Неточные совпадения
— Ладно. Володеть вами я желаю, — сказал князь, — а чтоб
идти к вам жить — не
пойду! Потому вы живете звериным обычаем:
с беспробного золота пенки
снимаете, снох портите! А вот
посылаю к вам заместо
себя самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!
— Успокойтесь, маменька, — отвечала Дуня,
снимая с себя шляпку и мантильку, — нам сам бог
послал этого господина, хоть он и прямо
с какой-то попойки. На него можно положиться, уверяю вас. И все, что он уже сделал для брата…
Она вошла, едва переводя дух от скорого бега,
сняла с себя платок, отыскала глазами мать, подошла к ней и сказала: «
Идет! на улице встретила!» Мать пригнула ее на колени и поставила подле
себя.
«В неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли,
послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда
с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и
снимать с себя сапоги, спать только ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
Она быстро опять
сняла у него фуражку
с головы; он машинально обеими руками взял
себя за голову, как будто освидетельствовал, что фуражки опять нет, и лениво
пошел за ней, по временам робко и
с удивлением глядя на нее.
Как бы сговорившись, мы все разом
сняли с себя котомки. Чжан Бао и Чан Лин выворотили пень, выбросили из-под него камни и землю, а мы
с Дерсу стащили туда кости. Затем прикрыли их мхом, а сверху наложили тот же пень и
пошли к реке мыться.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу
шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел
себе под ноги. Вдруг он остановился и, не спуская глаз
с какого-то предмета, стал
снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
— По отцу
пойдет, — сказал старый есаул,
снимая с себя люльку и отдавая ему, — еще от колыбели не отстал, а уже думает курить люльку.
Князь встал, поспешно
снял с себя плащ и остался в довольно приличном и ловко сшитом, хотя и поношенном уже пиджаке. По жилету
шла стальная цепочка. На цепочке оказались женевские серебряные часы.
— Спесивая стала, Наташенька… Дозваться я не могла тебя, так сама
пошла: солдатке не до спеси. Ох, гляжу я на тебя, как ты маешься, так вчуже жаль… Кожу бы
с себя ровно
сняла да помогла тебе! Вон Горбатые не знают, куда
с деньгами деваться, а нет, чтобы
послали хоть кобылу копны к зароду свозить.
— Я не должен прощать ничего вредного, хоть бы мне и не вредило оно. Я — не один на земле! Сегодня я позволю
себя обидеть и, может, только посмеюсь над обидой, не уколет она меня, — а завтра, испытав на мне свою силу, обидчик
пойдет с другого кожу
снимать. И приходится на людей смотреть разно, приходится держать сердце строго, разбирать людей: это — свои, это — чужие. Справедливо — а не утешает!
Ну, мы
сняли с себя одежу, почистились, умылись в канаве и
пошли.
Накормить его, конечно, накормили, но поручику хотелось бы водочки или, по крайней мере, пивца выпить, но ни того, ни другого достать ему было неоткуда, несмотря на видимое сочувствие будочников, которые совершенно понимали такое его желание, и бедный поручик приготовлялся было
снять с себя сапоги и
послать их заложить в кабак, чтобы выручить на них хоть косушку; но в часть заехал, прямо от генерал-губернатора и не успев еще
с себя снять своего блестящего мундира, невзрачный камер-юнкер.
А теперь, — продолжал добродушно игумен,
снимая с себя эпитрахиль, — теперь
пойдем к трапезе.
— Уничтожить — зачем? нет, я его не уничтожу. Нет; пусть его
идет, куда послано, но копийку позвольте, я только
сниму с него для
себя копийку.
Второе поразившее его обстоятельство было такого рода.
Шел по базару полицейский унтер-офицер (даже не квартальный), — и все перед ним расступались,
снимали шапки. Вскоре, вслед за унтер-офицером, прошел по тому же базару так называемый ябедник
с томом законов под мышкой — и никто перед ним даже пальцем не пошевелил. Стало быть, и в законе нет того особливого вещества, которое заставляет держать руки по швам, ибо если б это вещество было, то оно, конечно, дало бы почувствовать
себя и под мышкой у ябедника.
