Неточные совпадения
Возвращаясь в город, мы, между деревень, наткнулись на казармы и на плац. Большие желтые здания, в которых поместится до тысячи человек, шли по обеим сторонам дороги.
Полковник сидел в креслах на открытом воздухе, на большой, расчищенной луговине, у гауптвахты; молодые офицеры учили
солдат. Ученье делают здесь с десяти часов до двенадцати утра и с пяти до восьми вечера.
Я выпил, он поднял меня и положил на постель; мне было очень дурно, окно было с двойной рамой и без форточки;
солдат ходил в канцелярию просить разрешения выйти на двор; дежурный офицер велел сказать, что ни
полковника, ни адъютанта нет налицо, а что он на свою ответственность взять не может. Пришлось оставаться в угарной комнате.
В скучные минуты, когда не хотелось читать, я толковал с жандармами, караулившими меня, особенно с стариком, лечившим меня от угара.
Полковник в знак милости отряжает старых
солдат, избавляя их от строю, на спокойную должность беречь запертого человека, над ними назначается ефрейтор — шпион и плут. Пять-шесть жандармов делали всю службу.
Слева сад ограждала стена конюшен
полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали
солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
На барина своего, отставного
полковника Егора Николаевича Бахарева, он смотрел глазами
солдат прошлого времени, неизвестно за что считал его своим благодетелем и отцом-командиром, разумея, что повиноваться ему не только за страх, но и за совесть сам бог повелевает.
Полковник, начавший последнее время почти притрухивать сына, на это покачал только головой и вздохнул; и когда потом проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла в Москву, то горести его пределов не было: ему казалось, что у него нет уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо
солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
«Не отпущу я его, — думал он, — в университет: он в этом Семеновском трактире в самом деле сопьется и, пожалуй, еще хуже что-нибудь над собой сделает!» — Искаженное лицо засеченного
солдата мелькало уже перед глазами
полковника.
М-lle Прыхина, все время стоявшая перед
полковником, точно
солдат, навытяжке и дожидавшаяся, когда придет ее очередь рекомендоваться Михаилу Поликарповичу, воспользовавшись первой минутой молчания Фатеевой, сейчас же отнеслась к нему...
— Эка прелесть, эка умница этот
солдат!.. — восклицал
полковник вслух: — то есть, я вам скажу, — за одного
солдата нельзя взять двадцати дворовых!
Феномен этот — мой сосед по деревне, отставной
полковник Вихров, добрый и в то же врем» бешеный, исполненный высокой житейской мудрости и вместе с тем необразованный, как простой
солдат!» Александра Григорьевна, по самолюбию своему, не только сама себя всегда расхваливала, но даже всех других людей, которые приходили с ней в какое-либо соприкосновение.
— А ты вот что скажи мне, — продолжал
полковник, очень довольный бойкими ответами
солдата, — есть ли у тебя жена?
«О чем я сейчас думал? — спросил самого себя Ромашов, оставшись один. Он утерял нить мыслей и, по непривычке думать последовательно, не мог сразу найти ее. — О чем я сейчас думал? О чем-то важном и нужном… Постой: надо вернуться назад… Сижу под арестом… по улице ходят люди… в детстве мама привязывала… Меня привязывала… Да, да… у
солдата тоже — Я…
Полковник Шульгович… Вспомнил… Ну, теперь дальше, дальше…
— Ты кто такой? — отрывисто спросил
полковник, внезапно остановившись перед молодым
солдатом Шарафутдиновым, стоявшим у гимнастического забора.
Вот он уже сделал знак горнисту играть отступление, вот уже
солдат приложил рожок к губам, но в эту секунду из-за холма на взмыленной арабской лошади вылетает начальник дивизионного штаба,
полковник Ромашов.
— Нет, вы поглядите-ка,
полковник, каковы у них морды! Пирогами вы их, что ли, кормите, капитан? Послушай, эй ты, толсторожий, — указал он движением подбородка на одного
солдата, — тебя Коваль звать?
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась высокая, статная фигура
полковника рядом с наказываемым. Вдруг
полковник остановился и быстро приблизился к одному из
солдат.
Выступили на свет божий старые анекдоты о Лунине, о дьяконе, съевшем на пари тридцать три селедки, об известном своею точностью уланском
полковнике Изъединове, о
солдате, ломающем говяжью кость о собственный лоб, а там пошло уже совершенное вранье.
