Неточные совпадения
Пришли
сыны Последыша:
«Эх! Клим-чудак! до
смеху ли?
Старик прислал нас; сердится,
Что долго нет виновного…
Да кто у вас сплошал...
Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо, пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и
сыновья ли у него, или целых шестеро дочерей с звонким девическим
смехом, играми и вечною красавицей меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам или хмурен, как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную для юности рожь и пшеницу.
Она стремительно подошла к
сыну; короткий грудной
смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах — вот все.
Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже
смех, явный
смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском лице; это разврат, это лицо камелии, [Камелия — здесь: женщина сомнительного поведения (от названия романа А. Дюма-сына «Дама с камелиями»).] нахальное лицо продажной камелии из француженок.
— Да я полагаю, — ответил Базаров тоже со
смехом, хотя ему вовсе не было весело и нисколько не хотелось смеяться, так же как и ей, — я полагаю, следует благословить молодых людей. Партия во всех отношениях хорошая; состояние у Кирсанова изрядное, он один
сын у отца, да и отец добрый малый, прекословить не будет.
— Исусом,
сыном Сираховым, премудро сказано: «Буй в
смехе возносит глас свой; муж разумный едва тихо осклабится»…
Дикий-Барин посмеивался каким-то добрым
смехом, которого я никак не ожидал встретить на его лице; серый мужичок то и дело твердил в своем уголку, утирая обоими рукавами глаза, щеки, нос и бороду: «А хорошо, ей-богу хорошо, ну, вот будь я собачий
сын, хорошо!», а жена Николая Иваныча, вся раскрасневшаяся, быстро встала и удалилась.
Но дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода, гнездо не разорилось: Леночка, превратившаяся в стройную, красивую девушку, и ее жених — белокурый гусарский офицер,
сын Марьи Дмитриевны, только что женившийся в Петербурге и вместе с молодой женой приехавший на весну в О…, сестра его жены, шестнадцатилетняя институтка с алыми щеками и ясными глазками, Шурочка, тоже выросшая и похорошевшая, — вот какая молодежь оглашала
смехом и говором стены калитинского дома.
Мать передавала
сыну все эти разговоры, он молча пожимал плечами, а хохол смеялся своим густым, мягким
смехом.
Законоучитель Введенский был вдовец, академик и человек очень самолюбивый. Еще в прошлом году он встретился в одном обществе с отцом Смоковникова и, столкнувшись о ним в разговоре о вере, в котором Смоковников разбил его по всем пунктам и поднял на
смех, решил обратить особенное внимание на
сына и, найдя в нем такое же равнодушие к Закону Божию, как и в неверующем отце, стал преследовать его и даже провалил его на экзамене.
— Это
сын ихнего хозяина, он завсегда его так бьет, — отвечал он, всхлипывая от
смеха, — намеднись песком так глаза засорил, что насилу отмыли… Эка нюня несообразная! — прибавил он с каким-то презрением, видя, что Оська не унимается.
В помещичьем имении, управляющего
сын, об масленице, с пьяной компанией забавлялись, да кто их знает? невзначай, что ли, али и для
смеху, пожалуй, только и зашибли они одну девку совсем до смерти.
Фома знал, что тетка не пустит отца, и снова засыпал под шум их голосов. Когда ж Игнат являлся пьяный днем — его огромные лапы тотчас хватали
сына, и с пьяным, счастливым
смехом отец носил Фому по комнатам и спрашивал его...
— Когда Княжевичи жили в Уфе, то мы видались очень часто, и мы с сестрой игрывали вместе с их старшими
сыновьями, Дмитрием и Александром, которые также были тут и которых я не скоро узнал; но когда мать все это мне напомнила и растолковала, то я вдруг закричал: «Ах, маменька, так это те Княжевичи, которые учили меня бить лбом грецкие орехи!» Восклицание мое возбудило общий
смех.
Артамонов смеялся;
сын был единственным существом, вызывавшим у него хороший, лёгкий
смех.