Несчастливцев. Ты не подумай, братец, что я гнушаюсь своим званием. А неловко, братец; дом такой: тишина, смирение. А ведь мы
с тобой почти черти, немного лучше. Сам знаешь: скоморох попу не товарищ. Только ты насчет ссоры или драки, ну, и насчет чужого поостерегись, Аркаша! Хоть тебе и трудно будет, а постарайся, братец, вести
себя как следует порядочному лакею. Вот, во-первых,
сними, братец, картуз да отойди к стороне, кто-то
идет.
Достигнув того места на конце площадки, куда обыкновенно причаливались лодки, Ваня увидел, что челнока не было. Никто не мог завладеть им, кроме Гришки. Глеб
пошел в Сосновку, лежавшую, как известно, на этой стороне реки. На берегу находилась одна только большая четырехвесельная лодка, которою не мог управлять один человек. Ваня недолго раздумывал.
Снять с себя одежду, привязать ее на голову поясом — было делом секунды; он перекрестился и бросился в воду.
Лаптев сам побежал в столовую, взял в буфете, что первое попалось ему под руки, — это была высокая пивная кружка, — налил воды и принес брату. Федор стал жадно пить, но вдруг укусил кружку, послышался скрежет, потом рыдание. Вода полилась на шубу, на сюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих мужчин, в смущении и испуге стоял и не знал, что делать. Он растерянно смотрел, как Юлия и горничная
сняли с Федора шубу и повели его обратно в комнаты, и сам
пошел за ними, чувствуя
себя виноватым.
Рославлев не мог без сердечного соболезнования глядеть на этих бесстрашных воинов, когда при звуке полковой музыки, пройдя церемониальным маршем мимо наших войск, они
снимали с себя всё оружие и
с поникшими глазами продолжали
идти далее.
— Тут Михайла вышел, стонет, шатается. Зарубил он меня, говорит.
С него кровь течёт
с головы,
сняла кофту
с себя, обернула голову ему, вдруг — как ухнет! Он говорит — погляди-ка, ступай! Страшно мне, взяла фонарь,
иду, вошла в сени, слышу — хрипит! Заглянула в дверь — а он ползёт по полу в передний угол, большой такой. Я как брошу фонарь да бежать, да бежать…
Становиха
сняла со стены большой ключ и повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха
пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая в
себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю. В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями — маленький домик
с покривившеюся трубой.
«А вот и матка!» — Дед указал мне веничком, и я увидал длинную пчелу
с короткими крылышками. Она проползла
с другими и скрылась. Потом дед
снял с меня сетку и
пошел в избушку. Там он дал мне большой кусок меду, я съел его и обмазал
себе щеки и руки. Когда я пришел домой, мать сказала...
Он
снял шлем, потер висок, подумал, глядя в стекло, и вдруг яростно ударил
шлем оземь, так, что по комнатам пролетел гром и стекла в шкафах звякнули жалобно. Тугай сгорбился после этого, отшвырнул каску в угол ногой и зашагал по ковру к окну и обратно. В одиночестве, полный, по-видимому, важных и тревожных дум, он обмяк, постарел и говорил сам
с собой, бормоча и покусывая губы...
Ступил конь в воду, шагнул три раза и ушел в воду по шею, а дальше нога и дна не достает. Повернул Аггей назад на берег, думает: «Олень от меня и так не уйдет, а на такой быстрине, пожалуй, и коня утопишь». Слез
с коня, привязал его к кусту,
снял с себя дорогое платье и
пошел в воду. Плыл, плыл, едва не унесло. Наконец попробовал ногой — дно. «Ну, — думает, — сейчас я его достану», — и
пошел в кусты.
Однажды в знойный летний день, когда было так жарко, что даже солнце тяжело задремало в небе и не знало потом, куда ему надобно
идти, направо или налево, заснула старая Барбара. Молодая Мафальда,
сняв с себя лишнюю одежду и оставив
себе только то, что совершенно необходимо было бы даже и в раю, села на пороге своей комнаты и печальными глазами смотрела на тенистый сад, высокими окруженный стенами.