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом
Слуга царю, отец
солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.
Сделал
полковник ночью ревизию в дворе орловского мещанина и забрал на съезжую Степана и Настю. Растерявшаяся и перепуганная Настя спросонья ничего ни могла разобрать: мундиры,
солдаты, фонари, ничего она не понимала, о чем ее спрашивают, и не помнила, что отвечала. До съезжей их вели рядом с Степаном, но ни о чем не позволяли говорить. Настя была спокойна: она только смотрела в глаза Степану и пожимала ему руку. Они были связаны рука за руку тоненькою веревочкою. Степан был бледен и убит.
У
полковника каждый дворник был на отчете, и на заставах стояли
солдаты, обязанные спрашивать у всех паспорты.
А ко мне ходить — невозможно, негде было принять гостей, к тому же новый пекарь, отставной
солдат, вел знакомство с жандармами; задворки жандармского управления соприкасались с нашим двором, и солидные «синие мундиры» лазили к нам через забор — за булками для
полковника Гангардта и хлебом для себя.
Куда же повели меня? Прямо в поход за пятнадцать верст от того селения, где квартировал господин
полковник! Меня, пана подпрапоренка Халявского, записанного в
солдаты, одетого, как настоящего
солдата, обедавшего весьма за скудным обедом, не полдничавшего… и повели пешком пятнадцать верст!!!
Как мы собираемся уехать, а тут
полковник подписал какую-то бумажку и, отдав ее Тумакову, сказал нам:"Ну, молодцы! поздравляю вас царскими
солдатами!
Мы вошли в дом.
Солдат сказал, чтобы мы в первой комнате, пустой, ожидали его высокоблагородие. Что прикажете делать? Мы, Халявские, должны были ожидать; уж не без обеда же уехать, когда он нас звал: еще обиделся бы. Вот мы себе ходим либо стоим, а все одни. Как в другой комнате слышим
полковника, разговаривающего с гостями, и по временам слышим вспоминаемую нашу фамилию и большой хохот.
Детей жандармского
полковника, тоже двух братьев, привел солдат-жандарм и почему-то очутился тут же в зале между родителями.
Генерал (садится). Нет-с,
полковник. Это не то. С такими молодцами не так надо обходиться. Тут надо решительные меры, чтобы отсечь больной член. Одна паршивая овца все стадо портит. Тут нельзя миндальничать; что он князь и мать у него и невеста, это все до нас не касается. Перед нами
солдат. И мы должны исполнить высочайшую волю.
Сказал
полковникСвоим
солдатам.
Пошел он к
полковнику, выправил отпуск, простился с товарищами, поставил своим
солдатам четыре ведра водки на прощанье и собрался ехать.
— Ни единого, — отвечал
солдат. — Барыня у него года три померла, и не слышно, чтоб у него какие сродники были. Разве что дальние, седьма вода на киселе. Барыниных сродников много. Так те поляки, полковник-от полячку за себя брал, и веры не нашей была… А ничего — добрая тоже душа, и жили между собой согласно… Как убивался тогда
полковник, как хоронил ее, — беда!
Когда Игорь перешагнул между двумя караульными
солдатами порог этой комнаты и остановился y двери, лица всех присутствовавших с самым живым любопытством обратились к нему.
Полковник нахмурился и покрутил кончики торчавших кверху усов. С минуту он смотрел на Игоря выпуклыми, бесцветными глазами и его, мало подходившее под общий тип находившихся здесь, лицо приняло суровое, жесткое выражение.
Кто не помнит случая при осаде Гергебиля, когда в лаборатории загорелась трубка начиненной бомбы, и фейерверке? двум
солдатам велел взять бомбу и бежать бросить ее в обрыв, и как
солдаты не бросили ее в ближайшем месте около палатки
полковника, стоявшей над обрывом, а понесли дальше, чтобы не разбудить господ, которые почивали в палатке, и оба были разорваны на части.
Он был сын
полковника, учился в кадетском корпусе, потом поступил в военное училище, но кончать не захотел, а пошел отслуживать казенный кошт
солдатом, не пожелал пользоваться никакими льготами, жил и служил как простой рядовой.
Полковнику выданы деньги на удовлетворение
солдат только за проезд по железной дороге, остальное они должны получить у местного воинского начальника.
