Неточные совпадения
Должно сказать, что была особенная причина, почему я не любил и боялся дедушки: я
своими глазами видел один раз, как он сердился и топал ногами; я
слышал потом
из своей комнаты какие-то страшные и жалобные крики.
Услышав вопль жены, безумный старик остановился в ужасе от того, что сделалось. Вдруг он схватил с полу медальон и бросился вон
из комнаты, но, сделав два шага, упал на колена, уперся руками на стоявший перед ним диван и в изнеможении склонил
свою голову.
Затем, прежде всех криков, раздался один страшный крик. Я видел, как Лизавета Николаевна схватила было
свою мама за плечо, а Маврикия Николаевича за руку и раза два-три рванула их за собой, увлекая
из комнаты, но вдруг вскрикнула и со всего росту упала на пол в обмороке. До сих пор я как будто еще
слышу, как стукнулась она о ковер затылком.
Однажды он проснулся на рассвете, пошёл в кухню пить и вдруг услыхал, что кто-то отпирает дверь
из сеней. Испуганный, он бросился в
свою комнату, лёг, закрылся одеялом, стараясь прижаться к сундуку как можно плотнее, и через минуту, высунув ухо,
услышал в кухне тяжёлые шаги, шелест платья и голос Раисы Петровны...
— Что это вы за глупости священнику говорили, что донесете на него? — сказала Елена сердитым голосом Миклакову, — весь предыдущий разговор она
слышала от слова до слова
из своей комнаты.
Я
слышал один раз
из своей комнаты, которая отделялась тонкою дверью от гостиной, служившей ученым кабинетом и спальной для Григорья Иваныча, как он разговаривал обо мне с Ибрагимовым.
Таков был этот юноша, когда ему минуло шестнадцать лет и когда с Ольгой Сергеевной случилась катастрофа. Приехавши в Петербург, интересная вдова, разумеется, расплакалась и прикинулась до того наивною, что когда «куколка» в первое воскресенье явился в отпуск, то она, увидев его, притворилась испуганною и с криком: «Ах! это не „куколка“! это какой-то большой!» выбежала
из комнаты. «Куколка», с
своей стороны,
услышав такое приветствие, приосанился и покрутил зачаток уса.
Он вышел
из комнаты, и Ольга Ивановна
слышала, как он что-то приказывал
своему лакею. Чтоб не прощаться, не объясняться, а главное, не зарыдать, она, пока не вернулся Рябовский, поскорее побежала в переднюю, надела калоши и вышла на улицу. Тут она легко вздохнула и почувствовала себя навсегда свободной и от Рябовского, и от живописи, и от тяжелого стыда, который так давил ее в мастерской. Все кончено!
Манефа, напившись чайку с изюмом, — была великая постница, сахар почитала скоромным и сроду не употребляла его, — отправилась в
свою комнату и там стала расспрашивать Евпраксию о порядках в братнином доме: усердно ли Богу молятся, сторого ли посты соблюдают, по скольку кафизм в день она прочитывает; каждый ли праздник службу правят, приходят ли на службу сторонние, а затем свела речь на то, что у них в скиту большое расстройство идет из-за епископа Софрония, а другие считают новых архиереев обли́ванцами и
слышать про них не хотят.
— Уж они тебя в поганую
свою веру не приводили ль? — спросила Дарья Сергевна. — Весной, как Марья Ивановна жила у нас, она ведь про какую-то новую веру рассказывала тебе да расхваливала ее. Я
слышала сама
из каморки, что возле твоей
комнаты. Только что слов ее тогда понять не могла.
Дениза Яковлевна
из своей комнаты все это
слышала.
И мне вспомнилось: в первую
из этих ночей я долго
слышал сквозь сон, как он двигался в
своей комнате,
слышал скрип наружной двери и шаги за окном.
— Буду ждать вашего письма, — сказал Горлицын, крепко обнял
своего соседа и простился с ним. Возвратившись домой, обремененный радостным предчувствием и страхом неизвестности, он сказал Филемону, сидевшему уже в передней в здоровом положении, так что могла
слышать Катя
из другой
комнаты...
Катерина Рабе,
услышав из другой
комнаты тонким
своим слухом, что воспитатель ее говорит о московитском царе, привстала со стула, подошла на цыпочках ближе к разговаривавшим и низала на сердце каждое слово, сказанное о Петре.
Глашу это передернуло, она судорожно схватила
свою тарелку, сильно ударила ее об край стола, и когда рассыпавшиеся черепки зазвенели по полу, она нервно вскочила с дрожащими губами из-за стола, перебежала
комнату и бросилась, не
слыша под собою земли, домой.