нашей тогдашней интеллигенции! Было бы слишком утомительно и для моих читателей
говорить здесь обо всех подробно; но для картины работы, жизни и нравов тогдашней пишущей братии будет небезынтересно остановиться на целой серии моих бывших
сотрудников.
Когда денежные тиски сделались все несноснее и"не давали мне времени писать, я сдал всю хозяйственную часть на руки моего постоянного
сотрудника Воскобойникова, о роли которого в журнале буду
говорить дальше. А теперь кратко набросаю дальнейшие перипетии моей материальной незадачи.
Речи произносились на всех языках. А журналисты, писавшие о заседаниях, были больше все французы и бельгийцы. Многие не знали ни по-немецки, ни по-английски. Мы сидели в двух ложах бенуара рядом, и мои коллеги то и дело обращались ко мне за переводом того, что
говорили немцы и англичане, за что я был прозван"notre confrere poliglotte"(наш многоязычный собрат) тогдашним главным
сотрудником «Independance Beige» Тардье, впоследствии редактором этой газеты.
Инцидент этот, как я
говорю выше, передавал мне позднее в 60-х годах мой
сотрудник по"Библиотеке для чтения"Ев.
Позднее, вернувшись в Петербург в начале 1871 года, я узнал от брата Василия Курочкина — Николая (постоянного
сотрудника"Отечественных записок"), что это он, не будучи даже со мной знаком, стал
говорить самому Некрасову обо мне как о желательном
сотруднике и побудил его обратиться ко мне с письмом.
В то время как другие
сотрудники «Русского богатства» с раскольничьею нетерпимостью сторонились марксистов и избегали с ними частных, не публично-боевых встреч, Короленко и его друг Н. Ф. Анненский, напротив, пользовались всяким случаем, чтобы
поговорить и поспорить с марксистами, и очень часто их можно было встретить на журфиксах М. И. Туган-Барановского, где собирались все тогдашние представители легального марксизма — П. Б. Струве, В. Я. Богучарский, П. П. Маслов, М. П. Неведомский, А. М. Калмыкова и др.
Вы видели перед собою заурядных романистов и газетных
сотрудников: усталые лица, поношенное платье, преждевременная плешивость, неособенное изящество приемов и тона — все это
говорило вам, что серый трудовой люд парижского литературного мира не очень благоденствует.
Иван Егорович Краснухин, газетный
сотрудник средней руки, возвращается домой поздно ночью нахмуренный, серьезный и как-то особенно сосредоточенный. Вид у него такой, точно он ждет обыска или замышляет самоубийство. Пошагав по своей комнате, он останавливается, взъерошивает волосы и
говорит тоном Лаэрта, собирающегося мстить за свою сестру...
Сотрудники так и валят ко мне валом и, ведь что удивительно, предлагают свои статьи безвозмездно. Пробовал их посылать в редакцию «Сын Отечества»: пойдите,
говорю, туда; там любят безвозмездные статьи, так ведь не идут. Нет,
говорят, Касьян Иваныч, мы уж к вам, потому у вас угощение и все эдакое.