Неточные совпадения
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку
слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь
город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы
о нем говорить.
Странно было
слышать, что она говорит, точно гимназистка, как-то наивно, даже неправильно, не своей речью и будто бы жалуясь. Самгин начал рассказывать
о городе то, что узнал от старика Козлова, но она, отмахиваясь платком от пчелы, спросила...
Целый вечер просидели мы все вместе дома, разговаривали
о европейских новостях,
о вчерашнем пожаре,
о лагере осаждающих,
о их неудачном покушении накануне сжечь
город, об осажденных инсургентах,
о правителе шанхайского округа, Таутае Самква, который был в немилости у двора и которому обещано прощение, если он овладеет
городом. В тот же вечер мы
слышали пушечные выстрелы, которые повторялись очень часто: это перестрелка императорских войск с инсургентами, безвредная для последних и бесполезная для первых.
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца и потом перевела свой взгляд на Привалова с тем выражением, которое говорило: «Вы уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что уже кое-что
слышала о нем и что очень рада видеть его у себя; потом сказала два слова
о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась об Узле, который, по ее словам, был уже на пути к известности, не в пример другим уездным
городам.
— Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские, в
городу проживаем. Тебя повидать, отец, прибыла.
Слышали о тебе, батюшка,
слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога. В трех монастырях побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка, и сюда, к вам то есть, голубчик, к вам». Пришла, вчера у стояния была, а сегодня и к вам.
—
Слышала, знаю,
о, как я желаю с вами говорить! С вами или с кем-нибудь обо всем этом. Нет, с вами, с вами! И как жаль, что мне никак нельзя его видеть! Весь
город возбужден, все в ожидании. Но теперь… знаете ли, что у нас теперь сидит Катерина Ивановна?
В это время мне довелось быть в одном из
городов нашего юга, и здесь я
услышал знакомую фамилию. Балмашевский был в этом
городе директором гимназии. У меня сразу ожили воспоминания
о нашем с Гаврилой посягательстве на права государственного совета,
о симпатичном вмешательстве Балмашевского, и мне захотелось повидать его. Но мои знакомые, которым я рассказал об этом эпизоде, выражали сомнение: «Нет, не может быть! Это, наверное, другой!»
Переезд в деревню и занятия хозяйством он считал необходимым даже и тогда, когда бы бабушка согласилась жить с нами в
городе,
о чем она и
слышать не хотела.
Я совершенно потерял Машу из вида и только мельком
слышал, что надежды Порфирьева осуществились и что «молодые» поселились в губернском
городе Т. Я даже совершенно забыл
о существовании Березников и никогда не задавался вопросом, страдает ли Маша боязнью вечности, как в былые времена.
События последних дней утомили ее, и теперь,
услышав о возможности для себя жить вне
города, вдали от его драм, она жадно ухватилась за эту возможность.
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в
городе, и к кому бы вы ни обратились с вопросом
о нем, отвсюду наверное
услышите один и тот же отзыв: «Какой приятный человек Порфирий Петрович!», «Какой милый человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и всею позою говорящего. Вы
слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности к Порфирию Петровичу.
Наконец, уж почти перед самым моим отъездом из
города, Гришка пришел ко мне и как-то таинственно, словно боялся, что его
услышат, объявил, что он женится на хозяйской дочери, Феклинье, той самой,
о которой он упоминал не раз и в прежних собеседованиях со мною.
Город гремел, а Лозинский, помолившись богу и рано ложась на ночь, закрывал уши, чтобы не
слышать этого страшного, тяжелого грохота. Он старался забыть
о нем и думать
о том, что будет, когда они разыщут Осипа и устроятся с ним в деревне…
— И вдруг — эти неожиданные, страшные ваши записки! Читали вы их, а я
слышала какой-то упрекающий голос, как будто из дали глубокой, из прошлого, некто говорит: ты куда ушла, куда? Ты французский язык знаешь, а — русский? Ты любишь романы читать и чтобы красиво написано было, а вот тебе — роман
о мёртвом мыле! Ты всемирную историю читывала, а историю души
города Окурова — знаешь?
Слова её падали медленно, как осенние листья в тихий день, но слушать их было приятно. Односложно отвечая, он вспоминал всё, что
слышал про эту женщину: в своё время
город много и злорадно говорил
о ней,
о том, как она в первый год по приезде сюда хотела всем нравиться, а муж ревновал её, как он потом начал пить и завёл любовницу, она же со стыда спряталась и точно умерла — давно уже никто не говорил
о ней ни слова.
—
О том, что почти вся палата, в полном составе, ездила в
город Парэ-ле-Мониаль и от сатаны отреклась —
слышали?
