Неточные совпадения
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как
хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с племянником, маленьким сыном
хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил дяде свое впечатление о
собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти
собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
По случаю несколько раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что была снята с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о
собаках, лежавших каждая у ног своего
хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он был прошлым летом.
Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная как смоль, ноги — струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена — как
собака бегает за
хозяином, голос даже его знала!
А во время отлучки и татарва может напасть: они, турецкие
собаки, в глаза не кинутся и к
хозяину на дом не посмеют прийти, а сзади укусят за пяты, да и больно укусят.
Грэй так задумался, что позабыл о
хозяине, ожидавшем за его спиной с напряжением охотничьей
собаки, сделавшей стойку.
У мужика, большого эконома,
Хозяина зажиточного дома,
Собака нанялась и двор стеречь,
И хлебы печь,
И, сверх того, полоть и поливать рассаду.
Мне завещал отец:
Во-первых, угождать всем людям без изъятья —
Хозяину, где доведется жить,
Начальнику, с кем буду я служить,
Слуге его, который чистит платья,
Швейцару, дворнику, для избежанья зла,
Собаке дворника, чтоб ласкова была.
— Это, брат, ты врешь, — возразил Иван, как будто трезвея. — Ошибаешься, — поправил он. — Все понимают, что им надо понять. Тараканы, мыши… мухи понимают,
собаки, коровы. Люди — все понимают. Дай мне выпить чего-нибудь, — попросил он, но, видя, что
хозяин не спешит удовлетворить его просьбу, — не повторил ее, продолжая...
«Что он такое? — думал Райский, тоже зевая, — витает, как птица или бездомная, бесприютная
собака без
хозяина, то есть без цели! Праздный ли это, затерявшийся повеса, заблудшая овца, или…»
Из нее вылезет ребенок, выскочит курица или прыгнет туда же
собака и сидит там рядом с цыпленком и с самим
хозяином.
Экипаж остановился у новой пятистенной избы, которая точно горела внутри, — так жарко топилась печка у богатого мужика. На лай
собаки вышел сам
хозяин.
Штабс-капитан стремительно кинулся через сени в избу к
хозяевам, где варилось и штабс-капитанское кушанье. Коля же, чтобы не терять драгоценного времени, отчаянно спеша, крикнул Перезвону: «Умри!» И тот вдруг завертелся, лег на спину и замер неподвижно всеми четырьмя своими лапками вверх. Мальчики смеялись, Илюша смотрел с прежнею страдальческою своею улыбкой, но всех больше понравилось, что умер Перезвон, «маменьке». Она расхохоталась на
собаку и принялась щелкать пальцами и звать...
Новая штука состояла в том, чтобы неподвижно стоящей и протянувшей свой нос
собаке положить на самый нос лакомый кусочек говядины. Несчастный пес, не шевелясь, должен был простоять с куском на носу сколько велит
хозяин, не двинуться, не шевельнуться, хоть полчаса. Но Перезвона выдержали только самую маленькую минутку.
Китайская фанза, к которой мы подошли, состояла из 3 построек, расположенных «покоем»: из жилой фанзы — посредине и 2 сараев — по сторонам. Двор между ними, чисто выметенный и прибранный, был обнесен высоким частоколом в уровень с сараями. Почуяв посторонних людей,
собаки подняли неистовый лай и бросились к нам навстречу. На шум из фанзы вышел сам
хозяин. Он тотчас распорядился, чтобы рабочие помогли нам расседлать коней.
Собака своим лаем известила
хозяев о нашем приближении.
Тюфяев знал своих гостей насквозь, презирал их, показывал им иногда когти и вообще обращался с ними в том роде, как
хозяин обращается с своими
собаками: то с излишней фамильярностью, то с грубостию, выходящей из всех пределов, — и все-таки он звал их на свои обеды, и они с трепетом и радостью являлись к нему, унижаясь, сплетничая, подслуживаясь, угождая, улыбаясь, кланяясь.
На дворе
собака брешет,
А
хозяин пузо чешет.
