Неточные совпадения
— Вы, Нифонт Иванович, ветхозаветный человек. А молодежь, разночинцы эти… не дремлют! У меня письмоводитель в шестом году наблудил что-то, арестовали.
Парень — дельный и неглуп, готовился в университет. Ну, я его вызволил. А он, ежа ему за пазуху, сукину сыну,
снял у меня копию с одного документа да и продал ее заинтересованному лицу. Семь тысяч гонорара потерял я на этом деле. А дело-то было — беспроигрышное.
В толпе вертелся Лютов;
сняв шапку, размахивая ею, он тоже что-то кричал, но
парень в шубе, пытаясь схватить его пьяной рукою, заглушал все голоса пронзительными визгами истерического восторга.
«Кончилось», — подумал Самгин.
Сняв очки и спрятав их в карман, он перешел на другую сторону улицы, где курчавый
парень и Макаров, поставив Алину к стене, удерживали ее, а она отталкивала их. В эту минуту Игнат, наклонясь, схватил гроб за край, легко приподнял его и, поставив на попа, взвизгнул...
— Ах ты, шут этакой! — промолвил он наконец и,
сняв шляпу, начал креститься. — Право, шут, — прибавил он и обернулся ко мне, весь радостный. — А хороший должен быть человек, право. Но-но-но, махонькие! поворачивайтесь! Целы будете! Все целы будем! Ведь это он проехать не давал; он лошадьми-то правил. Экой шут
парень. Но-но-но-ноо! с Бо-гам!
Не торопясь, Ефим пошел в шалаш, странницы
снимали с плеч котомки, один из
парней, высокий и худой, встал из-за стола, помогая им, другой, коренастый и лохматый, задумчиво облокотясь на стол, смотрел на них, почесывая голову и тихо мурлыкая песню.
Парень разинул рот и в недоуменье обернулся на своего товарища, но тот
снял обеими руками свой поярковый грешневик, обвитый золотою лентой с павлиным пером, и, кланяясь раз за разом в пояс, сказал опричнику...
Поспорят немного и лениво, и вот из темной кладовой вылезает тощий, безбородый, скуластый
парень в длинном драповом пальто, подпоясанный красным кушаком, весь облепленный клочьями шерсти. Почтительно
сняв картуз с маленькой головы, он молча смотрит мутным взглядом глубоко ввалившихся глаз в круглое лицо хозяина, налитое багровой кровью, обросшее толстым, жестким волосом.
Как только молодой
парень исчез за откосом лощины, старик
снял шапку, опустился с помощью дрожащих рук своих на колени и, склонив на грудь белую свою голову, весь отдался молитве.
Старик, сидя за узким прилавком,
снимал с иконы ризу, выковыривая гвоздики маленькой стамеской. Мельком взглянув на вошедшего
парня, он тотчас же опустил голову к работе, сухо сказав...
Каркунов. Да вижу, как не видать, чудак, вижу. Старайся, старайся. Забыт не будешь. А племянник, кум, слов-то я, слов не подберу, как нахвалиться. Я за ним как за каменной стеной! Как он дядю бережет! Приедет с дядей в трактир, сам прежде дяди пьян напьется! Золотой
парень, золотой! Едем ночью домой, кто кого везет — неизвестно, кто кого держит-не разберешь. Обнявшись едем всю дорогу, пока нас у крыльца дворники не
снимут с дрожек.
Подъезжая к своему дому, за родником на горе, мы встретили верхового
парня, который, завидев нас, чрезвычайно обрадовался, заболтал ногами по бокам лошади, на которой ехал, и,
сняв издали шапку, подскакал к нам с сияющим лицом и начал рапортовать тетушке, какое мы причинили дома всем беспокойство.
— Поди мне большой лопух сорви, — и как
парень от него отвернулся, он
снял косу с косья, присел опять на корточки, оттянул одною рукою икру у ноги, да в один мах всю ее и отрезал прочь. Отрезанный шмат мяса величиною в деревенскую лепешку швырнул в Орлик, а сам зажал рану обеими руками и повалился.
А однажды боров вырвался на улицу и мы, шестеро
парней, два часа бегали за ним по городу, пока прохожий татарин не подбил свинье передние ноги палкой, после чего мы должны были тащить животное домой на рогоже, к великой забаве жителей. Татары, покачивая головами, презрительно отплевывались, русские живо образовывали вокруг нас толпу провожатых, — черненький, ловкий студентик,
сняв фуражку, сочувственно и громко спросил Артема, указывая глазами на верещавшую свинью...
— Вот где! — сказал мой спутник, и мы пошли вправо. Через десять минут Александр Иванович снова крикнул, и ему тотчас отвечали, а вслед за тем мы увидели двух мужиков: старика и молодого
парня. Оба они, увидя Свиридова,
сняли шапки и стояли, облокотясь на свои длинные палки.
— Так, — проговорил дядя Онуфрий. — Ин велите своим
парням волочки
снимать — вместе и поедем, нам в ту же сторону версты две либо три ехать.
Выступил из толпы молодой широкоплечий
парень, волосом черен, нравом бранчлив и задорен. Всем взял: ростом, дородством, шелко́выми кудрями, взял бы и очами соколиными, да они у Пимена завсегда подбиты бывали. Подошел он к Чапурину, шапку
снял и глядит бирюком — коли, мол, что не так, так у меня наготове кулак.
Парень снял шапку и опустил голову. Девка начала рассматривать свой передник.
— Правда, много воды утекло с того времени, как мы с тобою виделись, а еще более, как с тобой свели знакомство. Я из молодого, бравого
парня стал брюхан, старичишка, а ты из красивой девки — горбатенькая старушка. Красоту твою рукой
сняло, а мою жиром занесло.
Услышав шум шагов, он насторожился, улыбка удовольствия появилась на его лице, он сделал даже несколько шагов по направлению приближающейся и вдруг очутился перед Дарьей Николаевной. Улыбка исчезла с лица
парня, он даже побледнел и сделал под первым впечатлением встречи движение, чтобы бежать, но быстро сообразил, что это невозможно,
сняв шапку, в пояс поклонился Салтыковой.
Сдержанное гудение покатилось по рядам. Высокий мужик в меховом треухе
снял со стены лампочку и потушил. Два дюжих
парня быстро направились боковым проходом к столу президиума. Вдруг всех охватила жуть. Оська шепнул...