Явление это, свойственное лишь большим
городам, показалось мне чрезмерным для сравнительно небольшого Гель-Гью,
о котором я
слышал, что в нем пятьдесят тысяч жителей.
Оренбургские жители,
услышав о своем освобождении, толпами бросились из
города вслед за шестьюстами человек пехоты, высланных Рейнсдорпом к оставленной слободе, и овладели жизненными запасами.
На другой день Пугачев подступил к
городу со стороны Волги и был опять отбит Бошняком. Между тем
услышал он
о приближении отрядов и поспешно стал удаляться к Сарепте.
Ночью отряд его тронулся с места. Поутру, в сорока пяти верстах от Казани,
услышал пушечную пальбу. К полудню густой багровый дым возвестил ему
о жребии
города.
О господах он говорил больше междометиями, — очевидно, они очень поразили его воображение, но их фигуры как-то расплылись в памяти и смешались в одно большое, мутное пятно. Прожив у сапожника около месяца, Пашка снова исчез куда-то. Потом Перфишка узнал, что он поступил в типографию и живёт где-то далеко в
городе.
Услышав об этом, Илья с завистью вздохнул и сказал Якову...
Каждый день Илья
слышал что-нибудь новое по этому делу: весь
город был заинтересован дерзким убийством,
о нём говорили всюду — в трактирах, на улицах. Но Лунёва почти не интересовали эти разговоры: мысль об опасности отвалилась от его сердца, как корка от язвы, и на месте её он ощущал только какую-то неловкость. Он думал лишь об одном: как теперь будет жить?
Команда парохода любила его, и он любил этих славных ребят, коричневых от солнца и ветра, весело шутивших с ним. Они мастерили ему рыболовные снасти, делали лодки из древесной коры, возились с ним, катали его по реке во время стоянок, когда Игнат уходил в
город по делам. Мальчик часто
слышал, как поругивали его отца, но не обращал на это внимания и никогда не передавал отцу того, что
слышал о нем. Но однажды, в Астрахани, когда пароход грузился топливом, Фома услыхал голос Петровича, машиниста...
И вдруг вспомнил
о боге, имя которого он
слышал редко за время жизни в
городе и почти никогда не думал
о нём.
Подрядчик-плотник всю свою жизнь строит в
городе дома и все же до самой смерти вместо «галерея» говорит «галдарея», так и эти шестьдесят тысяч жителей поколениями читают и
слышат о правде,
о милосердии и свободе и все же до самой смерти лгут от утра до вечера, мучают друг друга, а свободы боятся и ненавидят ее, как врага.
В другой раз, за обедом у одного из почетнейших лиц
города, я
услышал от соседа следующий наивный рассказ
о двоеженстве нашего амфитриона.
— Вот то-то же, братец! Я
слышал, что губернатор объезжает губернию: теперь тебе и горюшка мало, а он, верно, в будущем месяце заедет в наш
город и у меня будет в гостях, — примолвил с приметной важностию Ижорской. — Он много наслышался
о моей больнице,
о моем конском заводе и
о прочих других заведениях. Ну что ж? Праздников давать не станем, а запросто, милости просим!
— Ну, вот, сударь! Я провалялся без ноги близко месяца; вы изволили уехать; заговорили
о французах,
о войне; вдруг
слышу, что какого-то заполоненного француза привезли в деревню к Прасковье Степановне. Болен, дискать, нельзя гнать с другими пленными! Как будто бы у нас в
городе и острога нет.
Прежде всего зашел к портному, оделся с ног до головы и, как ребенок, стал обсматривать себя беспрестанно; накупил духов, помад, нанял, не торгуясь, первую попавшуюся великолепнейшую квартиру на Невском проспекте, с зеркалами и цельными стеклами; купил нечаянно в магазине дорогой лорнет, нечаянно накупил тоже бездну всяких галстуков, более нежели было нужно, завил у парикмахера себе локоны, прокатился два раза по
городу в карете без всякой причины, объелся без меры конфектов в кондитерской и зашел к ресторану французу,
о котором доселе
слышал такие же неясные слухи, как
о китайском государстве.
И Милорд залаял басом: «Гав! гав!» Оказалось, что мальчиков задержали в
городе, в Гостином дворе (там они ходили и все спрашивали, где продается порох). Володя как вошел в переднюю, так и зарыдал и бросился матери на шею. Девочки, дрожа, с ужасом думали
о том, что теперь будет,
слышали, как папаша повел Володю и Чечевицына к себе в кабинет и долго там говорил с ними; и мамаша тоже говорила и плакала.
