Неточные совпадения
Уж мы различали почтовую станцию, кровли
окружающих ее саклей, и перед нами мелькали приветные огоньки, когда пахнул сырой, холодный ветер, ущелье загудело и пошел мелкий дождь. Едва успел я накинуть бурку, как повалил снег. Я с благоговением
посмотрел на штабс-капитана…
И он опустился
на лавку, истощенный и обессиленный, ни
на кого не
смотря, как бы забыв
окружающее и глубоко задумавшись. Слова его произвели некоторое впечатление;
на минуту воцарилось молчание, но вскоре раздались прежний смех и ругательства...
Ему казалось, что некоторые из них, очень многие, может быть — большинство,
смотрят на него и
на толпу зрителей, среди которых он стоит, также снисходительно, равнодушно, усмешливо, дерзко и угрюмо, а в общем глазами совершенно чужих людей, теми же глазами, как
смотрят на них люди,
окружающие его, Самгина.
Медленные пальцы маленького музыканта своеобразно рассказывали о трагических волнениях гениальной души Бетховена, о молитвах Баха, изумительной красоте печали Моцарта. Елизавета Спивак сосредоточенно шила игрушечные распашонки и тугие свивальники для будущего человека. Опьяняемый музыкой, Клим
смотрел на нее, но не мог заглушить в себе бесплодных мудрствований о том, что было бы, если б все
окружающее было не таким, каково оно есть?
Ребенок тут, подле маменьки: он вглядывается в странные
окружающие его лица, вслушивается в их сонный и вялый разговор. Весело ему
смотреть на них, любопытен кажется ему всякий сказанный ими вздор.
Может быть, когда дитя еще едва выговаривало слова, а может быть, еще вовсе не выговаривало, даже не ходило, а только
смотрело на все тем пристальным немым детским взглядом, который взрослые называют тупым, оно уж видело и угадывало значение и связь явлений
окружающей его сферы, да только не признавалось в этом ни себе, ни другим.
Тарантьев
смотрел на все угрюмо, с полупрезрением, с явным недоброжелательством ко всему
окружающему, готовый бранить все и всех
на свете, как будто какой-нибудь обиженный несправедливостью или непризнанный в каком-то достоинстве, наконец как гонимый судьбою сильный характер, который недобровольно, неуныло покоряется ей.
Ночь была лунная. Я
смотрел на Пассиг, который тек в нескольких саженях от балкона,
на темные силуэты монастырей,
на чуть-чуть качающиеся суда, слушал звуки долетавшей какой-то музыки, кажется арфы, только не фортепьян, и женский голос. Глядя
на все
окружающее, не умеешь представить себе, как хмурится это небо, как бледнеют и пропадают эти краски, как природа расстается с своим праздничным убором.
— Что вы
на меня так
смотрите, князь? — сказала она вдруг, прерывая веселый разговор и смех с
окружающими. — Я вас боюсь; мне все кажется, что вы хотите протянуть вашу руку и дотронуться до моего лица пальцем, чтоб его пощупать. Не правда ли, Евгений Павлыч, он так
смотрит?
Самая большая из проложенных через пущу дорожек пряма, но узка, и
окружающие ее деревья, если
смотреть вперед
на расстоянии нескольких шагов, сливаются в одну темную массу.
Некоторые из них были присланы
на долгие сроки,
на десять,
на двенадцать лет, а главное, они с глубоким предубеждением
смотрели на всех
окружающих, видели в каторжных одно только зверство и не могли, даже не хотели, разглядеть в них ни одной доброй черты, ничего человеческого, и что тоже очень было понятно:
на эту несчастную точку зренья они были поставлены силою обстоятельств, судьбой.
Условные положения, установленные сотни лет назад, признававшиеся веками и теперь признаваемые всеми
окружающими и обозначаемые особенными названиями и особыми нарядами, кроме того подтверждаемые всякого рода торжественностью, воздействием
на внешние чувства, до такой степени внушаются людям, что они, забывая обычные и общие всем условия жизни, начинают
смотреть на себя и всех людей только с этой условной точки зрения и только этой условной точкой зрения руководствуются в оценке своих и чужих поступков.
