Неточные совпадения
Вздрогнула я, одумалась.
—
Нет, — говорю, — я Демушку
Любила, берегла… —
«А зельем не поила
ты?
А мышьяку не сыпала?»
—
Нет! сохрани Господь!.. —
И тут я покорилася,
Я в ноги поклонилася:
— Будь жалостлив, будь добр!
Вели без поругания
Честному погребению
Ребеночка предать!
Я мать ему!.. — Упросишь ли?
В груди
у них
нет душеньки,
В глазах
у них
нет совести,
На шее —
нет креста!
—
Нет, брат! она такая почтенная и верная! Услуги оказывает такие… поверишь,
у меня слезы на глазах.
Нет,
ты не держи меня; как честный человек, поеду. Я
тебя в этом уверяю по истинной
совести.
— Послушай, Михей Андреич, уволь меня от своих сказок; долго я, по лености, по беспечности, слушал
тебя: я думал, что
у тебя есть хоть капля
совести, а ее
нет.
Ты с пройдохой хотел обмануть меня: кто из вас хуже — не знаю, только оба вы гадки мне. Друг выручил меня из этого глупого дела…
— Это для
тебя, Ракитка, он цыпленок, вот что… потому что
у тебя совести нет, вот что! Я, видишь, я люблю его душой, вот что! Веришь, Алеша, что я люблю
тебя всею душой?
—
Нет, Александр, я хорошо сделал, что позвал
тебя, — сказал Лопухов: — опасности
нет, и вероятно не будет; но
у меня воспаление в легких. Конечно, я и без
тебя вылечился бы, но все-таки навещай. Нельзя, нужно для очищения
совести: ведь я не бобыль, как
ты.
В это время дверь одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась
у порога. «Полно
тебе, Степка, — сказала она сердито, — барин почивает, а
ты знай горланишь;
нет у вас ни
совести, ни жалости». — «Виноват, Егоровна, — отвечал Степка, — ладно, больше не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает». Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.
Все мелкие виды грабежа, производимые над живым материалом и потому сопровождаемые протестом в форме оханья и криков, он предоставляет сыну Николашеньке и приказчикам, сам же на будущее время исключительно займется грабежом «отвлеченным», не сопряженным с оханьями и криками, но дающим в несколько часов рубль на рубль."И голова
у тебя слободка, и
совесть чиста — потому"разговоров
нет!" — так, я уверен, рассуждает он в настоящее время.
«Животное! — бормотал он про себя, — так вот какая мысль бродит
у тебя в уме… а! обнаженные плечи, бюст, ножка… воспользоваться доверчивостью, неопытностью… обмануть… ну, хорошо, обмануть, а там что? — Та же скука, да еще, может быть, угрызение
совести, а из чего?
Нет!
нет! не допущу себя, не доведу и ее… О, я тверд! чувствую в себе довольно чистоты души, благородства сердца… Я не паду во прах — и не увлеку ее».
—
Нет, пусть выслушает правду. Я мигом кончу. Скажи, пожалуйста, Александр, когда
ты клеймил сейчас своих знакомых то негодяями, то дураками,
у тебя в сердце не зашевелилось что-нибудь похожее на угрызение
совести?
—
Нет, Степка, это
ты врешь, — подтверждает первый, принимая от целовальника чашку, — потому
ты мне деньги должен;
совести нет и глаза-то
у тебя не свои, а заемные! Подлец
ты, Степка, вот
тебе; одно слово подлец!
— А что такое он сделал? Он был
у тебя в долгу, так диво ли, что вздумал расплатиться? Ведь и
у разбойника бывает подчас
совесть, боярин: а чтоб он был добрый человек — не верю!
Нет, Юрий Дмитрич, как волка ни корми, а он все в лес глядит.
— Надо бы, чтобы каждое человеческое дело перед
совестью кругло было, как яичко, а тут… Тошно мне… Ничего не понимаю… Сноровки к жизни
у меня нету, приверженности к трактиру я не чувствую… А отец — всё долбит… «Будет, говорит,
тебе шематонить, возьмись за ум, — дело делай!» Какое? Торгую я за буфетом, когда Терентия
нет… Противно мне, но я терплю… А от себя что-нибудь делать — не могу…
—
Нет, уж это без всякой
совести! Не было
у меня такого уговору, чтобы дрова таскать. Матрос — ну, стало быть, дело твое ясное!.. А чтобы еще и дрова… спасибо! Это значит — драть с меня ту шкуру, которой я не продал… Это уж без
совести! Ишь
ты, какой мастер соки-то из людей выжимать.
Мурзавецкая (стучит костылем.).
У тебя совести нет.
Мурзавецкая.
У тебя совести нет.