Все наши девы и девчонки, разумеется, много знали
о страшном Селиване, вблизи двора которого замерз мужик Николай. По этому случаю теперь вспомнили Селивану все его старые проделки,
о которых я прежде и не знал. Теперь обнаружилось, что кучер Константин, едучи один раз в
город за говядиной,
слышал, как из окна Селивановой избы неслися жалобные стоны и слышались слова: «Ой, ручку больно! Ой, пальчик режет».
Но лишь объявив ей
о том, как она и
слышать не захотела, и объявила мне, что я как хочу, а она не переедет, договорила-де квартиру на год и иначе жить не может, как в
городе.
Нечего скрывать: все мастерства, какие были в
городе, все явились услужить мне,
слыша — так говорили все пришедшие —
о моем вкусе, что я знаток в прекрасном и люблю щегольски наряжаться.
— Да ведь у вас когда же
о чем-нибудь интересном
слышат! Такой уж у вас
город глохлый.
— Ну, надо
о чем-нибудь говорить… Люди любят иногда послушать Басю. Бася знает много любопытных историй. Вот, знаете, какая недавно была любопытная история в одном
городе? Это даже недалеко от нас. Мм-мм-мм… Вы, может, уже
слышали ее. Нет? Не
слышали, как один ширлатан хотел жениться на одной еврейской девочке… Ну, он себе был тоже еврей… Вот, как Фроим…
— У нас в
городе нет правильного ветеринарного надзора, и от этого много болезней. То и дело
слышишь, люди заболевают от молока и заражаются от лошадей и коров.
О здоровье домашних животных, в сущности, надо заботиться так же, как
о здоровье людей.
Но между тем я сам живу в
городе Н. — беспрестанно
слышу благодарные воспоминания
о нем от людей, им вылеченных, и нахожу, что его уважают даже люди, никогда не бывшие больными.
— Крах неизбежен… Дошли до вас слухи
о том, каких дел наделали директора банка?.. Я сегодня утром
слышал… Вы ведь были в
городе… Там, наверно, знают…
Все, что удавалось до того и читать и
слышать о старой столице Австрии, относилось больше к ее бытовой жизни. Всякий из нас повторял, что этот веселый, привольный
город —
город вальсов, когда-то Лайнера и старика Штрауса, а теперь его сына Иоганна, которого мне уже лично приводилось видеть и
слышать не только в Павловске, но и в Лондоне, как раз перед моим отъездом оттуда, в августе 1868 года.
В ваших книгах я взбирался на вершины Эльборуса и Монблана и видел оттуда, как по утрам восходило солнце и как по вечерам заливало оно небо, океан и горные вершины багряным золотом; я видел оттуда, как надо мной, рассекая тучи, сверкали молнии; я видел зеленые леса, поля, реки, озера,
города,
слышал пение сирен и игру пастушеских свирелей, осязал крылья прекрасных дьяволов, прилетавших ко мне беседовать
о боге…
Страшно сделалось Ермию — хоть назад беги… И опять ему пришла в голову дума: не было ли все, что он
слышал о своем путешествии, одною мечтою или даже искушением? Какого праведника можно искать в этом шумном
городе? Откуда тут может быть праведность? Не лучше ли будет бежать отсюда назад, влезть опять в свою каменную щелку, да и стоять, не трогаясь с места.
Во время рассуждений об этом, в комнату вошел аптекарь Гопольд и,
слыша разговоры, заметил Бутовичу, что он только что возвратился из Новгорода, где
слышал о высочайшем повелении об уничтожении карантинов во всех
городах.
Перспектива долгой разлуки с Домашей, которую он искренне любил, вдруг до боли сжала ему сердце, но это было на одно мгновение. Далекая Москва,
город палат царских и боярских хором,
о которых он столько
слышал рассказов, предстал его молодому воображению и распалил любопытство.
Один из знакомых Пьера между разговором
о погоде спросил у него,
слышал ли он
о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в
городе, правда ли это?
В числе корреспонденции, которые сделались мне известны в это короткое время, пока я
слышу о заботах, клонящихся к тому, чтобы оцеломудрить наши
города, — есть одна историйка, чрезвычайно характерная и трогательная по своей архаической простоте.
Стыдом это в моих глазах все это дело покрыло, и не захотел я этого крестителя видеть и
слышать о нем, а повернул назад к
городу с решимостью сесть в своем монастыре за книги, без коих монаху в праздномыслии — смертная гибель, а в промежутках времени смирно стричь ставленников, да дьячих с мужьями мирить; но за святое дело, которое всвяте совершать нельзя кое-как, лучше совсем не трогаться — «не давать безумия богу».