С удовольствием
смотрел старик
на эту прекрасную молодую женщину, не похожую
на всё его
окружающее, у которой дело так и кипело в руках.
Наружность его не обещала ничего важного; но страх, с которым
смотрели на него все
окружающие, и имя, произносимое вполголоса почти всеми, тотчас надоумили Киршу, что он видит в сей почтенной особе хозяина пчельника, где жизнь его висела
на волоске.
Окружающие смотрят друг
на друга.
Именно
на это и стало силы у Катерины, и чем сильнее говорит в ней натура, тем спокойнее
смотрит она в лицо детским бредням, которых бояться приучили ее
окружающие.
Все
окружающие полны суеверного страха, и все
окружающие согласно с понятиями и самой Катерины должны
смотреть на ее чувство к Борису как
на величайшее преступление.
Я
посмотрел на него с сожалением, бросил презрительный взгляд
на толпу трусов, его
окружающих, и побежал проститься с вами.
Сначала Григорий Иваныч не мог без смеха
смотреть на мою жалкую фигуру и лицо, но когда, развернув какую-то французскую книгу и начав ее переводить, я стал путаться в словах, не понимая от рассеянности того, что я читал, ибо перед моими глазами летали утки и кулики, а в ушах звенели их голоса, — воспитатель мой наморщил брови, взял у меня книгу из рук и, ходя из угла в угол по комнате, целый час читал мне наставления, убеждая меня, чтобы я победил в себе вредное свойство увлекаться до безумия, до забвения всего меня
окружающего…
Как бы то ни было, только я начал задумываться, или, лучше сказать, переставал обращать внимание
на все, меня
окружающее, переставал слышать, что говорили другие; без участия учил свои уроки, сказывал их, слушал замечания или похвалы учителей и часто,
смотря им прямо в глаза — воображал себя в милом Аксакове, в тихом родительском доме, подле любящей матери; всем казалось это простою рассеянностью.
В настоящие минуты он не внимал ничему
окружающему, не понимал ничего, что вокруг него делается, и
смотрел так, как будто бы для него не существовало
на самом деле ни неприятностей ненастной ночи, ни долгого пути, ни дождя, ни снега, ни ветра, ни всей крутой непогоды.
Когда я говорю —
смотрит, так я лгу: он не
смотрит, но созерцает как-то безотчетно, как будто усталый или занятый в то же время каким-нибудь другим, более интересным предметом, так что разве только мельком, почти невольно, может уделить время
на все
окружающее.
— Экчеленца, — сказал торжественно Соболь, —
посмотрите вы
на окружающую природу: высунь из воротника нос или ухо — откусит; останься в поле
на один час — снегом засыплет.
Все поражало его; он не терял ни одного впечатления и мыслящим взглядом
смотрел на лица ходящих людей, всматривался в физиономию всего
окружающего, любовно вслушивался в речь народную, как будто поверяя
на всем свои заключения, родившиеся в тиши уединенных ночей.
Положение было как раз такое, при котором я мог совершить любое беззаконие и не потерять уважения
окружающих. Я
смотрел на людей и думал: если я захочу, я могу убить этого и этого, и ничего мне за то не будет. И то, что я испытывал при этой мысли, было ново, приятно и немного страшно. Человек перестал быть чем-то строго защищаемым, до чего боязно прикоснуться; словно шелуха какая-то спала с него, он был словно голый, и убить его казалось легко и соблазнительно.
Глаза, не мигая,
смотрели на ангелочка, и под этим пристальным взглядом он становился больше и светлее, и крылышки его начинали трепетать бесшумным трепетаньем, а все
окружающее — бревенчатая, покрытая копотью стена, грязный стол, Сашка, — все это сливалось в одну ровную серую массу, без теней, без света.