При магазине была колбасная; чтобы иметь товар подешевле,
хозяин заблаговременно большими партиями закупал кишки, и они гнили в бочках, распространяя ужасную вонь. По двору носилась злющая
собака, овчарка Енотка, которая не выносила полицейских. Чуть увидит полицейского — бросается. И всякую
собаку, забежавшую на двор, рвала в клочья.
Дуняша. А
собаки всю ночь не спали, чуют, что
хозяева едут.
— Зачем это у тебя
собака и петух привязаны? — спрашиваю
хозяина.
Для приобретения совершенного послушания обучаемой молодой
собаки надобно сначала употреблять ласку так, чтоб она сильно привязалась к
хозяину, и непременно самому ее кормить; но с возрастом
собаки надобно оставлять ласковость, никогда не играть с нею и быть всегда серьезным и настойчивым.
Первое и важнейшее правило, чтоб у
собаки был один
хозяин и никто другой не заставлял ее повторять те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый и даже второй год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема на цепочке или веревочке немедленно по возвращении с поля да и во все свободное время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
У хорошей
собаки есть бескорыстная природная страсть к приискиванью дичи, и она предается ей с самозабвением;
хозяина также полюбит она горячо и без принуждения не будет расставаться с ним ни днем, ни ночью: остается только охотнику с уменьем пользоваться и тем и другим.
Добрая
собака, особенно с верхним чутьем, не станет долго копаться над их следами, а рыская на кругах в недальнем расстоянии от охотника, скоро почует выводку, сделает стойку, иногда за сто и более шагов, и поведет своего
хозяина прямо к птице.
Эта кобыла ходила за
хозяином, как
собака, и Морок никогда ее не кормил: если захочет жрать, так и сама найдет.
Когда пошевни подъехали к заимке, навстречу бросились две больших серых
собаки, походивших на волков. На их отчаянный лай и рычанье в окне показалась голова самого
хозяина.
— Невозможно, Петр Елисеич! — спорил Груздев. — Не такое это дело, чтобы новые места нам с тобой разыскивать… Мохом мы с тобой обросли, вот главная причина. Знаешь, как
собака: ее палкой, а она все к
хозяину лезет…
Хозяин, Иван Николаич Булгаков, был большой охотник до лошадей, борзых
собак и верховой езды.
Во-первых, с виду она была так стара, как не бывают никакие
собаки, а во-вторых, отчего же мне, с первого раза, как я ее увидал, тотчас же пришло в голову, что эта
собака не может быть такая, как все
собаки; что она —
собака необыкновенная; что в ней непременно должно быть что-то фантастическое, заколдованное; что это, может быть, какой-нибудь Мефистофель в собачьем виде и что судьба ее какими-то таинственными, неведомыми путами соединена с судьбою ее
хозяина.
Собаки и маленькие дети
хозяина тоже выходили иногда к посетителям, и посетители ласкали детей и
собак.
Старичок дворник торопливо распахнул перед зеленой тележкой крепкие ворота, и она мирно подкатилась к раскрашенному деревянному подъезду, откуда как угорелый выскочил великолепный белый сеттер с желтыми подпалинами.
Собака с радостным визгом металась около
хозяина и успела выбить у него изо рта сигару, пока он грузно вылезал из своей тележки.
Собаку-фаворитку привезли только накануне, и она с радостным визгом принялась прыгать около
хозяина, вертела хвостом и умильно заглядывала набобу прямо в рот. Другие
собаки взвизгивали на сворах у егерей, подтянутых и вычищенных, как картинки. Сегодня была приготовлена настоящая парадная охота, и серебряный охотничий рог уже трубил два раза сбор.
— И казни ему не было, никакой! — глухо сказал Рыбин. — А надо бы его казнить, — вывести на народ и разрубить в куски и мясо его поганое бросить
собакам. Великие казни будут народом сделаны, когда встанет он. Много крови прольет он, чтобы смыть обиды свои. Эта кровь — его кровь, из его жил она выпита, он ей
хозяин.