И увидел он в своих исканиях, что участь
сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание — умножает скорбь. Узнал он также, что и при
смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль. И однажды утром впервые продиктовал он Елихоферу и Ахии...
Обыкновенными дидактическими рассуждениями наполнены статьи: «Утро», «Полдень» М. X., «Сокращенный катехизис честного человека», «Об истинном благополучии», «Письмо из Карасубазара», «Письмо о великодушных чувствованиях» Богдановича, «Письмо отца и
сына», сообщенное Яковом Дол., «Подражание английскому «Зрителю»«, «Некоторые рассуждения о
смехе»; отчасти также статьи: «Приятное путешествие» К — ва, «Путешествующие» и др. (68).
Сын. Madame, я теперь был свидетелем пресмешныя сцены. J'ai pense crever de rire [Я думал, что лопну со
смеху (франц.).]. Твой муж объявил любовь свою моей матушке! Ха-ха-ха-ха!
Сын. В Париже все почитали меня так, как я заслуживаю. Куда бы я ни приходил, везде или я один говорил, или все обо мне говорили. Все моим разговором восхищались. Где меня ни видали, везде у всех радость являлася на лицах, и часто, не могши ее скрыть, декларировали ее таким чрезвычайным
смехом, который прямо показывал, что они обо мне думают.
Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Со
смехом) Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, чтó ты говорил — и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на
сына, уходит и запирает двери за собою.)
Было много веселых игр,
смеха и песен — на следующее утро уезжал в Петербург
сын Петра Ильича, офицер, и знакомые собрались проводить его.
— У него все возможно. Таков уж норов у крестного, — сказал Сергей Андреич. — Что в голову залезло, клином не выбьешь… Конечно, по достаткам его, особенно же теперь, когда одна дочь осталась, любой первостатейный готов за
сына ее посватать, да крестному это все наплевать. Забрело на мысли — шабаш. Право, не в зятья ли он тебя прочит? — прибавил Колышкин с радушным
смехом, хлопнув рукой по плечу Алексея.
Тогда Куршуд-бек спросил его: «А как тебя зовут, путник?» — «Шинды Гёрурсез (скоро узнаете)». — «Что это за имя, — воскликнул тот со
смехом. — Я первый раз такое слышу!» — «Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи приходили к дверям спрашивать,
сына или дочь Бог ей дал; им отвечали — шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это имя». — После этого он взял сааз и начал петь...
Это серьезнейшим образом. Долго потом все с любовным
смехом вспоминали, как бабушка выходила к
сыновьям и извинялась, что не умерла.
Говорили, будто он — незаконный
сын Николая I, и будто он этим, к нашему изумлению и
смеху, — очень гордился.
— Если вы уважаете эту девушку, так, конечно, не
смех возбудит мой рассказ. Еще оговорку. У меня один
сын; каков ни есть, он дорог матери. Отними его, Господи, у меня, если я хоть в одном слове покривлю душою в том, что вам передаю. Слушайте же.
Во время Масленницы он, по усиленным просьбам
сына, водил его несколько раз на площадь Большого театра, где в описываемое время происходили народные гулянья, построены были балаганы, кружились карусели, пели песенники на самокатах и из огороженной высокой парусины палатки морил со
смеху невзыскательных зрителей классический «петрушка».
Ипполитов. Прочтите ответ на лице вашего
сына. (Павел Флегонтыч, прочитав письмо, стоит, как бы пораженный громом.) В таком положении был мой друг, когда презренный
сын этого отпущенника показал на вечере у Гусыниных страшные, изумительные опыты своего влияния на бедную жертву свою, когда она, бледная, трепещущая от одного слова, пала без чувств! Теперь и моя очередь пришла сказать одно слово; посмотрим, на чьей стороне будет
смех. (Указывая на Павла Флегонтыча.) Самозванец.
Семен Порфирьевич удивленно посмотрел на
сына. Последний засмеялся гадким
смехом.
Громкий
смех народа прервал это объяснение: он сопровождал падение Мамонова
сына, потерявшего равновесие в тот миг, как занес сильный удар на своего противника, который умел мастерски его избегнуть.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо
сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным
смехом.