Если б он был уверен сердцем своим (что, несмотря на опыт, поминутно случалось
с ним), что все его слушатели были добрейшие в мире люди, которые смеются только факту смешному, а не над его обреченною личностию, то он
с удовольствием
снял бы фрак свой, надел его как-нибудь наизнанку и
пошел бы в этом наряде, другим в угоду, а
себе в наслаждение, по улицам, лишь бы рассмешить своих покровителей и доставить им всем удовольствие.
Пошли мы в обход, по частому ельнику. Я уж уморился, да и труднее стало ехать. То на куст можжевеловый наедешь, зацепишь, то промеж ног елочка подвернется, то лыжа свернется без привычки, то на пень, то на колоду наедешь под снегом. Стал я уж уставать.
Снял я шубу, и пот
с меня так и льет. А Демьян как на лодке плывет. Точно сами под ним лыжи ходят. Ни зацепит нигде, ни свернется. И мою шубу еще
себе за плечи перекинул и всё меня понукает.
Люди
шли с праздничными лицами; знакомые между
собою радостно приветствовали друг друга,
снимали шапки и христосовались тут же на виду у толпы.
Земной мир снова принял ликующий вид. На ветвях деревьев и на каждой былинке дрожали капли дождевой воды, превращаемой лучами солнца в искрящиеся алмазы. На лодках тоже заметно движение. Люди
снимают с себя намокшие покрывала, разбирают шесты и снова
идут вперед вверх по Анюю.
Это было
с твоей стороны чрезвычайно
пошло, потому что должен же ты был понимать, что я не могла же не быть женой своего мужа,
с которым я только что обвенчалась; но… я была еще глупее тебя: мне это казалось увлекательным… я любила видеть, как ты меня ревнуешь, как ты,
снявши с себя голову, плачешь по своим волосам.
Старуха Сарра по-прежнему прыгала и приплясывала по земляному полу своей комнатки. Беко
пошел в темный угол, чтобы
снять с себя платье, единственное, может быть, которое имел. Моя голова кружилась и от едкого неприятного запаха, царившего в этом ужасном жилище, и от криков безумной. Едва получив узелок от Беко, я кивнула обоим и поспешно направилась к выходу.
Он
снял с нее шубу и калоши и в это время ощутил запах белого вина, того самого, которым она любила запивать устриц (несмотря на свою воздушность, она очень много ела и много пила). Она
пошла к
себе и немного погодя вернулась переодетая, напудренная,
с заплаканными глазами, села и вся ушла в свой легкий
с кружевами капот, и в массе розовых волн муж различал только ее распущенные волосы и маленькую ножку в туфле.
Лука Иванович дал стащить
с себя свою незатейливую шубку на кротовых"спинках", как он называл ее мех, и
снял бахилы, держась за косяк двери, ведущей в его рабочую комнату. А
с левой стороны светилась внизу щель вдоль другой двери, и оттуда доносился не то разговор, не то чье-то монотонное, Точно дьячковское, чтение. Оно вдруг прекратилось на несколько секунд, но потом опять
пошло гудеть. Голос был явственно — мужской.
Государь выслушал эту встречу и
пошел «прикладываться к местным иконам», а игумен, тем временем,
снял с себя ризу и «стал за амвоном
с братиею».
Он все морщился. Ему хотелось сказать, чтобы они поскорее обе ушли из его комнаты и
сняли с себя шубы, от которых
шла морозная свежесть. И сразу ему вступило в оба виска от этого трещанья, которое он, однако, выносил целый десяток лет.
Марцеллий был сотником в троянском легионе. Поверив в учение Христа и убедившись в том, что война — нехристианское дело, он в виду всего легиона
снял с себя военные доспехи, бросил их на землю и объявил, что, став христианином, он более служить не может. Его
послали в тюрьму, но он и там говорил: «Нельзя христианину носить оружие». Его казнили.
То да се, пробовать стали. Свежепросольные пиявки от золотых пяток отваливаются, лекарский нож золота не берет, припарки не припаривают. Нет никаких средствий. Короче сказать,
послал их король, озлясь, туда, куда во время учебной стрельбы фельдфебель роту
посылает. Приказал
с дворцового довольствия
снять: лечить не умеют, пусть перила грызут. Прогнал их
с глаз долой, а сам
с досады
пошел в кабинетную комнату, сам
с собой на русском бильярде в пирамидку играет.