Неточные совпадения
Наконец мы
собрались к миссионерам и поехали
в дом португальского епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура, епископа
в китайском платье, и еще монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского
монастыря, — по-французски не говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его епископ. Я вспомнил, что это тот самый монах, которого я видел
в коляске на прогулке за городом.
Еще
в прошлом году, когда
собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского
монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
— Что это ты сегодня так раздарилась? — спросила Тамара. — Точно умирать
собралась или
в монастырь идти?..
"Такого-то числа, месяца и года,
собравшись я, по усердию моему, на поклонение св. мощам
в ***
монастырь, встречена была на постоялом дворе,
в деревне Офониной, здешним помещиком, господином Николаем Иванычем Щедриным, который, увлекши меня
в горницу… (следовали обвинительные пункты).
— А подле Спасова-с,
в В—м
монастыре,
в посаде у Марфы Сергевны, сестрицы Авдотьи Сергевны, может, изволите помнить, ногу сломали, из коляски выскочили, на бал ехали. Теперь около
монастыря проживают, а я при них-с; а теперь вот, изволите видеть,
в губернию
собрался, своих попроведать…
— Ну вот, не хочешь, чудород! Что ж, ты век бобылем жить станешь? — уверенно возразил Рутилов. — Или
в монастырь собираешься? Или еще Варя не опротивела? Нет, ты подумай только, какую она рожу скорчит, если ты молодую жену приведешь.
Глафира.
В монастырь сбираюсь на днях.
— И создал я себе такую, того-этого, горделивую мечту: человек я вольный, ноги у меня длинные — буду ходить по базарам, ярманкам, по селам и даже
монастырям, ну везде, куда
собирается народ
в большом количестве, и буду ему петь по нотам. Год я целый, ты подумай, окрылялся этой мечтой, даже институт бросил… ну, да теперь можно сказать: днем
в зеркало гляделся, а ночью плакал, как это говорится,
в одинокую подушку. Как подумаю, как это я, того-этого, пою, а народ, того-этого, слушает…
Так целый день и просидел Арефа
в своей избушке, поглядывая на улицу из-за косяка. Очень уж тошно было, что не мог он сходить
в монастырь помолиться. Как раз на игумена наткнешься, так опять сцапает и своим судом рассудит. К вечеру Арефа
собрался в путь. Дьячиха приготовила ему котомку, сел он на собственную чалую кобылу и, когда стемнело, выехал огородами на заводскую дорогу. До Баламутских заводов считали полтораста верст, и все время надо было ехать берегом Яровой.
Для суда над попом Мироном, дьячком Арефой и писчиком Терешкой
собрались в Усторожье все: и воевода Полуект Степаныч, и игумен Моисей, и Гарусов, и маэор Мамеев. Долго допрашивали виновных, а Терешку даже пытали. Связали руки и ноги, продели оглоблю и поджаривали над огнем, как палят свиней к празднику. Писчик Терешка не вынес этой пытки и «волею божиею помре», как сказано было
в протоколе допроса. Попа Мирона и дьячка Арефу присудили к пострижению
в монастырь.
— Да, — говорит, — да ведь вы с ним точно на кулачки драться
собрались, разве это можно? А что жизнь тяжела людям — верно! Я тоже иногда думаю — почему? Знаете, что я скажу вам? Здесь недалеко
монастырь женский, и
в нём отшельница, очень мудрая старушка! Хорошо она о боге говорит — сходили бы вы к ней!
Раз
собралась большая компания ехать
в Симонов
монастырь ко всенощной молиться, слушать певчих и гулять.
По праздникам молодежь
собиралась в поле за
монастырем играть
в городки, лапту,
в горелки, а отцы и матери сидели у ограды на траве и, наблюдая за игрой, вспоминали старину.
— Пустое городишь, — прервал ее Чапурин. — Не исправник
в гости
сбирается, не становой станет кельи твои осматривать. То вспомни: куда эти питерские чиновники ни приезжали, везде после них часовни и скиты зорили… Иргиз возьми, Лаврентьев
монастырь, Стародубские слободы… Тут как ни верти, а дошел, видно, черед и до здешних местов…Чтó же ты, как распорядилась на всякий случай?
— Ладно, хорошо, — сказала Никитишна. — А я все насчет крестницы-то. Как же это, куманек, что-то невдомек мне: давеча сказал ты, что
в монастырь она
собираться вздумала, а теперь говоришь про смотрины. Уж не силой ли ты ее выдаешь, не супротив ли ее воли?
— Пцю, пцю, пцю, — зачмокал он вдруг, сам начиная говорить о моем желании поступить
в монастырь, — желание, которое он ни одобрял, ни порицал, но проводил ту мысль, что мне
в монастырь собираться рано: что прежде надо «всего испитать». «Всего, пцю, пцю, пцю, всего, всего», — смаковал он, показывая руками во все стороны: на вино, на курицу и на даму.
— Это брат Петра Семеныча, Егор Семеныч… — пояснила Чикамасова, заметив мое удивление. — Он живет у нас с прошлого года. Вы извините его, он не может выйти к вам. Дикарь такой… конфузится чужих…
В монастырь собирается… На службе огорчили его… Так вот с горя…
Она была очень религиозна. Девушкою
собиралась даже уйти
в монастырь.
В церкви мы с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая пальцы
в лоб, грудь и плечи, и казалось, что
в это время она душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только
в православии может быть истинное спасение.
Стр. 154. РекамьеЖюли (1777–1849) — жена парижского банкира, салон которой был модным политическим и литературным центром, объединявшим людей, оппозиционно настроенных по отношению к Наполеону I.
В 1819 г. переселилась
в монастырь Аббе-о-Буа, где
в ее салоне
собирались известные политические деятели, литераторы, ученые.
— На четвертый день пошел я
в Новодевичий
монастырь и там предстал перед иконою Владычицы Царицы Небесной клятву дал: больше греховным сим делом не заниматься… Кстати, к этому времени у меня снадобий таких не было, я и прикончил… Денег у меня сотни четыре
собралось от этого богопротивного дела, пошел поклонился матушке-игуменье Новодевичьего
монастыря… Соблаговолила на вклад принять… На душе-то точно полегчало… С тех пор народ пользую по разумению, а вреда чтобы — никому…
Видения мои сбываются: народ волнуется, шумит, толкует об открытии заговора, о бегстве царя Петра Алексеевича с матерью и молодою супругою
в Троицкий
монастырь; войско, под предводительством Лефорта [Лефорт Франц Яковлевич (1656–1699) — швейцарец, с 1678 г. состоявший на службе
в русской армии; играл активную роль
в создании Преображенского и Семеновского «потешных» полков, впоследствии участвовал во всех военных походах начального периода правления Петра I.] и Гордона,
собирается в поход; сзывают верных Петру к защите его, проклинают Шакловитого [Шакловитый Федор Леонтьевич — управляющий Стрелецким приказом, сообщник царевны Софьи Алексеевны; казнен Петром I
в 1689 г.], раздаются угрозы Софии.
—
В монастырь! — ужаснулась старуха. — Час от часу не легче! То
в бега
собирается, то
в монашки.
В монастырях-то и без того мест не хватает для девиц бездомных, для сирот несчастных, а тебе от довольства такого, от богатства,
в таких летах
в монастырь и думать не след идти. Молиться-то Богу и дома молись, молись хоть от зари до зари.