Неточные совпадения
Гусаров сбрил бородку, оставив сердитые черные
усы, и стал похож на армянина. Он
снял крахмаленную рубашку, надел суконную косоворотку, сапоги до колена, заменил шляпу фуражкой, и это сделало его человеком, который сразу, издали, бросался в глаза. Он уже не проповедовал необходимости слияния партий, социал-демократов называл «седыми», социалистов-революционеров — «серыми», очень гордился своей выдумкой и говорил...
Ему было под пятьдесят лет, но он был очень свеж, только красил
усы и прихрамывал немного на одну ногу. Он был вежлив до утонченности, никогда не курил при дамах, не клал одну ногу на другую и строго порицал молодых людей, которые позволяют себе в обществе опрокидываться в кресле и поднимать коленку и сапоги наравне с носом. Он и в комнате сидел в перчатках,
снимая их, только когда садился обедать.
Очнувшись,
снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные
усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно
сняли шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский офицер с густыми черными
усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Человек медленно
снял меховую куртку, поднял одну ногу, смахнул шапкой снег с сапога, потом то же сделал с другой ногой, бросил шапку в угол и, качаясь на длинных ногах, пошел в комнату. Подошел к стулу, осмотрел его, как бы убеждаясь в прочности, наконец сел и, прикрыв рот рукой, зевнул. Голова у него была правильно круглая и гладко острижена, бритые щеки и длинные
усы концами вниз. Внимательно осмотрев комнату большими выпуклыми глазами серого цвета, он положил ногу на ногу и, качаясь на стуле, спросил...
Но в Сарапуле сел на пароход толстый мужчина, с дряблым, бабьим лицом без бороды и
усов. Теплая длинная чуйка и картуз с наушниками из лисьего меха еще более усиливали его сходство с женщиной. Он тотчас же занял столик около кухни, где было теплее, спросил чайный прибор и начал пить желтый кипяток, не расстегнув чуйки, не
сняв картуза, обильно потея.
В этой улице его смущал больше всех исправник: в праздники он с полудня до вечера сидел у окна, курил трубку на длиннейшем чубуке, грозно отхаркивался и плевал за окно. Борода у него была обрита, от висков к
усам росли седые баки, — сливаясь с жёлтыми волосами
усов, они делали лицо исправника похожим на собачье. Матвей
снимал картуз и почтительно кланялся.
И стало видно, что в двух шагах от его колес, поперек рельс, лежит,
сняв фуражку с седой головы, вагоновожатый, с лицом солдата, он лежит вверх грудью, и
усы его грозно торчат в небо. Рядом с ним бросился на землю еще маленький, ловкий, как обезьянка, юноша, вслед за ним, не торопясь, опускаются на землю еще и еще люди…
Писатель
снял шапку, кому-то кланяясь, — голова у него была гладко острижена, лоб высокий, лицо скуластое, с широким носом и узкими глазами. Это лицо показалось Климкову грубым, неприятным, большие рыжие
усы придавали ему что-то солдатское, жёсткое.
Когда Евсей открыл дверь, перед ним, покачиваясь на длинных ногах, вытянулся высокий человек с чёрными
усами. Концы их опустились к подбородку и, должно быть, волосы были жёсткие, каждый торчал отдельно. Он
снял шапку, обнажив лысый череп, бросил её на постель и крепко вытер ладонями лицо.
У меня были уже небольшие
усы: начала также пушиться нежная борода, такая жалкая, что я усердно
снимал ее бритвой. Иногда я с достоинством посматривал в зеркало, сжимал губы и двигал плечом, — плечи стали значительно шире.
Назаров
снял картуз, шаркая по земле толстыми подошвами сапог. Яков Ильич выпрямил спину, вытянул под столом тонкие длинные ноги и несколько секунд молча смотрел сквозь круглые очки в лицо гостя, потом его редкие, жёлтые
усы, концами вниз, дрогнули, обнажив чёрные зубы.
После всех вошел седой старик. Очевидно, его
сняли с теплой лежанки собственно для этого случая. Волосы у него были белые, как снег, редкие
усы и борода тоже. Рука, опиравшаяся на длинную палку, дрожала. Под другую руку его поддерживал молодой ямщик, вероятно, внук.
Она вышла сама и, полагая, что Жозеф снова удрал куда-нибудь за угол, чтобы
снять с себя бороду и
усы, стала всходить по освещенной лестнице, приготовляясь, в каком тоне встретить мужа, Павла Николаевича и Ропшина, если они дома.
На нашем дворе стояла коляска, запряженная парою чудесных белых лошадей, а сзади нее крытая арба с сундуками, узлами и чемоданами. У арбы прохаживался старый седой горец с огромными
усами и помогал какой-то женщине, тоже старой и сморщенной,
снимать узлы и втаскивать их на крыльцо нашего дома.
Капитан Подпасков, из морских шкиперов, весь в синем, нервный, небольшого роста, с
усами, без бороды —
снял свою фуражку, обшитую галуном, и перекрестился.
Шинели и амуниция сброшены, иные
сняли и пояса, но жара даёт себя знать: пот льётся градом с загорелых лиц, смочил
усы, бороды, рубахи прилипли к телу и, как говорится, «хоть выжми».