—
Ты барин, генеральский сын, а и то
у тебя совести нет, а откуда ж
у меня? Мне совесть-то, может, дороже, чем попу, а где ее взять, какая она из себя? Бывало, подумаю: «Эх, Васька, ну и бессовестный же
ты человек!» А потом погляжу на людей, и даже смешно станет, рот кривит. Все сволочь, Сашка, и
ты, и я. За что вчера
ты Поликарпа убил? Бабьей… пожалел, а человека не пожалел? Эх, Сашенька, генеральский
ты сынок, был
ты белоручкой, а стал
ты резником, мясник как есть. А все хитришь… сволочь!
«Откуда
у тебя платок?» «Не знаю…» Ну, старуха сначала побила, значит, Лукерью, а потом пробовала на
совесть;
нет, заперлась бабенка, и кончено.
Выйдет ли что-нибудь из этих хлопот, надежд и верований — это вопрос другой, и ежели
ты хочешь, чтоб я ответил на него по
совести, то изволь, отвечу: не выйдет ничего, потому что
у тебя и на уме ничего такого, чтоб что-нибудь вышло, —
нет.
— Послушай, Трушко, что я вздумала.
У твоего пан-отца (маменька о батеньке и за глаза отзывались политично) есть книга, вся в кунштах. Меня
совесть мучит, и
нет ли еще греха, что все эти знаменитые лица лежат
у нас в доме без всякого уважения, как будто они какой арапской породы, все черные, без всякого человеческого вида. Книга, говорят, по кунштам своим редкая, но я думаю, что ей цены вдвое прибавится, как
ты их покрасишь и дашь каждому живой вид.
Кисельников (тихо). Знаешь ли
ты, кого
ты пригреть хочешь?.. Мы с тестем… мошенники! Мы все продали: себя,
совесть, я было дочь продал… Мы, пожалуй, еще украдем
у тебя что-нибудь. Нам с ним не жить с честными людьми, нам только торговать на площади!
Нет!
Ты нам только изредка когда давай по рублику на товар наш, больше мы не стоим.
— Не обижайся, барыня, — сказал Родион. — Чего там!
Ты потерпи. Года два потерпи. Поживешь тут, потерпишь, и всё обойдется. Народ
у нас хороший, смирный… народ ничего, как перед истинным
тебе говорю. На Козова да на Лычковых не гляди, и на Володьку не гляди, он
у меня дурачок: кто первый сказал, того и слушает. Прочие народ смирный, молчат… Иной, знаешь, рад бы слово сказать по
совести, вступиться, значит, да не может. И душа есть, и
совесть есть, да языка в нем
нет. Не обижайся… потерпи… Чего там!
Не утешай себя мыслью, что если
ты не видишь тех, которых
ты мучаешь и убиваешь, и если
у тебя много товарищей, делающих то же, то
ты не мучитель, не убийца:
ты мог бы не быть им до тех пор, пока не знал, откуда те деньги, которые попадают
тебе в руки, но если
ты знаешь, то
нет тебе оправдания — не перед людьми (перед людьми во всем и всегда есть оправдание), а перед своей
совестью.
— Ради Бога, без нравоучений!.. Видишь, я, не желая того, ловушку
тебе устроила! — Углы ее рта стало опять подергивать. — Небось
ты распознал с первых слов, что я не побасенки рассказываю, а настоящее дело. И что же? Хоть бы слово одно
у тебя вырвалось… Одно, единственное!.. Вася!.. Нас теперь никто не видит и не слышит. Неужели
нет в
тебе настолько
совести, чтобы сказать: Серафима, я
тебя бросить собираюсь!..
Георгий Дмитриевич. Ах, Павел,
ты еще не знаешь всей глубины моего горя! Вот жалуюсь
тебе, что она лжет, — а я? Я, брат, и сейчас
тебе тоже лгу…
нет, не смыслом, конечно, а вот выражением лица, тем, что вместо крика, — рассуждаю, как
у себя в комиссии. А работа моя, которой я, как щитом, только отгораживаюсь от
совести, разве не ложь? Эх! Что делать, что делать!
— Да, — шептала я, —
ты угадал, Степа. Я такая скверная, что
у меня
нет ни одного местечка ни в мыслях, ни в
совести, которое не было бы загажено! Но я вся перед
тобой наружу. Спаси меня, сделай из меня другого человека!
— Лучшее общество! А черт его побери, это лучшее общество! Оно для меня ничего не делает, а мои жанры меня кормят и шевелят кое-чью
совесть. Особенно радуюсь, что они есть по тавернам.
Нет, мне чужих денег не нужно, а если
у тебя так много денег, что они
тебе в тягость, то толкнись в домик к Марчелле и спроси:
нет ли ей в них надобности?