В пьесе открывают, что воровка не она, а сорока, — и вот Анету несут назад в торжестве, но Анета лучше автора поняла смысл события; измученная грудь ее не нашла радостного звука; бледная, усталая, Анета
смотрела с тупым удивлением
на окружающее ликование, со стороною упований и надежд, кажется, она не была знакома.
Потом, мотая головой
на ослабевшей шее, блуждая взорами по
окружающему, отыскивал
на небе то место, куда
смотрел вечером, тяжело поднимал руку и грозил согнутым пальцем, не в силах от хмеля распрямить его.
Отрадно было то время, время всеобщего увлечения и горячности… Как-то открытее была душа каждого ко всему доброму, как-то светлее
смотрело все
окружающее. Точно теплым дыханьем весны повеяло
на мерзлую, окоченелую землю, и всякое живое существо с радостью принялось вдыхать в себя весенний воздух, всякая грудь дышала широко, и всякая речь понеслась звучно и плавно, точно река, освобожденная ото льда. Славное было время! И как недавно было оно!
— Что ж это плохо собираются! — суетливо пищал дохленький блондинчик, то обращаясь к
окружающим, то
на цыпочках устремляя взгляд вдаль по улице. — Ай-ай, господа, как же это так!.. Наши еще не все налицо… Пожалуйста же, господа,
смотрите, чтобы все так, как условлено!.. Господа!.. господа! после панихиды — чур! не расходиться!.. Пожалуйста, каждый из вас пустите в публике слух, чтобы по окончании все сюда,
на паперть: Ардальон Михайлович слово будет говорить.
И сколько духовного наслаждения вы получите, если будете
смотреть на мир божий,
на вечно
окружающую нас природу — и
на море, и
на небо — так сказать, вооруженным глазом, понимающим ее явления, и воспринимать впечатления новых стран, совсем иных культур и народов, приготовленные предварительным знакомством с историей, с бытом ее обитателей, с ее памятниками…
На некрасивом умном личике Нан тоже примечалось волнение… Белые брови сдвинулись, длинные большие зубы прикусили нижнюю губу. Она
смотрела в окно и, казалось, была Далека от
окружающей ее обстановки.
Он навсегда уезжает из станицы. Жалок его отъезд. С глубоким равнодушием все
смотрят на уезжающего, как будто он и не жил среди них. И ясно: Оленин стал всем чужд не потому, что не сумел удержаться
на высоте своего самоотвержения, а потому, что в нем не оказалось жизни, — той жизни, которая ключом бьет
окружающих людях — в Лукашке, Марьяне, дяде Ерошке.
Старуха
посмотрела на него и говорит своим
окружающим...
— В баню, говорит, поедем! — передала Александра Михайловна
окружающим. Бешеная злоба сдавила ей дыхание. Хотелось, чтобы кто-нибудь громко, исступленно крикнул: «Девушки, да докуда же мы будем терпеть?!» И чтоб всем вбежать к Матвееву, повалить его и бить, бить эту поганую тушу ногами, стульями, топтать каблуками… Дарья Петровна с сожалением
смотрела на Таню, глаза Фокиной мрачно горели.
Широко открывшимися глазами человека, проснувшегося от глубокого сна,
смотрит Толстой
на окружающие уродства жизни.
В свою очередь,
окружающие смотрели на нее как
на удивительное явление из какого-то неизвестного им мира.
— Это произошло по воле Божией, — сказал Григорий Александрович
окружающим. —
Посмотрите на эту церковь, я соорудил ее во имя Святого Георгия, моего покровителя, и сражение под Кинбурном случилось
на другой день его праздника.
У одного Егора Никифорова порой в глазах светилась грусть, когда он
смотрел на счастливые лица обитателей высокого дома. Он старался скрыть эту грусть, это томящее его предчувствие стерегущего высокий дом несчастья от
окружающих, и это было для него тем легче, что эти
окружающие, счастливые и довольные, не замечали странного выражения его глаз, а, быть может, приписывали его перенесенным им страданиям
на каторге и в силу этого не решались спросить его.
Он начал
смотреть по сторонам,
на окружающую местность, хотя ему, который только утром в первый раз в жизни прибыл в столицу, эта местность не могла объяснить ничего.