В одно утро, когда дождь ливмя лил и когда бы хороший
хозяин собаки на двор не выгнал, Антип Ильич, сидевший в своей комнатке рядом с передней и бывший весь погружен в чтение «Сионского вестника» [«Сионский вестник» — журнал, издававшийся русским мистиком А.Ф.Лабзиным в 1806 и 1817—1818 годах.], услыхал вдруг колокольцы, которые все ближе и ближе раздавались, и наконец ясно было, что кто-то подъехал к парадному крыльцу.
Жила себе
собака, спала на дворе, ела кухонные выброски и никакого особенного интереса ни в ком не возбуждала, однако всех знала и всех в остроге считала своими
хозяевами.
Внизу, под нашей лавкой, у торговца шерстью и валяными сапогами был приказчик, удивлявший весь Нижний базар своим обжорством; его
хозяин хвастался этой способностью работника, как хвастаются злобой
собаки или силою лошади. Нередко он вызывал соседей по торговле на пари...
Старики
хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских
собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения.
Положение христианского человечества со своими тюрьмами, каторгами, виселицами, с своими фабриками, скоплениями капиталов, с своими податями, церквами, кабаками, домами терпимости, всё растущими вооружениями и миллионами одуренных людей, готовых, как цепные
собаки, броситься на тех, на кого их натравят
хозяева, было бы ужасным, если бы оно было произведением насилия, но оно есть прежде всего произведение общественного мнения.
Мы видели, как убивали привязанных у дверей
хозяев собак, только чтобы попробовать новый револьвер.
— Я, видите, люблю, чтоб
хозяин собака был, чтоб он мне душеньку грыз, а я бы ему мог противоречить. Такой характер — очень люблю спор и брань, что поделаешь!
—
Хозяев нет, — произнесла Дэзи, подойдя и рассматривая картину, —
хозяев нет. Эта
собака сейчас лайнет. Она пустит лай. Хорошая картина, друг Товаль! Может быть,
собака видит врага?
— Я ожидаю
хозяев, — ответил Товаль очень удачно, в то время как Дэзи, поправляя под подбородком ленту дорожной шляпы, осматривалась, стоя в небольшой гостиной. Ее быстрые глаза подметили все: ковер, лакированный резной дуб, камин и тщательно подобранные картины в ореховых и малахитовых рамах. Среди них была картина Гуэро, изображающая двух
собак: одна лежит спокойно, уткнув морду в лапы, смотря человеческими глазами; другая, встав, вся устремлена на невидимое явление.
Собаки, махая хвостами и оглядываясь на
хозяина, бежали по сторонам.
В глубине темного двора как бешеная металась пестрая
собака Соболько; заслышав
хозяина, она радостно взвизгнула и еще неистовее принялась греметь своей железной цепью.
Через несколько минут купец, в провожании земского и стрельца, расплатясь с
хозяином, съехал со двора. Кирша отворил дверь, свистнул, и его черная
собака вбежала в избу.
Веселый лай
собак возвестил приход
хозяев. Оба лесника торопливо подошли к избушке, а вслед за ними запыхавшаяся Мотря пригнала затерявшуюся было корову. Наше общество было в сборе.
Морды
собак походили на их
хозяев, а Воронин походил на обоих этих палачей, терзавших негров.
— Вот оно что!.. — проговорил он, тряхнув головой. — Ну, ты не того, — не слушай их. Они тебе не компания, — ты около них поменьше вертись. Ты им
хозяин, они — твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного на берег швырнем, — они дешево стоят, и их везде как
собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, — это потому они скажут, что я им — полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый человек — всем людям враг…
По утрам, убирая комнату
хозяина, он, высунув голову из окна, смотрел на дно узкой, глубокой улицы, и — видел всегда одних и тех же людей, и знал, что́ каждый из них будет делать через час и завтра, всегда. Лавочные мальчики были знакомы и неприятны, опасны своим озорством. Каждый человек казался прикованным к своему делу, как
собака к своей конуре. Иногда мелькало или звучало что-то новое, но его трудно было понять в густой массе знакомого, обычного и неприятного.
— Другие, пожалуй, и даром не станут стоять в этих сараях! — рассуждал
хозяин. — Не переделывать же их, дьяволов! Холодище, чай, такой, что
собакам не сжить, не то что людям.