Неточные совпадения
— А… ты?.. а вы? — пробормотал со
слезами на глазах
старик… — сколько лет… сколько дней… да куда это?..
Он обнял ноги
старика, облил их
слезами.
Перескажу простые речи
Отца иль дяди-старика,
Детей условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку,
слезы примиренья,
Поссорю вновь, и наконец
Я поведу их под венец…
Я вспомню речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне приходили на язык,
От коих я теперь отвык.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается,
слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому
старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные
слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки мастеровых, буйства пьяных мужиков у дверей базарных трактиров на городской площади против гимназии и снова
слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди стали хуже: и богомольный, благообразный
старик дворник Степан, и молчаливая, толстая Феня, неутомимо пожиравшая все сладкое.
Это было очень оглушительно, а когда мальчики кончили петь, стало очень душно. Настоящий
Старик отирал платком вспотевшее лицо свое. Климу показалось, что, кроме пота, по щекам деда текут и
слезы. Раздачи подарков не стали дожидаться — у Клима разболелась голова. Дорогой он спросил дедушку...
В пекарне началось оживление, кудрявый Алеша и остролицый, худенький подросток Фома налаживали в приямке два самовара, выгребали угли из печи, в углу гремели эмалированные кружки, лысый
старик резал каравай хлеба равновесными ломтями, вытирали стол, двигали скамейки, по асфальту пола звучно шлепали босые подошвы, с печки
слезли два человека в розовых рубахах, без поясов, одинаково растрепанные, одновременно и как будто одними и теми же движениями надели сапоги, полушубки и — ушли в дверь на двор.
Если приказчик приносил ему две тысячи, спрятав третью в карман, и со
слезами ссылался на град, засухи, неурожай,
старик Обломов крестился и тоже со
слезами приговаривал: «Воля Божья; с Богом спорить не станешь! Надо благодарить Господа и за то, что есть».
С какой доверчивостью лживой,
Как добродушно на пирах,
Со старцами
старик болтливый,
Жалеет он о прошлых днях,
Свободу славит с своевольным,
Поносит власти с недовольным,
С ожесточенным
слезы льет,
С глупцом разумну речь ведет!
И он спас ее от
старика, спас от бедности, но не спас от себя. Она полюбила его не страстью, а какою-то ничем не возмутимою, ничего не боящеюся любовью, без
слез, без страданий, без жертв, потому что не понимала, что такое жертва, не понимала, как можно полюбить и опять не полюбить.
Он хотел броситься обнимать меня;
слезы текли по его лицу; не могу выразить, как сжалось у меня сердце: бедный
старик был похож на жалкого, слабого, испуганного ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели к чужим людям. Но обняться нам не дали: отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна, но не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к двери.
— Улетела наша жар-птица… — прошептал
старик, помогая Привалову раздеться в передней; на глазах у него были
слезы, руки дрожали. — Василий Назарыч уехал на прииски; уж неделю, почитай. Доедут — не доедут по последнему зимнему пути…
В голосе
старика опять послышались глухие
слезы, но он сдержал себя на этот раз.
На глазах
старика стояли
слезы, но он не отирал их и, глубоко вздохнув, проговорил прерывавшимся от волнения голосом...
— Ох, напрасно, напрасно… — хрипел Данилушка, повертывая головой. —
Старики ндравные, чего говорить, характерные, а только они тебя любят пуще родного детища… Верно тебе говорю!.. Может,
слез об тебе было сколько пролито. А Василий-то Назарыч так и по ночам о тебе все вздыхает… Да. Напрасно, Сереженька, ты их обегаешь! Ей-богу… Ведь я тебя во каким махоньким на руках носил, еще при покойнике дедушке. Тоже и ты их любишь всех, Бахаревых-то, а вот тоже у тебя какой-то сумнительный характер.
Досифея подала самовар и радостно замычала, когда Привалов заговорил с ней. Объяснив при помощи знаков, что седой
старик с большой бородой сердится, она нахмурила брови и даже погрозила кулаком на половину Василия Назарыча. Марья Степановна весело смеялась и сквозь
слезы говорила...
И он упал на стул и, закрыв обеими ладонями лицо, навзрыд заплакал. Но это были уже счастливые
слезы. Он мигом опомнился.