Она
смотрела наивными глазами
на окружающее ее неприкрытое бесстыдство, даже начала улыбаться ему, как вдруг ей внезапно было нанесено страшное оскорбление, и глаза ее открылись.
Все
окружающие диву давались,
смотря на нее, и даже в сердце Егора Егоровича запала надежда
на возможность объяснения с присмиревшей домоправительницей,
на освобождение его, с ее согласия, от тягостной для него связи и
на брак с Глашей, которая через несколько месяцев должна была сделаться матерью и пока тщательно скрывала свое положение, что, к счастью для нее, было еще возможно.
Вступление
на престол императрицы Екатерины застало Дарью Николаевну в Троицком. Она получила об этом обстоятельное известие, так как у нее и в Петербурге были люди, интересовавшиеся ее громадным состоянием. В письме предупреждали об осторожности в поступках, так как
окружающие новую императрицу люди
на все-де
смотрят иначе, и то, что сходило с рук при Елизавете Петровне, теперь не сойдет.
Глафира Петровна
на самом деле окончательно размякла и
смотрела на Дарью Николаевну добрыми, ласковыми глазами. Произведенное благоприятное впечатление, как
окружающей обстановкой, так и самой хозяйкой, было так неожиданно, что Глафира Петровна не в состоянии была рассуждать и что-либо противопоставить наплыву чувств, с какою-то особою силою повлекших ее к сидевшей против нее девушки.
Талечка,
на самом деле, и по наружности, и по внутреннему своему мировоззрению была им. Радостно
смотрела она
на мир Божий, с любовью относилась к
окружающим ее людям, боготворила отца и мать, нежно была привязана к Лидочке, но вне этих трех последних лиц, среди знакомых молодых людей, посещавших, хотя и не в большом количестве, их дом, не находилось еще никого, кто бы заставил не так ровно забиться ее полное общей любви ко всему человечеству сердце.
— Увы, к сожалению, Любовь Аркадьевна так замкнута. Она
смотрит на всех
окружающих, как
на врагов, а
на меня в особенности… У ней, по-видимому, есть какое-то горе… Мне кажется, она кого-то полюбила…
Заподозренных
окружающих княгиню арестуют, начнут от них допытываться истины и, быть может, даже наверное, допытаются. Конец обнаруженной нити доведет до него, Степана, и до самого князя, а таким делам и сама государыня не потатчица, не
посмотрит на сиятельное лицо, а упечет туда, «куда Макар и телят не гонял!»
Причинами такого водимого и быстрого нравственного падения князя Владимира Александровича Шестова была с одной стороны его воспитание, отсутствие каких-либо нравственных правил, его положительная неподготовленность к трудовой жизни, отсутствие не только образования, но даже элементарных знаний, с другой же наступившее безденежье, вызвавшее вдруг страшное сознание своей положительной беспомощности, пробудившее дурные инстинкты его натуры в мелочах, ставшие заметными для
окружающих, так как известно, что крупные подлости, совершаемые под аккомпанемент золотого звона, заглушаются этою дивной мелодией: они вовсе не замечаются, или же
на них сквозь пальцы
смотрит совеременное общество.
Все
смотрят на него с недоумением, как бы спрашивая его, что такое Санкт-Петербург. И тут с красноречием гения творческого, всемогущего поведает он
окружающим его свои исполинские планы. Холодный, расчетливый Шереметев представляет неудобства: он указывает
на дремучие леса, непроходимые болота и, наконец,
на маститое дерево, служившее туземцам для отметки высоты, по которую в разные времена невские воды выходили из берегов своих.
Он не отвечал мне ни слова, и, вообразите, мне показалось, что он угомонился, но — позор человечества! — в это же время я вдруг заметил, что из всех его
окружающих на меня не
смотрит ни один человек и все они держат своих коней как можно плотнее к нему, чтобы оттереть меня от него или оборонить от меня. Вообще, не знаю, что такое они хотели, но во всяком случае что-то противное и глупое.