Неточные совпадения
По дороге везде работали черные арестанты с непокрытой головой, прямо под солнцем, не думая прятаться в тень.
Солдаты, не спуская с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну
пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
Впрочем, хлопоты Василисы Васильевны насчет воспитания Пантюши ограничились одним мучительным усилием: в поте лица наняла она ему в гувернеры отставного
солдата из эльзасцев, некоего Биркопфа, и до самой смерти трепетала, как лист, перед ним: ну, думала она, коли откажется —
пропала я! куда я денусь? где другого учителя найду?
Пропала моя головушка,
пропали дети!» — «Ну, завыла!» — проворчит на печке
солдат.
Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях
солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг
пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Я чувствовал себя у порога каких-то великих тайн и жил, как помешанный. Хотелось дочитать книгу, было боязно, что она
пропадет у
солдата или он как-нибудь испортит ее. Что я скажу тогда закройщице?
— Федулычу-то? Талагаю-то этому? — Слёткин плечами пожал. — Да помилуйте, на что же он мог быть нужен? Век свой в
солдатах числился — а тут хозяйством заняться вздумал. Я, говорит, могу с крестьянином расправу чинить. Потому — я привык по роже бить. Ничего-с он не может. И по роже бить нужно умеючи. А Евлампия Мартыновна сама ему отказала. Совсем неподходящий человек. Все наше хозяйство с ним бы
пропало!
— Я всё могу понять. Брат
пропал — это бывает в
солдатах. И сестрино дело — не редкое. А зачем этого человека до крови замучили, этого не могу понять. Я за ним, как собака, побегу, куда велит. Он меня зовёт «земля»… «Земля», — говорит, — и смеётся. И что его всегда мучают, это мне — нож!
— Ведь ежели я поверю — тогда шабаш! Я — немилостив, нет! У меня брат в
солдатах был — удавился; сестра у кумысников под Бирском в прислугах жила — ребёнок у неё от них кривоногий: четыре года, а не ходит. Значит —
пропала девка из-за баловства. Куда её теперь? Отец — пьяница, а старшой брат всю землю захватил. Весь я тут…
Когда Дутлов вернулся домой, молодайка уже уехала с Игнатом, и чалая брюхастая кобыла, совсем запряженная, стояла под воротами. Он выломил хворостину из забора; запахнувшись, уселся в ящик и погнал лошадь. Дутлов гнал кобылу так шибко, что у ней сразу
пропало всё брюхо, и Дутлов уже не глядел на нее, чтобы не разжалобиться. Его мучила мысль, что он опоздает как-нибудь к ставке, что Илюха пойдет в
солдаты, и чортовы деньги останутся у него на руках.
— Вишь, боятся, чтоб я над собой чего не сделал, — отвечал Илюшка, улыбаясь. — Небось, ничего не сделаю. Я и в
солдатах не
пропаду, только матушку жалко. Зачем они меня женили? — говорил он тихо и грустно.
«Ну, говорит, Досекин, вот я и
пропал, ведь я, говорит, брат, беглый, из
солдат сбежал, паспорта у меня нет!» И ума немного тоже, говорю!
Были и дети: один сын долго хворал, измучил всех и умер, другой пошел в
солдаты и
пропал без вести.
И я вижу, как из толпы выделяется
солдат и решительно направляется в нашу сторону. На минуту он
пропадает во рву, а когда вылезает оттуда и снова идет, шаги его нетверды, и что-то последнее чувствуется в его попытках собрать свое разбрасывающееся тело. Он идет так прямо на меня, что сквозь тяжелую дрему, охватившую мозг, я пугаюсь и спрашиваю...
— Он и сапог-то носить не умеет… — замечает
солдат, — больше за спиной их носит, а сам щеголяет на соломенной подошве с завязочками, или же на деревянных ходульках… По горам в них, говорят, ему способно, ну а в грязь —
пропадай…
Сидит
солдат над кручею, грудь во все мехи дышит… Стало быть, казенному сапогу так и
пропадать? Покажет ему теперь фельдфебель, где русалки зимуют. Натянул он второй сапог, что для легкости разгона снял, — слышит, под портянкой хрустит чтой-то. Сунул он руку, — ах, бес. Да это ж губная гармония, — за голенищем она у
солдата завсегда болталась… У конопатого венгерца, что мышеловки вразнос торгует, в городе купил.