Старик исправник был очень доволен, да, кажется, и юристы тоже: они почувствовали, что допрос вступит сейчас в новый фазис. Проводив исправника, Митя просто повеселел.
У меня мелькнула мысль, что я причина его страха. Мне стало неловко. В это время Аринин принес мне кружку чая и два куска сахара. Я встал, подошел к китайцу и все это подал ему.
Старик до того растерялся, что уронил кружку на землю и разлил чай. Руки у него затряслись, на глазах показались
слезы. Он опустился на колени и вскрикнул сдавленным голосом...
Сердце
старика закипело,
слезы навернулись на глаза, и он дрожащим голосом произнес только: «Ваше высокоблагородие!., сделайте такую божескую милость!..» Минский взглянул на него быстро, вспыхнул, взял его за руку, повел в кабинет и запер за собою дверь.
Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием. Долго отыскивая в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда
старик узнал, что ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь
слезы...
Старик кланялся мне в пояс и плакал; кучер, стегнувши лошадь, снял шляпу и утер глаза, — дрожки застучали, и
слезы полились у меня градом.
Мы перешли в другую комнату. В коридоре понабрались разные лица, вдруг продирается
старик итальянец, стародавний эмигрант, бедняк, делавший мороженое, он схватил Гарибальди за полу, остановил его и, заливаясь
слезами, сказал...
— Надо помогать матери — болтал он без умолку, — надо
стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем в лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам судьбы не миновать, будем жить в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей
слезы, Гришка Отрепьев!
Старики уселись и поехали. Михей Зотыч продолжал ворчать, а старец Анфим только встряхивал головой и вздыхал. Когда поезд углевозов скрылся из виду, он остановил лошадь,
слез с облучка, подошел к Михею Зотычу, наклонился к его уху и шепотом заговорил...
— Если бы вы только могли видеть, Болеслав Брониславич! — говорила Устенька со
слезами на глазах. — Голодающие дети, голодающие матери,
старики, отцы семейств… Развивается голодный тиф.
Старик страшно бунтовал, разбил графин с водой и кончил
слезами. Замараев увел его под руку в свой кабинет, усадил на диван и заговорил самым убедительным тоном...
Эта забота об Устеньке постороннего человека растрогала
старика до
слез, и он только молча пожал руку человеку, которому не верил и которого в чем-то подозревал. Да, не знаешь, где потеряешь, где найдешь.
Они просидели целый вечер в кабинете Стабровского.
Старик сильно волновался и несколько раз отвертывался к окну, чтобы скрыть
слезы.
Это уже не одни стоны личного горя, не одно слепое страдание. На глазах
старика появились
слезы.
Слезы были и на глазах его соседей.
Вера Лебедева, впрочем, ограничилась одними
слезами наедине, да еще тем, что больше сидела у себя дома и меньше заглядывала к князю, чем прежде, Коля в это время хоронил своего отца;
старик умер от второго удара, дней восемь спустя после первого.
Матюшка опять молчал, а у Родиона Потапыча блестели
слезы на глазах. Это было его последнее золото… Выломав несколько кусков получше,
старик велел забойщикам подняться наверх, а западню в шахту запер на замок собственноручно… Оно меньше греха.
Федосья убежала в зажиточную сравнительно семью; но, кроме самовольства, здесь было еще уклонение в раскол, потому что брак был сводный. Все это так поразило Устинью Марковну, что она, вместо того чтобы дать сейчас же знать мужу на Фотьянку, задумала вернуть Федосью домашними средствами, чтобы не делать лишней огласки и чтобы не огорчить
старика вконец. Устинья Марковна сама отправилась в Тайболу, но ее даже не допустили к дочери, несмотря ни на ее
слезы, ни на угрозы.
Оглядевшись еще раз,
старик проговорил упавшим голосом, в котором слышались
слезы...
— Та будь ласкова, разговори своего-то
старика, — уговаривала Ганна со
слезами на глазах. — Глупая моя Федорка, какая она сноха в таком большом дому… И делать ничего не вмеет, — совсем ледаща.