Больные
солдаты в недоумении смотрели. Васильев пошел к главному врачу. Султанов пил кофе с каким-то
полковником.
При
солдатах, наполнявших коридор вагона,
полковник громко говорил нам...
Солдаты в купе очень мало обрадовались нежданному гостю. Они стояли в коридоре и говорили громко, чтоб слышали
полковник и капитан...
К счастью, истории никакой не вышло.
Солдаты не тронули
полковника. Вскоре нам дали новый вагон, и капитан перешел к нам обратно.
Однажды под вечер к
полковнику явился старший по вагону № 4 и доложил, что один
солдат у них сильно напился пьян, бунтует, выбросил из вагона железную печку.
— Изобьют завтра
солдаты нашего
полковника!
Эшелон, с которым мы теперь ехали, вез из Владивостока запасных сибиряков. На каждой большой станции с поезда сходило по нескольку десятков человек. В купе
полковника, начальника эшелона, все время толпились
солдаты, которым он производил денежный расчет.
Полковник распорядился перевести
солдат из задних теплушек в передние, чтоб можно было отцепить несколько вагонов.
Было очень приятно, что мы поладили с
солдатами полюбовно, но вот оно, это тщательное отделение даже обер-офицеров от штаб-офицеров!..
Полковники трясутся в грязных, холодных теплушках, а мимо в прекрасных купе проносятся нижние чины!
— Вы слышали? Мне сейчас рассказывали на вокзале офицеры: говорят, вчера
солдаты убили в дороге
полковника Лукашева. Они пьяные стали стрелять из вагонов в проходившее стадо, он начал их останавливать, они его застрелили.
Рассказывались страшные вещи про расправы
солдат с офицерами. Рассказывали про какого-то
полковника: вдали показались казаки-забайкальцы; по желтым околышам и лампасам их приняли за японцев; вспыхнула паника;
солдаты рубили постромки, бестолково стреляли в своих.
Полковник бросился к ним, стал грозно кричать, хотел припугнуть и два раза выстрелил на воздух из револьвера.
Солдаты сомкнулись вокруг него.
Полковник Манштейн бросился на герцога и держал его, пока не вошли в комнату гренадеры. Они схватили его, а так как он, в одном белье, вырываясь, бил их кулаками и кричал благим матом, то они принуждены были заткнуть ему рот носовым платком, а внеся в приемную, связать. Регента посадили в карету фельдмаршала Миниха с одним из караульных офицеров.
Солдаты окружили карету. Таким образом, пленник был доставлен в Зимний дворец. Другой отряд гренадер арестовал Бестужева.
— Будьте спокойны, — сказал Паткуль; потом присовокупил по-французски, обратившись к офицеру, стоявшему в уважительном положении недалеко от него, и указав ему на
солдат, вломившихся было в дом: — Господин
полковник Дюмон! рассейте эту сволочь и поставьте у всех входов стражу с крепким наказом, что за малейшую обиду кому бы то ни было из обитателей Гельмета мне будут отвечать головою.
Несколько
солдат, один за другим. Вот это на одном углу — гвардейский
солдат, на другом — бомбардир, на третьем — драгун, а на четвертом — калмык — ахти, ребята! точь-в-точь
полковник Мурзенко! Что ж это за грамотка размалеванная и что они делят меж собой?
— Несомненно, — сказал
полковник Леш, — что среди так называемых хунхузов есть китайские
солдаты, которые действуют с разрешения начальства…
— Да,
солдаты отца очень любили, и его смерть действительно, поразила их… Мне рассказывали любопытную подробность. У отца как будто было какое-то тяжёлое предчувствие… Когда он вместе с
полковником Ароновским подошёл к подножию сопки, на которой ему суждено было найти смерть, он остановился как бы в раздумье, но затем махнул стеком — английским каучуковым хлыстом — и стал подниматься…
Ан тут-то и вышло. Нежданно-негаданно завернул в роту полковой командир. Ногти солдатские обсмотрел, сборку-разборку винтовки проверил. А потом отдание чести. Стал сбоку монумент монументом, солдатики так один за другим перед ним и разворачиваются, знай только перстом знак подавай: «проходи который…» Видит
полковник, все прошли, один бравый
солдат по-за койкой столбом стоит.