Нюрочка добыла себе у Таисьи какой-то старушечий бумажный платок и надела его по-раскольничьи, надвинув на лоб. Свежее, почти детское личико выглядывало из желтой рамы с сосредоточенною важностью, и Петр Елисеич в первый еще раз заметил, что Нюрочка почти большая. Он долго провожал глазами укатившийся экипаж и грустно вздохнул: Нюрочка даже не оглянулась на него… Грустное настроение Петра Елисеича рассеял Ефим Андреич:
старик пришел к нему размыкать свое горе и не мог от
слез выговорить ни слова.
Парасковья Ивановна с полуслова знала, в чем дело, и даже перекрестилась. В самом-то деле, ведь этак и жизни можно решиться, а им двоим много ли надо?.. Глядеть жаль на Ефима Андреича, как он убивается. Участие жены тронуло
старика до
слез, но он сейчас же повеселел.
Из корпуса его увели в квартиру Палача под руки. Анисье пришлось и раздевать его и укладывать в постель. Страшный самодур, державший в железных тисках целый горный округ, теперь отдавался в ее руки, как грудной младенец, а по суровому лицу катились бессильные
слезы. Анисья умелыми, ловкими руками уложила
старика в постель, взбила подушки, укрыла одеялом, а сама все наговаривала ласковым полушепотом, каким убаюкивают малых ребят.
— Да, кажется, — отвечал
старик, смаргивая нервную
слезу и притворяясь, что ему попал в глаза дым.
— Да что это, однако, за вздор в самом деле, — сказал со
слезами на глазах
старик. — Я тебе приказываю…
Слышал я также, как моя мать просила и молила со
слезами бабушку и тетушку не оставить нас, присмотреть за нами, не кормить постным кушаньем и, в случае нездоровья, не лечить обыкновенными их лекарствами: гарлемскими каплями и эссенцией долгой жизни, которыми они лечили всех, и
стариков и младенцев, от всех болезней.
Я так обрадовался, что чуть не со
слезами бросился на шею
старику и, не помня себя, запрыгал и побежал домой, оставя своего отца беседовать с Аничковым.
Старик Захаревский весь молебен стоял на коленях и беспрестанно кланялся в землю, складывая руки, и несколько раз даже
слезы появлялись на его глазах...
За меня бог не даст счастья твоему сыну!»
Слезы текли, и холод пробегал по нервам
старика.
На этот раз, проходя потихоньку по зале, Паша заглянул ему в лицо и увидел, что по сморщенным и черным щекам
старика текли
слезы.
Она залилась
слезами. Эту речь она, кажется, давно уже сообразила и вытвердила, на случай если
старик еще раз будет ее приглашать к себе.
Старик был поражен и побледнел. Болезненное ощущение выразилось в лице его.
— Друг мой!.. жизнь моя!.. радость моя!.. — бессвязно восклицал
старик, схватив руки Наташи и, как влюбленный, смотря в бледное, худенькое, но прекрасное личико ее, в глаза ее, в которых блистали
слезы.
Она засыпала меня вопросами. Лицо ее сделалось еще бледнее от волнения. Я рассказал ей подробно мою встречу с
стариком, разговор с матерью, сцену с медальоном, — рассказал подробно и со всеми оттенками. Я никогда ничего не скрывал от нее. Она слушала жадно, ловя каждое мое слово.
Слезы блеснули на ее глазах. Сцена с медальоном сильно ее взволновала.
В такие минуты
старик тотчас же черствел и угрюмел, молчал, нахмурившись, или вдруг, обыкновенно чрезвычайно неловко и громко, заговаривал о другом, или, наконец, уходил к себе, оставляя нас одних и давая таким образом Анне Андреевне возможность вполне излить передо мной свое горе в
слезах и сетованиях.
— Наташенька, деточка моя, дочка моя, милочка, что с тобою! — вскричал он наконец, и
слезы градом хлынули из глаз его. — Отчего ты тоскуешь? Отчего плачешь и день и ночь? Ведь я все вижу; я ночей не сплю, встаю и слушаю у твоей комнаты!.. Скажи мне все, Наташа, откройся мне во всем,
старику, и мы…
Свидание двух генералов было странное. Старый генерал расчувствовался и пролил
слезы. Молодой генерал смотрел строго, как будто приехал судить
старика. «Раб лукавый! — как бы говорил его холодный, почти стеклянный взор, — куда ты зарыл вверенный тебе талант?»